Ну... это зависит от того, что ты понимаешь под словом «призрак».
Я постучала пальцем по какой-то теологической книге.
— Вся суть этого в том, что, умирая, мы попадаем в рай или в ад. Получается, что рассказы о призраках просто выдумки, верно? Ни в Библии, ни где-то еще о них ничего нет.
— И снова, — сказал он, — это зависит от определения. Согласно нашей вере, после смерти дух отделяется от тела и иногда может задержаться в этом мире.
— Что? — Пыльная чаша выпала из моих рук; по счастью, она была деревянная и не разбилась. Я быстро подняла ее. Это был не тот ответ, которого я ожидала. — Надолго? Навсегда?
— Нет-нет, конечно нет. Это бросало бы вызов идее воскрешения и спасения, что является краеугольным камнем нашей веры. Однако считается, что душа может оставаться на земле от трех до сорока дней после смерти. В конце концов, она получит «временный» приговор, который заставит ее покинуть этот мир и определит ей место в раю или в аду, хотя реально он не будет исполнен до Судного дня, когда душа и тело воссоединятся для вечной жизни.
Идея спасения ускользнула от меня, все мое внимание сосредоточилось на словах «от трех до сорока дней». Я и думать забыла о том, чем занималась.
— Да, но это правда или нет? Дух действительно бродит по земле еще сорок дней после смерти?
— Ах, Роза! Те, кто задается вопросом, истинна ли вера, возможно, еще не созрели для нее.
У меня возникло чувство, что он прав. Я вздохнула и вернулась к стоящему передо мной ящику.
— Но, — доброжелательно продолжал он, — если это поможет тебе, добавлю вот что. Народы Восточной Европы верили в существование призраков еще до распространения христианства. Традиционно считалось, что на короткое время дух после смерти остается рядом с землей — в особенности, если погибший был молод или умер насильственной смертью.
Я замерла. Все, чего мне удалось добиться, убеждая себя, будто Мейсон — порождение моего стресса, мгновенно свелось к нулю.
— Зачем? — спросила я упавшим голосом. — Зачем они остаются? Ради... ради мести?
— Некоторые считают, что по этой причине, а другие — что душе трудно сразу обрести мир после тяжких испытаний.
— А вы что думаете? — спросила я.
Он улыбнулся.
— Я верю, что душа отделяется от тела, в точности как учит наш Отец, но время ее пребывания на земле недоступно нашему восприятию. Это не как в кино, где призраки обитают в домах или посещают тех, кого знали. Я представляю себе эти духи, дожидающиеся перехода и обретения мира, скорее как разлитую вокруг энергию, как что-то недоступное нашему восприятию. В конечном счете имеет значение то, что происходит за пределами земли, когда мы обретаем жизнь вечную, выкупленную для нас Спасителем ценой Его величайшей жертвы. Вот что важно.
Я подумала: был бы отец Андрей так скор в своих суждениях, если бы видел то же, что и я?
И как теологические идеи отца Андрея относительно рая и ада вписываются в то, что произошло со мной, умершей и возвращенной к жизни? Виктор Дашков говорил, что я побывала в мире смерти и вернулась, исцеленная Лиссой. В каком мире смерти? В раю или в аду? Или имелось в виду именно то промежуточное состояние пребывания на земле, о котором говорит отец Андрей?
После этого я замолчала, поскольку идея ищущего мести Мейсона устрашала. Отец Андрей почувствовал изменение моего настроения, но, конечно, не понимал его причины. Он попытался отвлечь меня.
— Я получил от знакомого в другом приходе кое-какие новые книги. Очень интересные рассказы о святом Владимире. Ты все еще интересуешься им и Анной?
Теоретически да. До встречи с Адрианом мы знали о существовании лишь двух наделенных духом. Одна была наша бывшая учительница, госпожа Карп, которая под воздействием духа полностью сошла с ума и, чтобы избавиться от безумия, стала стригоем. Другим человеком был святой Владимир, именем его названа наша Академия. Он жил много столетий назад и вернул к жизни свою умершую женщину-стража Анну — в точности как Лисса меня. В результате Анна стала «поцелованной тьмой», и между ними также возникла связь.
В обычных обстоятельствах мы с Лиссой пытались разузнать об Анне и Владимире все, что можно, чтобы лучше понимать самих себя. Но прямо сейчас у меня были проблемы серьезнее, чем неизменно присутствующая, загадочная психическая связь между Лиссой и мной. Ее отодвинул на задний план призрак, который, возможно, был в ярости из-за моей роли в его преждевременной смерти.
— Да... — уклончиво ответила я, отводя взгляд. — Интересуюсь... но, думаю, в ближайшее время мне будет не до этого. Я очень занята со всеми этими... ну, вы знаете, полевыми испытаниями.
Я снова впала в молчание. Он понял намек и больше не пытался меня разговорить. За все это время Дмитрий не произнес ни слова. Когда мы, в конце концов, закончили разборку, отец Андрей сообщил, что нам осталось выполнить еще одну задачу. Он указал на некоторые ящики, которые мы упаковали заново.
— Отнесите их в кампус начальной школы, — сказал он, — и оставьте около спального корпуса мороев. Может, госпоже Дэвис, которая преподает в воскресной школе, что-нибудь из этого пригодится.
Кампус начальной школы находится довольно далеко, и было ясно, что нам с Дмитрием придется сделать, по крайней мере, две ходки. И все же это был еще один шаг на пути к свободе.
— Почему тебя так заинтересовали призраки? — спросил Дмитрий во время первого захода.
— Просто чтобы поддержать разговор.
— В данный момент я не могу видеть твое лицо, но у меня такое чувство, что ты опять лжешь.
— Черт побери! В последнее время все думают обо мне плохо. Стэн обвинил меня в том, что я жажду славы.
— Я слышал об этом. — Мы как раз завернули за угол, и вдали показались здания кампуса начальной школы. — Это немного несправедливо с его стороны.
— Немного? Ха! Ну, спасибо, но я начала терять веру в эти полевые испытания. А временами и вообще в Академию.
Признание Дмитрия, конечно, приятно взволновало меня, но злость на Стэна не уменьшилась. Снова ожило темное, «брюзжащее» чувство, терзавшее меня в последнее время.
— Ты на самом деле так думаешь? — поинтересовался наставник.
— Не знаю. Такое впечатление, будто школа в плену правил и установок, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я видела, как все происходит на самом деле, товарищ. Я угодила прямо в логово монстра. И в каком-то смысле... Не знаю, способны ли эти испытания подготовить нас к реальным ситуациям.
Я ожидала, что он начнет спорить, но, к моему удивлению, он сказал:
— Иногда я готов с этим согласиться.
Мы как раз входили в спальный корпус, и я едва не споткнулась. Вестибюль мало чем отличался от тех, что у нас, в кампусе средней школы.
— Неужели?
— Именно так. — Легкая улыбка скользнула по его лицу. — В смысле, я не согласен, чтобы новичков выпускали в мир в возрасте десяти лет или где-то около, но иногда мне кажется, что полевые испытания должны протекать действительно в полевых условиях. Первый год службы стражем дал мне больше с точки зрения знаний, чем все годы обучения. Ну... может, не все. Но это абсолютно другая ситуация.
Мы обменялись взглядами, довольные общим согласием. Что-то теплое разлилось внутри, и злость начала стихать. Дмитрий понимал мое недовольство системой обучения, но, если уж на то пошло, он понимал меня. Наставник оглянулся, однако за стойкой никого не оказалось. В вестибюле были только несколько учащихся чуть старше десяти. Они занимались или болтали.
— Ох, мы попали в спальный корпус старших ребят. — Я сместила вес своего ящика. — Младшие — соседняя дверь.
— Да, но госпожа Дэвис живет в этом здании. Давай-ка я разыщу ее и спрошу, куда нужно отнести ящики. — Он осторожно поставил свой ящик. — Сейчас вернусь.
Проводив его взглядом, я тоже поставила свой ящик. Прислонившись к стене, я осмотрелась и едва не подскочила, разглядев всего в паре футов от себя моройскую девочку. Она стояла так неподвижно, что раньше я не заметила ее. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать; высокая, гораздо выше меня, что лишь усугублялось ее худощавостью. Волосы напоминали облако темно-каштановых кудрей, на лице веснушки — большая редкость у бледнокожих мороев. Увидев, что я смотрю на нее, она широко распахнула глаза.
— О господи! Ты ведь Роза Хэзевей?
— Да, — с удивлением ответила я. — Ты меня знаешь?
— Кто же тебя не знает? В смысле, о тебе все слышали. Что ты сбежала, а потом вернулась и убила двух стригоев. Это так круто! У тебя есть знаки молнии?
Она тарахтела с такой скоростью, что едва успевала дышать.
— Да. Два.
От мысли о крошечных татуировках на задней стороне шеи по коже побежали мурашки. Ее бледно-зеленые глаза распахнулись еще шире — если это было возможно.
— О боже мой! Класс!
Обычно меня раздражает, когда поднимают шум из-за моих знаков молнии. В конце концов, обстоятельства, связанные с их получением, крутыми не назовешь. Однако девочка была такая юная, такая... трогательная.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Джиллиан... Джил. В смысле, просто Джил. Не то и другое вместе. Джиллиан — мое полное имя. Все зовут меня Джил.
— Правильно, — сказала я, пряча улыбку. — Я так и поняла.
— Я слышала, морои использовали магию во время вашего сражения со стригоями. Мне хотелось бы стать такой же. Хорошо бы, кто-нибудь научил меня. Моя стихия — воздух. Как думаешь, можно использовать воздух в сражении со стригоями? Все говорят, я сошла с ума.
На протяжении столетий использование мороями магии для борьбы считалось греховным. Все были убеждены, что ее нужно применять исключительно в мирных целях. В последнее время некоторые усомнились в правильности такого подхода, в особенности после того, как Кристиан во время нашего спасения в Спокане продемонстрировал полезность магии.
— Не знаю, — ответила я. — Тебе нужно поговорить с Кристианом Озера.
Она потрясенно открыла рот.
— И он будет разговаривать со мной?
— Если ты поднимешь вопрос о сражении с помощью магии, то да, он будет разговаривать с тобой.
— Ух ты! Это был страж Беликов? — спросила она, резко меняя тему.
— Да.
Клянусь, я подумала, что она прямо тут, на месте, грохнется в обморок.
— Он еще симпатичнее, чем я думала. Он твой наставник? Твой персональный учитель?
— Да.
И где, интересно, он пропадает? Разговаривать с Джил было немного утомительно.
— Здорово! Знаешь, вы ведете себя не как учитель и ученица. Вы кажетесь... ну, друзьями. Вы общаетесь помимо тренировок?
— Ну, типа того. Иногда.
Я вспомнила, как недавно подумала, что я — одна из немногих, с кем Дмитрий общается за пределами служебных обязанностей.
— Понимаю! Я даже представить себе этого не могу — лично я рядом с ним все время просто тряслась бы от волнения. А ты такая крутая! «Да, я с этим потрясающим парнем, но вообще-то это не имеет значения».
Я рассмеялась вопреки собственному желанию.
— Думаю, ты считаешь меня лучше, чем я есть.
— Ни в коем случае. И знаешь, я не верю всем этим рассказам.
— Ммм... рассказам?
— Ну, о том, что ты подставила Кристиана Озера.
— Ну, спасибо.
Значит, слухи о моем унижении просочились даже к младшим ученикам. Зайди я в корпус малышей, и, вполне вероятно, какая-нибудь шестилетка выдала бы мне, что слышала, будто я убила Кристиана.
На лице Джил возникло выражение неуверенности.
— Но вот насчет другой истории я не знаю, что и думать.
— Какой другой истории?
— О том, что ты и Адриан Ивашков...
— Нет, — прервала я ее, не желая выслушивать всякие гадости. — Что бы ни болтали, все это неправда.
— Но это так романтично.
— Тем более это неправда.
Лицо у нее вытянулось, но она очень быстро взбодрилась снова.
— Эй, ты не можешь научить меня драться?
— Постой... Что? Зачем тебе это?
— Ну, если собираюсь сражаться с помощью магии, то неплохо уметь драться и обычным способом.
— Думаю, тебе не ко мне нужно обращаться, — ответила я. — Попроси, скажем... своего преподавателя физкультуры.
— Я просила! — Она, казалось, просто кипела от возмущения. — И он ответил «нет».
Я опять невольно рассмеялась.
— Я пошутила насчет этого.
— Перестань, это наверняка поможет мне когда-нибудь сражаться со стригоями.
Мой смех стих.
— Нет, на самом деле не поможет.
Она прикусила губу, все еще отчаянно желая убедить меня.
— Ну, по крайней мере, поможет против этих психов.
— Что? Каких психов?
— Тут постоянно кого-нибудь избивают. На прошлой неделе Дейна Зеклоса, а всего день назад Брета.
— Дейн... — Я попыталась оживить в памяти генеалогию мороев. Тут была целая прорва Зеклосов. — Это младший брат Джесси...
Джил кивнула.
— Ага. Одна из наших учительниц ужас как разозлилась, но Дейн не сказал ни слова. И Брет тоже.
— А Брет у нас кто?
— Озера.
Я не врубилась.
— Озера?
Она, судя по всему, была счастлива поведать мне о том, чего я не знала.
— Он бойфренд моей подруги Айми. Вчера он весь был в синяках... и даже как будто в рубцах. Или что-то вроде этого, такой странный вид. Может ожоги? Но Дейну пришлось еще хуже. И когда госпожа Каллахан спросила Брета, он убедил ее, что это так, пустяки. Ну, она его и отпустила. И еще у него было отличное настроение — что тоже странно, поскольку у человека должно испортиться настроение, если его изобьют, верно?
Ее слова пробудили воспоминание где-то в глубине сознания. Существовала некая связь... но вот какая? Со всеми этими призраками, Виктором и полевыми испытаниями удивительно, что я вообще могла вести связный разговор.
— Так, может, ты поучишь меня, чтобы мне тоже не досталось? —
