– Какая невероятная цепь случайностей! – воскликнул Роос. – Никакой роман не сравнится с жизнью! Украденные бриллианты через десятилетия оказались снова там, где их похитили! Сверхъестественно!
– Ну, сверхъестественного тут нет ничего, – поднялся молчавший весь вечер Тоннер. Почему-то сразу все замолчали. – И выкопали их не мародеры.
– Вы-то откуда знаете? – изумился Киросиров.
– А он, не в пример тебе, Павсикакий, умен! – припечатала урядника Анна Михайловна. – Про Митиных родителей догадался.
– Сам? – не поверил Киросиров. – Как такое возможно?
– Очень просто. – Тоннер принялся расхаживать вдоль стола, словно профессор в аудитории. – Митя упомянул день своего рождения, 20 декабря. В этом году ему стукнет шестнадцать. Ту же дату, 20 декабря 1813 года, я обнаружил на Катиной могиле. Так выяснил, кто его мать. Вспомнив, что Анна Михайловна пресекала все попытки своего сына жениться, догадался, кто отец. Вопросы есть?
– Про бриллианты хотели рассказать, Илья Андреевич, – уважительно напомнила ему старая княгиня.
– Ах да! Отряду князя Александра Северского часто удавалось внезапно нападать на одинокие обозы, избегая столкновений с крупными частями. Откуда он получал точную информацию, скрываясь в лесу, было для французов полнейшей загадкой. А ему помогал всем хорошо знакомый Сочин.
Сидевший у стенки смотритель (его пригласили по настоянию Тоннера, но за стол, как и героя Данилу, конечно, не посадили) встал и поклонился.
– Сочин! Ух, ты! – воскликнул Растоцкий. – А никогда не хвастался!
– Сочин человек скромный, себя не выпячивает. Может, потому Александр Северский так ему доверял.
– Теперь понятно, кто выдал Северского французам! – закричал Киросиров.
– Окстись, Павсикакий! Эта история всем известна, – урезонил Киросирова Растоцкий. – Французы целую деревню в сарай согнали да пообещали сжечь, если князь с отрядом не сдастся. Северский, спасая собственных крестьян, вышел из леса.
– Скорую свою гибель Северский предчувствовал, незадолго до нее как-то ночью пришел к Сочину. Но думаю, об этом подробно расскажет сам герой.
Смотритель, смущенный множеством уставившихся на него глаз, начал:
– Да что рассказывать? Пришел Ляксандра Васильевич ночью, стукнул в окошко, как было условлено.
Я во двор шмыгнул. Князь поведал, что спрятал драгоценности еще в начале войны. Место в лесу, где они с Пантелеем закопали сокровища, он и дочке показал, да опасался, вдруг забудет иль перепутает. 'Ты, Сочин, человек верный, чужого не возьмешь. Я тут план набросал, если и я, и Пантелей погибнем, обязательно передай Кате'.
Сочин достал из-за пазухи запечатанный конверт.
– Кому отдать, Илья Андреич? – спросил смотритель.
Тоннер пожал плечами.
– Мите, конечно. Катиному сыну.
– Выходит, потрох бородатый, ты знал, где драгоценности? – заорала на Пантелея Анна Михайловна. – А божился, что слыхом не слыхивал!
– Не божился я! – резко встал со стула купец. – Я рассказать, как на духу хотел, но вы моей Василисе вольную не дали.
– А чегой-то я вольную должна была давать? – возмутилась Анна Михайловна.
– Александр Васильевич обещал. Подарок мне на свадьбу.
– Я его обещания выполнять не обязана. Скажи спасибо, что выкупить разрешила.
– Потому кукиш с маслом и получили, а не драгоценности. Я хотел у вас денег одолжить, мечтал винную торговлю начать, а вы Василису выкупать заставили. Выкопал сам, продал, а деньги пустил в дело.
Ни капли раскаяния не было в голосе Пантелея. Анна Михайловна побагровела.
– Ожерелье я Камбреме продал, он на годовщину свадьбы подарок жене искал. А сережки себе оставил. Больно они Василисе, покойнице, нравились. Пригласит купчих, напялит и хвастается: муж из Парижу привез. Те дуры ахали. Как она померла, я смотреть на сережки не мог. Плакал, Василисушку вспоминал, потому в Париже и сдал ювелиру. Так они к д'Ариньи этому и попали.
– Все, раскольник, – радостно потер руки Киросиров. – За такое прямиком на каторгу пойдешь.
– Простите, господа, – вскочил с места Роос. – Я что-то, видимо, пропустил. Думаю, проблема в переводе… – Этнограф покосился на Лидочку. – Кто князя-то убил?
– Да, Павсикакий! – поддержала Анна Михайловна. – Ну-ка, проясни! Васька с Настей опоили Елизавету Петровну, а кто их самих отравил?
– Шулявский! – ни секунды не раздумывая, ответил Киросиров. – У него Илья Андреевич скляночку из- под яда нашел.
– А самого Шулявского? – не отставала от него Северская.
– Как кто? Тучин! А Савелия прикончил Никодим, – закончил Киросиров. – Он же и на Пантелея покушался!
– Допустим! – сказала Анна Михайловна. – А бриллианты где?
– Думаю, вместе с домом сгорели. Не успел точно выяснить. Мне мешали сильно, – стал оправдываться Киросиров. – Все, кому не лень, лезли в расследование: Рухнов. Угаров, Тоннер…
Хотел и Терлецкого упомянуть, но, взглянув в недобро улыбавшиеся глаза Федора Максимовича, передумал.
– Раз не знаешь, сядь! И помолчи, – оборвала Анна Михайловна. – Этих господ и послушаем. Княгиню они спасли, может, и про убийцу знают, и про бриллианты. Михаил Ильич! Вам слово! Да вы сидите!
– Подозреваю Митю… – начал Рухнов.
– Понятно, – не дослушала Северская. – Внук все рассказал, дураку ясно, это не он. Давайте вы, непоседливый отрок.
– Я – Елизавету Петровну… – Денису также договорить не дали.
– Значит, тоже ни черта не знаете! Перейдем к доктору. Только на вас и надежда! Знаете, кто убийца?
Тоннер привстал, медленно потер ладони, посмотрел на Терлецкого. Тот развел руками, мол, сам понимаешь, никаких доказательств за разговор не прибавилось. Убийца ведет себя осторожно, ни жестом себя не выдал, ни фразой! Но Тоннер так не считал. Появилась тоненькая ниточка. Как бы потянуть да не оборвать?
– Знаю! – решился Тоннер. – Знал еще вечером, сегодняшние события только укрепили мои подозрения.
– Что же раньше молчали? – воскликнула Суховская.
– Доказательств не было, одни умозаключения. С них пока и начну. Отравление князя и княгини – именно они, не Настя, были целью убийцы, – заранее не планировалось.
– Почему вы так решили, доктор? – спросил генерал.
– Про то, что Настя осталась ночевать в спальне князя, не знал никто, даже Никодим. Планируемой жертвой она быть никак не могла.
– Это понятно, я не про то спрашивал. Почему вы думаете, что отравитель действовал спонтанно?
– Яд был высыпан в бутылку. Это крайне рискованно, отпить из нее мог кто угодно. Например, лакей, который ее понесет. Потому я сделал вывод: решение отравить супругов преступник принял внезапно, видимо, узнав о предстоящем отъезде княгини. Прицельно, в бокал, высыпать яд он уже не мог. И мои благодарности господину Рухнову: именно он подсказал, где и когда попал яд в бутылку.
Довольный Михаил Ильич вставил:
– Горничная Катя пошла на кухню за едой для князя. Гришке, – тут Рухнов хихикнул, – поручили меня, пьяного, в комнату оттащить. Он открыл бутылку, оставил в буфетной без присмотра. Чем убийца и воспользовался.
– Днем выяснилось, – продолжил Тоннер. – что княгиня не отравлена. Преступник запаниковал и решил тайком покинуть имение. При определенных обстоятельствах княгиня могла его изобличить.
