— И что ж теперь? Эта старая история — причина того, что вы со мной возитесь? — пожал плечами кронпринц.
— Представь себе, мальчик мой. Что бы ни было, сколько бы лет ни прошло, а я чувствую к тебе что-то, что, должно быть, чувствует отец к сыну… Я любил Аманду, и в тебе, кроме черт Лавра, я очень ясно вижу ее черты. Ты ведь последнее, что от нее осталось на этом свете. Больше ничего, никого нет, — Гош подошел к юноше и глянул ему прямо в глаза. — Признаюсь, ты смешал мои карты там, в Илидоле, и я мог бы возненавидеть тебя. Даже сильней, чем Лавра. Но что-то мне не дает. Наверное, память о твоей матери…
— Я не знаю, — прошептал Мелин, — не знаю, кому верить… что делать…
— Верь мне, будь со мной, — улыбнулся Гош. — Ты не пожалеешь.
— Н-не знаю, — мотнул головой юноша и, тяжко вздохнув, вдруг закатил глаза и завалился на бок, упал со скамьи вниз — на земляной пол.
— Эй-эй, — позвал его Гош. — Мы ж только-только нашли общий язык.
Подошедший Коприй присел и взял запястье юноши в свою руку, чтоб пощупать пульс, потом перевернул Мелина на спину, чтоб приложить ухо к груди бедняги:
— Он без сознания. Еле дышит.
— Вижу, — отозвался Гош и разочарованно дернул углом рта. — Столько слов и все впустую. Этот мальчишка мне дорого обходится.
Оруженосец пристально посмотрел на господина:
— Скажите, ваша милость, вы всё это всерьез болтали?
— Ты про что, старина? — поинтересовался лорд Гай, мизинцем почесывая свой крупный нос.
— Да про всю эту историю. Про королеву Аманду? Про любовь вашу…
Гош расхохотался, да так, что пришлось ему на скамью усесться, чтоб удобнее пережить приступ смеха:
— Старина-а, не ожидал я от тебя такого: что ты уши развесишь и поверишь моим сказкам.
— Разве я поверил? — пожал плечами Коприй, поднимая кронпринца и относя его на деревянный топчан, что стоял с правой стороны от камина. — Если бы я поверил, не спрашивал бы: правда — нет. А так — сомневаюсь я, — он уложил парня на сенник. — Что с ним теперь делать-то?
— Для начала — осмотри и перевяжи.
— У него не только раны, у него — жар, он дышить хрипло. Застудился мальчишка. Черт, да зачем он вам? Давайте я его в лес отнесу, коль рук марать неохота — там он и дойдет, и быстро.
— Тихо-тихо, приятель, не торопись, — погрозил оруженосцу пальцем лорд. — Этот парень, как я уже говорил, старший сын короля Лавра, и после смерти моего кузена вполне законно наследует трон. И если я, даже с помощью Тэйт и Бикео, посажу его на трон чуть раньше времени, не будет никаких волнений в народе. Даже наоборот — многие останутся довольны. И еще: у меня все-таки дочь подросла…
Коприй сперва непонимающе дернул мохнатыми бровями, а через секунду уже с пониманием улыбнулся:
— Вот оно что.
— Точно, — кивнул, усмехнувшись, лорд Гош. — Так что окажи ему необходимую помощь и приготовь повозку — отвезешь мальчика в Бобровую усадьбу. Знаешь ведь, что бывает, когда юная девушка берется ухаживать за юным, раненым, красивым рыцарем? Он ведь красивый, — Гай еще раз всмотрелся в белое лицо Мелина. — Потрепанный, но красивый. Элис он понравится — это точно. Я свою дочку знаю… Ну, займись болящим, а я пройдусь по лагерю — гляну, что и как, — и он взял с гвоздя, что торчал в стене у дверного косяка, свой овчинный тулуп и шапку, одел все это, плотно перепоясался широким кушаком и вышел наружу, впустив в дом на пару секунд ледяной ветер и ворох колючих снежинок.
Коприй же послушно склонился над Мелином. Тот сипло дышал, скрежетал зубами и все норовил правой рукой что-то сорвать со своей груди — будто паука гонял.
— Ну, посмотрим, насколько плохи твои дела, — оруженосец достал нож и взялся срезать с больного рваную волками одежду. — Рука исцарапана, но неглубоко. Пара ран от клыков на бедре — тоже пустяк. А вот это серьезней, — он увидал рану на груди — ту самую, что нанес Мелину принц Патрик перед смертью: она раскрылась и воспалилась. — Старая, запущенная. Вот тут всё нехорошо…
Именно она тревожила юношу, заставляла дергать рукой. В бреду ему казалось, что огромный комар сидит на груди и больно тянет из нее кровь.
Коприй смочил полотенце в ведре с талой водой, которая грелась у очага, и осторожно промыл рану молодого лорда. От прохлады Мелин пришел в себя: охнул, раскрыл глаза, увидел над собой хмурое лицо оруженосца:
— Ты что делаешь?
— Буду вас лечить, — признался Коприй.
— Зачем? — простонал Мелин и вдруг закрыл лицо ладонью. — Придуши меня подушкой, а лорду Гошу скажи, что я умер от болезни.
Коприй нахмурился еще больше, задумался, а потом приметил, как дрожат у парня губы — Мелин плакал.
— Почему вы плачете? — спросил оруженосец юношу.
— Потому что я проиграл, — прошептал тот.
— Играть против моего хозяина никому не под силу, — Коприй усмехнулся и подтянул ближе свою санитарную сумку, в которой держал мази, бинты и сборы трав.
— А еще поиграю! — вдруг с вызовом выкрикнул Мелин. — Он хочет, чтоб я жил, а я убью себя!
Оруженосец, невозмутимо перебирая свои лекарские мешочки и баночки, списал этот вопль на лихорадку, что трепала раненого.
— Я не хочу этой войны, — Мелин уцепился рукой за руку Коприя: этот хмурый солдат был для него последним человеком, которому можно было рассказать о своих желаниях, последних желаниях — ведь юноша, в самом деле, решил умирать. — Я не хочу крови, предательства и горя. Неужели только я один желаю мира? Неужели никому не нужен покой в родной стране?
Коприй молчал, а лицо его стало похожим на каменный лик — такие выбивают из гранита для надгробий. Он свернул из куска полотна тампон и сунул его пропитываться в баночку с какой-то темно-желтой смолой. При этом на Мелина не взглянул ни разу.
— А ты? Ты делаешь лишь то, что велит тебе твой лорд, — продолжал шептать ему кронпринц. — Но неужели своих мыслей, желаний у тебя нет? Неужели тебе плевать на то, что будет с твоей родиной? Ты за всю свою жизнь сделал что-либо сам? По своей воле?.. Хотя, может, оно и правильно — чтоб за тебя думал кто-то другой, более умный… Я вот столько дел натворил — и все своей головой. Уж лучше б мне и не родиться вовсе… Так что не трать на меня своих притираний и бинтов. Удуши подушкой — это как раз для меня…
— Ну, уж это мне решать, — сквозь зубы процедил Коприй и, вытащив тампон, прижал его к ране юноши.
Мелин от неожиданной острой боли громко вскрикнул, даже сел и тут же рухнул обратно на топчан — не выдержал, снова потерял сознание.
— Так-то лучше тебя штопать, — проворчал оруженосец и принялся готовить новый тампон.
Хлопнула входная дверь, в комнату опять ворвались вьюга и снег — из морозной ночи вернулся лорд Гай Гош.
— Бррр, — вполне понятно сообщил он о вьюге, что неистовствовала снаружи, и сразу кинулся к очагу, протянул руки к теплу. — Долго на улице не пробудешь — на ходу ноги-руки застывают… Как наш больной ребенок?
— Жить будет, — кивнул Коприй.
— Это добрая весть, — Гай, слегка отогревшись, сбросил тулуп прямо на пол и сел на табурет. — Завтра же поедете в Бобровую усадьбу… Лорд Мелин мне еще 'спасибо' скажет.
Коприй опять кивнул, дав понять, что у него нет оснований сомневаться в правильности слов господина…
Глава четвертая
Кто-то ласково коснулся щеки, погладил по голове.
Мама… это мама.
Мягкие темные волосы пахнут цветами и щекочут ему лицо — она наклонилась к колыбели, чтоб поцеловать сына-кроху перед сном. 'Спокойной ночи, лапушка', - так сказала, улыбаясь самой лучшей улыбкой на свете, опять коснулась пальцами его щеки.
Вот они — эти воспоминания — всплыли только сейчас…
С ее лица вдруг сошла улыбка, она вздрогнула, встревожено дернула тонкими бровями к переносице, обернулась — кто-то звал ее. Кто-то требовал ее.
— Мам! — сипло выкрикнул Мелин, потянулся к ней: ему внезапно стало жутко. — Мама!
— Мне пора. Спи, — сказала тихо, поцеловала его в лоб и медленно растаяла в воздухе, махнув сыну рукой.
— Я с тобой! Забери меня! — отчаянно закричал Мелин, рванулся следом, но провалился в жар и боль.
Больно, жарко и в сердце — тоска.
Такая смутная, такая гнетущая, словно падаешь в бездонную темную яму и точно знаешь: уже никогда не будет тебе оттуда выхода. И стонать, кричать хочется.
А сил нет. Ни на что. Как и желания жить.
Ох, как же плохо тебе, Мелин, в этой жизни…
Его хлопали по щекам и уговаривали 'успокойся'.
Мелин открыл глаза.
— Привет, волчонок, — ему улыбнулась сияющая фея.
— Привет, — растерянно отозвался юноша.
— Как себя чувствуешь?
— Вроде хорошо, — тем же потерянным тоном отвечал кронпринц.
— Рада, очень, — говоря с ним, фея не переставала дружелюбно улыбаться. — Хочешь пить?
— Да.
Она, еле слышно шурша мягкой шерстяной юбкой, легко спрыгнула с постели, на которой сидела рядом с больным, и, схватив с прикроватного столика
