для своих нужд, переставив все, что там стояло.
– Ничего не нашел. Про то, что девка руки на себя наложила, люди сказывали.
– Они много чего сказывают, да не все правда! – в тон священнику ответил Илья Андреевич и быстро скомандовал слугам: – Заносите тело.
Отец Алексей попытался снова замахнуться на них своим 'оружием', но Тоннер крепко схватил его за руку. Настю уложили подле князя. Обоих накрыли простынями.
– Над самоубийцей служить не буду! – оскорбленно заявил поп.
– И не надо. Пока отдохните, а мы спальню осмотрим.
Священник понял, что его прогоняют. И кто? Католик и мощепотрошитель!
– Как же так? – Ища поддержки, поп устремил взор на Киросирова. Власть должна защищать православных!
Молитву Киросирова Господь не услышал, доктор никуда уезжать явно не собирался. А без Божьей поддержки связываться с Тоннером Киросиров опасался. Да и повода нет: лития прочитана, долг перед покойником выполнен.
Видя, что никто не пытается осадить трупоосквернителя, священник покинул спальню. Если бы в проходе не стояли урядник с Терлецким, он бы напоследок громко хлопнул дверью.
– Дайте зарисовку, – попросил Угарова Илья Андреевич.
Денис замешкался. В руках он держал уже два альбома и очень боялся их перепутать. Второй молодой художник нашел в трофейной на камине и страшно удивился. Почему Тучин бросил его там? А пролистнув, ужаснулся! Сашкины рисунки были верхом неприличия! На первых Маша Растоцкая была одета во вчерашнее платье с фижмами. На последующих платье исчезло, зато появились сатиры, а на самых последних – и вовсе черти с рогами. И то, чем с ними Маша занималась, пристойными словами не опишешь! Неужели девушка голой позировала? Неужели милая провинциальная барышня отдалась Тучину в кустах?
Нет, не может быть! Где вы видели девушку, которая бы два раза подряд одно и то же платье надела? Значит, рисовал Тучин по памяти, на свидание Маша не пришла. Оттого и разозлился, и в этаких позах изобразил. Разозлился! Это точно! Ишь, три листа с мясом вырвал, никогда аккуратист Тучин себе такого не позволял! От греха подальше Угаров забрал альбом с собой. Нарисовано-то мастерски: ни одного лишнего штриха, композиции безупречны, динамика превосходна, в каждом персонаже чувствуется неутомимая похоть. Не дай Бог, кто увидит! Машу всякий здесь узнает.
Денис раскрыл свой альбом на нужной странице и подал Тоннеру.
– Итак, на этом столике стояли две тарелки. Где они?
Одну батюшка водрузил на камин, вторую нашли под кроватью. Оттуда же вытащили ночной горшок. К изумлению Угарова, Тоннер заглянул внутрь.
– Пустой, – огорчился Илья Андреевич. А полный, неужто понюхал бы? Угарова передернуло! Абсолютно небрезглив столичный доктор! Тоннер тем временем продолжал осмотр. – Одна тарелка тоже пуста, а вот на второй еда не тронута: кусок мяса и жареная картошка. Глазьев!
Антон Альбертович подскочил к Тоннеру.
– Возьмите в несессере две пробирки и положите по кусочку пищи в каждую, а я пока с напитками разберусь. Было: два бокала на столе, два на полу. Теперь все четыре на камине. И какой из них откуда?
– Проще пареной репы! – воскликнул Угаров. – Левые, что ближе к окну, со стола, а правые – с пола.
– Да-с, наиболее вероятно. Потом уточним у священника. Кувшин воды подайте, – обратился к слугам Тоннер и оглядел помещение. Опять толпа в дверях! И Митя приперся, и Рухнов, и вся дворня. Глупо проводить расследование на глазах десятков людей! Вдруг среди них убийца? Среди зевак Илья Андреевич приметил Петушкова.
– Господин управляющий! Крысы, мыши в имении водятся?
– Как без них? – вопросом на вопрос ответил Петушков.
– Чем травите?
– Мышьяком. Самое убойное средство.
– Так я и думал, – заметил Тоннер и неожиданно прибавил: – Это хорошо!
Если бы оказалось, что грызунов травят цианидами, список подозреваемых разросся бы до бесконечности. Мотив, чтобы отравить хозяина, у холопа всегда найдется, в самой природе рабства конфликт заложен. Посыпь жаркое вместо соли мышьяком – и одним князем меньше.
Могла ли отравить князя Настя? В этом Тоннер сомневался. На первый взгляд, версия урядника выглядела логично: компаньонка крутила роман с князем, могла и влюбиться. А может, наоборот, чувств не питала, но хотелось бесприданнице богатой княгиней стать. А когда Василий Васильевич женился на другой, решила на себя руки наложить, а заодно и обманщика наказать. Но почему в день свадьбы? Надеялась, что Северский у алтаря опомнится, кинется в ноги прощения просить? Бред, не походила Настя на наивную дурочку! Да и расстроенной она вчера не выглядела. Флиртовала с мужчинами, была весела. Девка молодая, красивая, если не мужа, так покровителя могла легко найти! Если верить Глазьеву, и препятствий не боялась. Как ловко устранила мешавшую роману с Северским Анну Михайловну!
Кто-то из слуг принес кувшин с водой.
– Антон Альбертыч, возьмите-ка нумерованные пробирки в моем несессере. В каждом бокале ополосните стенки водой, а затем смывы разлейте по пробиркам. – Илья Андреевич снова заглянул в рисунок. – И, наконец, бутылки из-под шампанского. Их было две. Куда их поп засунул?
Тоннер бросился искать. Никто ему не помогал. Что за пробирки, зачем в них что-то кладут и наливают, не понимал даже Терлецкий.
Интуиция, мудрая эфемерная дама, нашептывала Илье Андреевичу: Настя невиновна. Зачем травить себя, любимую, желанного мужчину? Логичней покончить с соперницей, притом задолго до венчания! И опий у компаньонки имелся, зачем цианид доставать?
Но если не она, то кто? Северский? Маловероятно! Остается княгиня. Кстати, Шулявский вчера намекал: 'Ставлю все деньги, что князь недолго проживет!' А Настя – случайная жертва! Откуда могла знать Северская, что после ее отъезда в спальню проберется компаньонка? Если убийца Настя, яд обнаружится только в бокалах, туда его кинуть проще. Если отравила княгиня – яд должен быть и в бутылке. Княгиня не могла угадать, из какого бокала захочет опохмелиться муж. Надо найти бутылки и проверить!
Илья Андреевич отдернул шторы. Слава Богу, бутылки стояли там.
– Пустые, – вновь расстроился доктор.
– Они и утром были пусты, – подсказал Угаров.
– Очень странно, очень! – присвистнул Тоннер.
– Что странного? – подал голос Киросиров. – Свадьба, взяли и выпили.
– Допустим! А почему ночной горшок сухой? – спросил Илья Андреевич.
– Ну, знаете, я преступников ловлю, так сказать, в нужники не заглядываю! – с ненавистью ответил урядник.
– А зря! Много интересного можно найти. – Размышляя о своем, доктор не заметил, что Киросиров побледнел. Степень кипения урядника приближалась к критической. Попа доктор выставил, Настю загробной жизни лишил, теперь будет указывать, куда ему нос совать? – Я придумал, как уточнить время смерти. Еду заказал князь, сказал, что голоден. Логично предположить, что он же ее и съел. Так?
Киросиров чуть кивнул лысой своей головой. Сам бы он сейчас с удовольствием съел Тоннера.
– Еду подали около часу ночи, – не обращая внимания на урядника, продолжал доктор. – По степени переваренности содержимого желудка можно узнать, когда Северский умер. Придется вскрывать!
– Ни за что! Хватит святотатств! – закричал Киросиров.
Тоннер посмотрел на Терлецкого. Тот молчал. Разбирайтесь, мол, сами! Он корил себя за глупость: ввязался в расследование, его не касавшееся, раскрыл инкогнито, подставил под удар задание государственной важности.
– Жаль! – только и сказал Тоннер.
Подошел к камину. Присев на колени, потрогал сложенные дрова. Затем поднес руку к носу, понюхал и торжествующе повернулся к Киросирову.
