темноту.
— Спасибо, — поблагодарил Харлам.
— Не за что, — сказал вельможа, неторопливо обрезая паутину охотничьи ножом. — Тебя разве мама не предупреждала, что гулять в подозрительных местах нельзя? Придется, видимо, за это поставить тебя в угол и лишить сладкого.
— А вообще, что вы собираетесь с нами делать? — спросил Харлам, отходя в сторону, так как нити паутины были уже перерезаны.
— А ты сам что предпочитаешь? — поинтересовался вельможа, вытирая лезвие ножа кружевным платочком.
— Я вообще-то хочу ехать дальше, у меня тут дела кое-какие.
— У всех дела, — назидательно сказал вельможа и толкнул Харлама в спину. — Ну, пошли, что ли. Там уже наши заждались. А то ведь от скуки и с девчонкой твоей могут побаловаться.
— С ней побалуешься, — пробормотал Харлам, выходя из подъезда.
И точно, он почти сразу же увидел Катрин, стоящую с совершенно независимым видом. Рядом с ней был какой-то детина, по самые глаза заросший рыжей бородой.
— Я ведь только пошутить хотел, — рассеянно проговорил он, зажимая руку, из которой хлестала кровь и посмотрел на Катрин круглыми от изумления глазами.
— А ты со своей женой шути, — сказала Катрин и демонстративно от него отвернулась.
Черт, это она зря. Могла бы и потерпеть. А вдруг догадались?
Она была нужна Харламу именно такой, совсем неподозрительной тоненькой девчонкой, которую можно переломить с одного удара. На нее у Харлама была теперь вся надежда.
Он еще раз оглядел тех, к кому попал в плен.
Судя по одежде, тут были представители, по крайней мере, десятка различных времен. Такого он еще не видел. Чтобы объединились люди из различных времен? В этом надо было разобраться. Да только времени нет.
— Ладно, ладно, пошли, — забеспокоился Длинный. — Так мы и к ночи не доберемся.
И они отправились дальше, сворачивая в какие-то узкие переулки, где пахло гниющей рыбой, мокрым бельем и кислым вином, минуя улицы, по которым прохаживались, подкручивая усы, кавалеры в шляпах с роскошными перьями и с длинными шпагами на боку. Темнота исподтишка наваливалась на город. Где-то пронзительно ревел верблюд, на востоке били военные барабаны и гудели рожки, на западе кто-то ожесточенно пиликал на волынке.
А они все шли, и только когда наступила настоящая ночь, свернули к дому, все окна которого были закрыты решетками, а двор огорожен каменным забором в два человеческих роста.
Да, из такой крепости выбраться, конечно, трудно, но надо.
Ворота распахнулись, их впустили. Харлам увидел обширный двор, в центре которого горел костер. Вокруг него сидело несколько бандитов.
Ага, светское общество.
Он направился было к костру, но в это время кто-то выходивший из дома, удивленно вскрикнул:
— Ба, кого я вижу! Боже мой, да возможно ли это? Сам Харлам! Уж не за мной ли ты пожаловал сюда? Да? Что же. попробуй теперь меня схватить.
Харлам вгляделся в этого человека и, узнав его, глухо произнес:
— А, Два Ножа! Мне казалось, что ты сел прочно и надолго.
— Мне тоже так казалось, — сказал Два Ножа… — Однако свет не без добрых людей. И в результате: я здесь уже две недели и, как видишь, не зря. Я так думаю — любому другому собрать этих людей вместе было бы чертовски трудно.
— Я тоже так думаю, — сказал Харлам, усаживаясь у костра, успев заметить, что Катрин, наоборот, ушла в самую темную часть двора.
Молодец!
С появлением Два Ножа шансы на спасение резко понизились. В этом случае, Катрин была его единственной надеждой.
Два Ножа принял из рук высокой индианки медный кувшин и спросил:
— Есть будешь?
Вместо ответа Харлам показал скованные руки.
— Ах, я и забыл. Снимите с него браслеты. Я думаю, теперь это можно.
Два Ножа засмеялся.
Угрюмый парень с бакенбардами снял с Харлама наручники. А Два Ножа все смеялся и смеялся, как будто сказал что-то остроумное.
“Вот так, — подумал Харлам. — В свое время я бы просто скрутил этому типу руки и доставил куда надо. Причем, с большим удовольствием. А сейчас сижу и смотрю, как он хохочет. Человек, у которого на совести по крайней мере пять трупов, сидит и хохочет, а я ничего не могу сделать”.
— Что, не можешь ничего понять? — вдруг прервал смех Два Ножа. — Нет, ведь правда?
— Ну почему? — Харлам взял из рук все той же индианки жестяную тарелку с жареной картошкой. — Я так думаю, что это прелюдия к некоему предложению.
— Вот именно! — воскликнул Два Ножа и хлопнул себя ладонями по коленям. — Нет, ты все же парень не промах.
А луна уже взошла. Где-то наигрывала гитара, и ей вторил цыганский хор:
А с другой стороны доносился звук колотушки и протяжный крик “Спите жители славного города Багдада, все спокойно!” С третьей раздавался заунывный волчий вой.
Харлам вглядывался в дальний угол двора, где сидела Катрин. Похоже, о ней забыли. Свет костра бросал причудливые блики на лицо Два Ножа.
Харлам вздрогнул.
Черт, а вдруг, если учесть, что оборотни все-таки оказались реальными существами, где-то есть ведьмы, дьяволы, сатана? Может быть, мнемоудар — его рук дело? Да нет, оборотней еще объяснить можно, а это… Не должно такого быть… Два Ножа между тем вошел в раж.
— Значит, ты догадываешься? — быстро говорил он, время от времени поглядывая на своих товарищей. Все-таки очень ему хотелось перевербовать Харлама, так сказать, публично. Авторитет — штука хорошая.
— Да, именно так. Ты подумай. В нашем распоряжении целая страна! Причем, свеженькая, только со сковородки. Здесь можно сделать все, что угодно. Даже если хроноклазм больше не будет расти. Того, что появилось — достаточно. Что здесь есть? Кучка народа, заметь — разрозненная. Если их объединить, это будет сила. Нам подчинится весь мир. У нас же в руках прошлое всей планеты. Пойми, мы сможем шантажировать прошлым всех. Кто будет воевать против собственного прадедушки или же самого себя, на двадцать лет моложе? Да никто. А мы сможем диктовать условия всем. Этому миру не хватает малости — единства. А я могу ему это дать!
— Ну да, — Харламу показалось, что силуэт Катрин слегка дрогнул и словно бы изменился. — Только ты ошибаешься. Если бы эти куски были из прошлого нашего мира, он бы давным-давно превратился в хаос. Нет, скорее всего то. что вокруг — из прошлого мира параллельного нашему. Слышал о теории параллельных миров? И потом, как помнится, раньше ты не очень уважал закон. С чего это вдруг ты его полюбил?
— Да потому, что его буду устанавливать я, — самодовольно улыбнулся Два Ножа и встал. — Я буду тут главным. И я не буду жесток. Вот посмотри, тебя схватили на месте преступления, я добр и даже
