конечно же. воскресал, и все начиналось сначала. Пока зеркальная рука не взяла его за шиворот и не выдернула обратно в колодец. Впереди забрезжил свет, который мгновенно придвинулся к Харламу, обхватил его, всосал в себя, сам всосался в него, а потом треснул и снова сросся…
Харлам очнулся.
Он лежал на боку и думал о том, какой же это сволочной мир. Правда, хм, не исключено, что он уже умер. Кстати, таким образом, думать не совсем прилично.
Он открыл глаза и посмотрел по сторонам.
Как же! Нет, это был все тот же старый, опостылевший мир. Кто-то кого-то рубил длинным мечом. Пленники в лохмотьях валялись в пыли, вымаливая прощение у клыкастого, сторукого божества. Бродячих стариков тащили в тюрьму. Нищий пытался украсть кусок хлеба, для того, чтобы раз в три дня поесть.
В общем, ничего с этим миром не случилось. Харламу, к тому же, надо было встать и выполнить задание. Он потер лоб. Черт побери, сколько же это я тут валялся, целую ночь?
Он поискал глазами Катрин и нашел. Маленький краб, приползший из соседней улицы, где шумел и бил волнами пятисотметровый кусок моря, задумчиво перебирал клешнями ее волосы и вопросительно смотрел на Харлама круглыми, на длинных стебельках, глазами. Увидев, что Харлам шагнул к нему, он подпрыгнул и быстро юркнул под ближайший камень.
— Ну как ты? — спросил Харлам. дотронувшись до плеча Катрин.
Открыв глаза, она прошептала:
— Господи, еще один такой фокус, и с надои покончено.
— Да. — осматриваясь, сказал он. Как-то не по себе ему было без оружия. Слава Богу, хоть компас уцелел.
Два матроса с винтовками, к которым были примкнуты длинные штыки, вышли из соседнего переулка и остановились.
— А ведь контра, — сказал один, щелкнув затвором винтовки. — Счас я их.
— А идите, вы, мужички… — сказал Харлам и добавил что-то простое и исконно народное, длинное, от души, в три наката с переборами. Матрос опустил винтовку и восхищенно сказал:
— Здорово! Извини, браток, ошибочка вышла.
Они козырнули Харламу и ушли обратно в переулок. А Харлам посмотрел на Катрин, которая сидела вся красная, зажав уши. Она осторожно отняла руки и спросила:
— Это что? И откуда?
— А, — махнул рукой Харлам. — Чему только не научишься в этой жизни. Пошли?
Он помог ей подняться и отряхнуться. Волосы она приглаживала уже на ходу…
Вечером дорогу им преградил огромный ствол древовидного папоротника. Перелазить через него уже не было сил.
Они забрались в какой-то подвал, забаррикадировали дверь. В углу стоял старый, продавленный, отчаянно скрипевший диван. Они рухнули на него и мгновенно уснули.
Утром они встали еще засветло. Спокойно и неторопливо вышли на улицу, и Харлам подумал, что сегодня он выполнит свое задание и тогда море, цветы, прогулки под луной, на месяц или Два. А может и три. И если вдуматься, это целая вечность, особенно если не одному, а с Катрин.
Асфальт под их ногами трескался, и сквозь него, вытянув навстречу солнцу чуть подернутые дымкой лепестки, пробивались Детские воспоминания, и встающее солнце ощупывало их своими тоненькими и ломкими, как молодой салат, лучиками. В зарослях гигантских хвощей прочищал горло, готовясь запеть, птеродактиль.
А Харлам и Катрин торопливо шли и шли, лишь изредка останавливаясь, чтобы свериться с компасом. По всему выходило, что до цели километров десять. Не так уж и много. Хотя, как сказать…
К обеду они успели едва не влипнуть в свару между викингами и мушкетерами Людовика XV и чуть не попали на завтрак гигантскому пещерному медведю, от которого пришлось спасаться бегством. Правда, Харлам испытывал сильное беспокойство. Ему все казалось, что оборотни где-то близко. Однако днем напасть они не посмеют, а до ночи еще далеко.
Поэтому они все шагали и шагали вперед, временами перелезая через кучи кирпича и цементных блоков. Раз чуть не утонули в небольшом силлурийском болотце, на краю которого беспечно грелись гигантские черепахи.
Потом потянулась саванна. Солнце перевалило за полдень и вот тогда-то, когда Харлам уже стал присматривать место для привала, они наткнулись на ЭТО…
Куб метров десяти высотой из желтоватого твердого света лежал на границе между саванной и пустыней, уютно спрятавшись в тени нескольких кокосовых пальм.
Харлам как-то сразу понял, что это именно то. что он искал. Оставалось только нажать красную кнопку на боку компаса и все. Прилетит пара тяжелых “рокамболей”, которые сделают все как надо и сотрут в порошок эту странную штуку. А потом можно будет повернуться и уйти навстречу деньгам и отпуску.
Катрин села на траву, он примостился рядом и стал смотреть на эту штуковину, хорошо зная, что другого случая увидеть настоящее чудо уже не будет. В этом не было никаких сомнений. Ну разве не чудом возникла эта вещь’’ А может, она все-таки инопланетная? Вряд ли. Зачем этим тарелочкам наша насквозь отравленная планета? Вот именно. Он вдруг ясно вспомнил вонючие озера отходов, утренний удушливый смог и дожди, от которых листья деревьев покрывались пятнами, словно ожогами, мертвые, без птичьего пения леса, реки, в которых никогда больше не заведется рыба.
Здесь, в этом новом мире все еще можно переделать. Можно даже создать что-то новое, что будет жить в согласии с природой.
И вообще, может быть, природа имеет некий защитный механизм, который, время от времени, когда ей грозит бесповоротное уничтожение, включается и убирает то, что являлось этому причиной? Может быть, куб — последняя попытка защитить себя от людей, призвав на помощь прошлое? А по нему “рокамболями”.
Вот так! И изволь получать деньги, отпуска и все что полагается. Да на черта мне эти деньги, если через десять, двадцать лет на них не купишь глотка чистой воды?
Ему вспомнились кадры из какого-го фильма…
…Серое полотнище леммингов катилось к обрыву. Вот передние свалились в пустоту, потом другие, третьи, сотые. Пена серых голов и спин, перехлестывавшаяся через край обрыва и летевшая вниз, в воду.
Не похожи ли мы сами на леммингов? А природа вовремя включила защитный механизм, предложив нам выход из положения. Мы же хотим его уничтожить, не понимая, что тогда может включиться другой, более страшный. Вроде того, что заставляет леммингов бросаться в воду.
Он посмотрел на Катрин и увидел ее испуганные глаза. А рука уже тянулась нажать кнопку на корпусе компаса. Тогда из него полезет тоненькая антенна, и заработает передатчик. И даст пеленг, на который прилетят “рокамболи”. Достаточно нажать…
— Ишь, ты — пеленг захотели, — сказал Харлам и зашвырнул компас подальше, в траву.
— Вот так, — сказала Катрин и улыбнулась Харламу. Они встали и пошли прочь, от этой желтоватой глыбы.
Харлам шел и думал о том, что похоже, это является единственным выходом. Потому что мы, современные люди — отравлены. Мы отравлены нашим пренебрежением к природе, желанием урвать от нее как можно больше и любой ценой. Когда хроноклазм захватит всю планету, нас будет по сравнению с теми, кто вернулся из прошедших веков, не так уж и много. И вообще на Земле будет хаос, который, конечно, со временем снова вернется к порядку. Но есть шанс, что за это время возникнет что-то новое, какое-то другое отношение к окружающему миру. Не может такая вещь, как всепланетный хроноклазм, пройти без следа.
Голубая птичка размером с колибри уселась Катрин на плечо и нежно ущипнула мочку уха. Катрин засмеялась и дунула на нее, а потом долго смотрела на голубую точку, медленно исчезавшую в безоблачном небе.
Харлам и Катрин вдруг почувствовали себя хозяевами этого мира. И он был щедр и ласков, укрывая их в тени аллей, отгораживая непроходимыми стенами от хищных зверей, подсовывая, как только они захотели пить, источник с чистейшей в мире водой. А когда они захотели есть, само собой, поблизости от
