преображалась, становилась веселой и шаловливой, и могла плескаться и нырять бесконечно. Но сегодня они лишь быстро окунулись, а затем берегом реки направились вниз по течению.
Стояла лучшая пора года в тех краях — долгое, мягкое лето, когда холмы преграждают путь ветрам и дождям на равнину. Воздух чистый, звенящий. Неяркие краски степи. Река спокойно стремила свои воды под синим холстом неба. Не верилось, что она способна на ярость, что в дождливый сезон река разливается, затопляя пологий берег, и воды, красные от глины, дохлестывают до помостов.
В той стороне, откуда пришел Н’Даннг, протянулась неровная цепь холмов. Днем очертания их становились размытыми, словно плыли в мареве горячего воздуха над равниной. Линия холмов изгибалась широким полукругом, и к востоку ее продолжение закрывал лес: он начинался сразу, без подлеска, от поселка его отделяли только огороды. Картина была мирной, навевала покой. Трудно было поверить, что зло — вот оно, совсем рядом, в лесу. Единственным напоминанием этому служила черная полоса, захватывающая часть поселка. Дождей, чтобы размыть ее, не было, и траурный цвет держался стойко.
Майхе по обыкновению молчала. Заговорил Н’Даннг. Он давно готовил эти слова, и все-таки они трудно давались ему. Непроницаемое обычно лицо воина, подобное бронзовой маске, отразило сложную игру чувств.
— Майхе! Тебе известна теперь моя жизнь, она нелегка — странствия да сражения. До сих пор я не видел причин менять ее и не искал спутника. Но теперь мне стало казаться, что человек не в силах провести всю свою жизнь в скитаниях. И, может быть, хижина в тихом месте у реки… Не согласишься ли разделить со мной кров и очаг?
Воин остановился, привлек женщину к себе.
— Майхе?
Прохладная ладонь легла ему на губы. Н’Даннг с тревогой заглянул ей в глаза, но ответный взгляд не таил улыбки.
— И я думала об этом, — шепнула Майхе. — Дом, где всегда тепло, где звенят детские голоса. Но, — глаза ее потемнели, — давай подождем немного. И спасибо, что не пытаешься отговорить меня от участия в сражении — все равно не соглашусь. Повтори мне свои слова послезавтра вечером, когда дракон будет мертв. Да будет с нами удача!
У них было еще много времени до завтрашнего утра, и некоторую его часть Н’Даннг и Майхе провели в беседах. Но по молчаливому согласию к этому разговору они больше не возвращались.
Следующий день охотники истратили на приготовления. Ого и Горо отправились в обход владений дракона подальше в лес, спилили большое дерево, обработали ствол и сплавили бревно по реке. Времени на это потребовалось много, чтобы дракон не услышал и не отправился посмотреть, что происходит. Майхе, собрав все кожи, что нашлись в покинутых хижинах, трудилась над одеждами., которые должны были защитить их от ядовитого дыхания. Н’Даннг в одиночку следил за драконом. Воздух в лесу был прохладным, но дышать было тяжело — стойкая вонь не выветривалась за ночь. Н’Даннг смотрел издалека, как что-то большое, бурое, пятнистое движется среди обожженных стволов мертвых деревьев, и чувствовал, как напрягаются мускулы, готовые к действию.
После обеда охотники легли спать, чтобы набраться сил перед тяжелой работой. Майхе настояла, что останется сторожить. Уже наступили сумерки, когда Н’Даннг проснулся от запаха копченой рыбы, который щекотал ему ноздри, и растолкал братьев. К тому времени, как они поужинали, дракон должен был по своему обыкновению заползти в логовище, и можно было начинать.
По мере того, как всходили луны, становилось все светлее. Место для западни выбрали заранее — около самой воды, немного не доходя до площадки на берегу, где дракон пил воду, и песок под его лапами схватился сплошной коркой. Майхе осталась у логовища на всякий случай, чтобы дракон не застал их врасплох, если вылезет из берлоги. Н’Даннг и Ого копали яму. Рыть было трудно — корни деревьев и трав, пронизывающие землю, сплелись в единое целое. Вскоре охотники сбросили одежду и работали нагие до пояса, а лунный свет, казалось, плавился на разгоряченных телах и стекал по ним вместе с потом. Старались копать тихо. Горо уносил землю и сбрасывал ее в реку. Бревно, которое было спрятано в кустах выше по течению, вытащили на берег, и Горо принялся опутывать его сложной сетью веревок.
Работали без передышки: время торопило. Закончив глубокую яму, на дно вкопали заостренные на концах колья, которые Ого, — не особо, впрочем, надеясь на успех, — вымочил в ядовитом отваре болотной травы. Сверху положили настил из тонких жердей, засыпали землей, заровняли. Бревно подняли наверх, рассчитывая на то, что дракон не имел привычки разглядывать небо, и закрепили веревками. Они едва успели завершить работу к рассвету.
Охотники быстро окунулись ниже по течению, натянули плотные, жаркие кожи и вошли в воду еще раз, уже в одежде. Только головы и лица оставили пока открытыми. Взяли с собой воды в тыквенных сосудах, чтобы обливаться ею, если придется ждать долго. И залегли поодаль по обе стороны драконовой тропы, которую окружали мертвая трава, мертвые деревья и кусты, источавшие резкий, кислый запах смерти.
Ждать, и верно, пришлось долго. Солнце давно встало над лесом, от черной земли на тропинке поднимался вонючий пар. Н’Даннг забеспокоился, что дракон решил покинуть лесное убежище уже сегодня, и они напрасно ждут его здесь. Но они никак не могли убедиться в этом, поскольку не решились оставить дозорного у логова — в засаде нужны были все.
И вот они наконец услышали, что дракон приближается: но выдавали не шаги: ступал он на удивление легко, а сопение; затем увидели омерзительную тушу, которая двигалась в их сторону. Не доходя двух шагов до ямы, дракон вдруг остановился и огляделся по сторонам. Было мгновение, когда он смотрел, казалось, прямо на Н’Даннга. Охотник затаил дыхание. Стоило дракону выпустить в его сторону струю бурого дыма — и только почерневший труп напоминал бы о том, что в зарослях скрывалось человеческое существо. Но дракон равнодушно отвернул морду, постоял, словно раздумывая, — а, может, и правда задумался, — сделал еще один шаг, и оказался на краю ямы. Здесь он снова остановился, как бы в нерешительности — что-то тревожило его, или же по случайному совпадению именно сегодня ему вдруг расхотелось пить воду.
Но тут Горо освободил противовес, и бревно рухнуло вниз, прямо на голову дракона. Удар был ужасен. Дракон упал вперед и провалился в яму, сминая настил. Тотчас из ямы послышался пронзительный визг, и выплеснулось облако бурого дыма. Визг перешел в завывания и постепенно затих. Они подождали немного, но снизу доносилась только слабая возня.
Н’Даннг проверил напоследок плотность своих кожаных доспехов, вылил на голову воду из баклаги, и направился к яме. Приблизившись, охотники осторожно заглянули туда. Один острый кол пробил дракону бок. Дракон упал мордой вниз, переломав остальные колья. Рядом валялось бревно. На затылке дракона была большая неровная вмятина, на плече потрескался панцирь и кожа свисала лохмотьями. Пока она так стояли и смотрели, дракон завозился и стал подниматься. Охотники замерли, словно завороженные.
Чудище выпрямилось во весь рост, встало, пошатываясь. Схватилось лапами за кол, который торчал у него из подмышки, взревело и выдернуло его. Из раны показалась густая слизь, заструилась кровь, но почти сразу свернулась, закупорив рану. Дракон сел, — они впервые видели его сидящим, так он еще больше походил на человека. — привалился к стене, посмотрел наверх. И увидел охотников.
Они едва успели отскочить, как из ямы ударил столб бурого дыма. И все затихло: молчание в кустах, тишина в яме. Н’Даннг протянул копье, пошевелил мертвые кусты около западни, на которых осели коричневые лохмотья яда. Дракон взвыл, снова плюнул дымом. Вслед за тем они услышали, как он принялся рыть землю — видно, решил прежде всего выбраться из ловушки.
Н’Даннг взмахнул копьем. Ого и Горо подтащили к яме большой глиняный кувшин, полный масла, и опорожнили его. Густая жидкость хлынула на спину дракону, а братья поспешно скрылись в кустах. Тем временем Н’Даннг зажег факел, размахнулся и ловко бросил его в яму. Масло загорелось; вой огня и вопль дракона слились в один жуткий крик. Они снова подобрались поближе. Дракон, вне себя от боли и ярости, схватил горящее бревно и размахивал им, круша стены. Потом отшвырнул его и, не обращая внимания на огонь, принялся с удвоенной быстротой рыть в стене наклонный ход.
— Выберется, — угрюмо сказал Н’Даннг.
— Помоги нам, Небесный охотник, — пробормотал Горо.
Одновременно четыре копья ударили в бурую, испещренную оранжевыми лишаями тушу дракона. Они кололи его раз за разом, но дракон уже не обращал внимания на удары, углубляясь в проделанный им
