наконец устал и прилег отдохнуть. А мистер Боб сидел на стволе рядом с утомившимся мотоциклом и держал на коленях толстый, лаково отблескивающий конец чего-то длинного. Приблизившись, Леонид увидел, что это длинное было Телепатом, и что мистер Боб бинтовал ему голову. Раскрытая аптечка валялась рядом.
— Что с ним? — спросил Леонид.
— Болевой шок, — сказал мистер Боб. — Могло быть хуже. Телепат, услышав их голоса, открыл один (незабинтованный) глаз. Ничего “сквозного” не было в его взгляде.
— А второй глаз цел? — спросил Леонид.
— Он вот так проехался по стволу, — мистер Боб провел правой ладонью по лицу, показав — как. — Содрал кожу. Но глаз уцелел.
Телепат шевельнулся и стал подгребать под себя ноги.
— Не торопитесь, — сказал ему мистер Боб, — Полежите еще немного. — Он поймал запястье Телепата и, видимо, стал считать пульс. — Почему вы не застегнули шлем? — строго спросил он.
— Спешил, — сказал Телепат не забинтованным углом рта.
— Значит, вы заранее знали, что вам придется очень быстро ехать? Тем более надо было застегнуть шлем.
— Идите вы… — сказал Телепат, не уточняя — куда.
— Можете встать, — сказал мистер Боб, отпуская его запястье. — Можете, можете. — Телепат встал, непроизвольно опираясь на плечо мистера Боба. — Куда вас отвезти?
— Я сам, — сказал Телепат и, покачиваясь, шагнул к своей бодливой лошадке.
— Но пешком далеко, — возразил мистер Боб, — а ваш мотоцикл… неисправен.
— Если бы мой… — горько сказал Телепат.
— Сколько он стоит? — спросил мистер Боб. Телепат резко оглянулся.
— Ах, да! — сказал он и стал шарить рукой в кармане штанов. — Чуть не забыл…
— Сколько? — повторил мистер Боб.
— Вот, — сказал Телепат, извлекая лохматую пачку не наших купюр, и протянул их мистеру Бобу. — Ребята просили вернуть. Нам не надо.
— Только для этого вы и гнались за нами? — спросил мистер Боб и заложил руки за спину.
Телепат, не ответив, шагнул к нему, оттянул ворот безрукавки и сунул купюры за пазуху.
— Да, — буркнул он, отошел и опять склонился над загнанным мотоциклом, силясь поставить его на ноги.
— Значит, вы пострадали из-за меня. Тем более я должен заплатить — хотя бы за мотоцикл.
Телепат снова выпрямился, уставясь на американца невыразимо грустным глазом. Леонида он не замечал.
— Ехайте отсюда, а? — попросил он. — Ехайте поскорее! Мистер Боб помолчал, изучающе глядя на него.
— Хорошо, — сказал он наконец и повернулся к Леониду: — По-моему, он в порядке. Поехали.
— Ковбойские штучки! — наконец-то выговорил Леонид фразу, все это время вертевшуюся у него на языке, и мистер Боб захохотал.
Почти всю обратную дорогу до Усть-Ушайска мистер Боб молчал. Лишь на один вопрос Леонида: чего это ради они так спешно удирали из Зоны? — он соизволил ответить, да и то как-то невразумительно.
— Я испугался за вас. — Он нервным жестом взъерошил свой “ежик”, коротко глянул на Леонида и опять отвернулся к приборам. — Но оказалось, что я напрасно боялся: фанатики не везде одинаковы…
Они уже подлетали к Усть-Ушайску, и мистер Боб был занят выравниванием курса. Это позволяло ему говорить отдельными и как бы случайными фразами. Как бы отвлекаясь на миг от приборов.
— Наверное, они понимают, Леонид, что вы — не единственный, — говорил он и опять замолкал. А потом изрекал как бы про себя: — Тауматафия сама по себе редкость, а в Зону таума-тафы просто не заглядывают. Они не любопытны… — Леонид не решился спросить, что такое “тауматаф” — да и не считал это важным. Что-то из социопсихологии, надо полагать.
— Как правило, тауматаф очень серьезен… — опять изрекал мистер Боб. — Как правило, он полагал, что в таком месте, как Зона, нечего делать серьезному человеку… Он прав, Леонид! Он всегда прав — это его беда и беда его близких…
А потом американец вступил в радиопереговоры с Землей и перестал изрекать свои загадки. На зрмле они распрощались — вежливо и, дай Бог, навсегда…
К Муравлеву Леонид заходить не стал. Переночевал у Каратянов и заодно порылся в книжных полках хозяина. В медицинском справочнике слова “тауматафия” не оказалось. В учебнике латинского языка — тоже. Каратян, заинтересовавшийся его поисками сказал, что такой болезни действительно нет, и что “таф” — это “могила” по-древнегречески. А слово “таум” они нашли в словаре иностранных слов. Оно тоже оказалось древнегреческим и означало “чудо”.
— “Могила чудес”… Чушь! — решил Леонид.
— Или: “могильщик”, — предложил Каратян. Все равно чушь.
Утром 27 августа Леонид вылетел к себе в Шуркино по заранее купленному обратному билету. С Каратянами он договорился, что всю эту неделю провел у них.
Больше ничего интересного с Леонидом не произошло. Рядом с ним — тоже. Он по-прежнему работает в стройконторе № 4 инженером по технике безопасности и регулярно получает зарплату за то, чтобы по возможности ничего не происходило.
Зато Юрий Евгеньевич Сыч — сосед Леонида сверху — сочинил-таки свою универсальную безфрикционную дисковую задвижку и даже изготовил опытный образец. Конструкция была настолько проста, что он управился за два дня, а в пятницу 24 августа состоялись неофициальные испытания.
Аж до полуночи дюжина восхищенных инженеров со стажем (в том числе четверо Главных) прогоняли через опытный образец разнообразные жидкости — от химически чистого метилового спирта до глинистого раствора, перенасыщенного крупным песком. Поворотные диски безфрикционной задвижки поворачивались легко и действительно без малейшей фрикции. Повинуясь любому из двенадцати испытателей, механизм послушно уменьшал и увеличивал поток, пропускаемый через него под любым давлением — в диапазоне от одной до ста двадцати атмосфер.
Шестеро из двенадцати (в том числе трое Главных) честно признались, что никогда бы не подумали, что такое возможно, и что если бы им показали чертеж без опытного образца — послали бы подальше. Трое с разными выражениями на лицах сказали одно и то же: “Надо патентовать!”. Двое вспомнили знаменитую фразу о том, что все гениальное просто, а последний, двенадцатый, выразился даже так: “Просто до идиотизма!”
Официальные испытания были назначены на воскресенье 9 сентября. Юрий Евгеньевич надеялся, что его сосед снизу к тому времени вернется из отпуска, дабы разделить с ним триумф.
На официальные испытания явились те же двенадцать и сосед снизу — инженер по технике безопасности Леонид Ивлев, направленный Добровольным Обществом Охраны Труда. На сто сорок восьмой секунде безупречной работы, при давлении 19,4 атмосферы, опытный образец Универсальной Безфрикционной Дисковой Задвижки Сыча сломался, заплевав своего создателя перепарафиненной нефтью и чуть не убив. Тут же, на месте, комиссия разобрала опытный образец и обнаружила в нем целый ряд серьезных конструкторских недочетов.
Шестеро из двенадцати глумливо качали головами и смотрели победителями. Трое с разными
