— Умеет.— Глаза бога лукаво блеснули.— Ее зовут Диди, это моя маленькая артистка.
Диди с обиженным видом подняла головку, легонько клюнула колено Пана и принялась насвистывать что-то, явно напоминающее траурный марш.
— Это самое прекрасное место на свете! — воскликнула Аннабет.— Ни одному архитектору еще не удавалось создать такого дивного сооружения.
— Мне приятны ваши слова, дорогая,— отозвался Пан.— Это один из последних на земле необитаемых уголков. Боюсь, моему царству там, наверху, пришли последние деньки. Остались лишь эти крохи, миниатюрные островки, где гнездится жизнь. Например, этот. Но он тоже недолго протянет. К сожалению.
— О мой повелитель,— заговорил Гроувер,— прошу вас, возвращайтесь со мной на землю, иначе копытные старейшины никогда не поверят, что я вас встретил. Увидев же вас, они будут вне себя от радости! Вы можете спасти нетронутые уголки дикой природы!
Пан опустил ладонь на голову сатира, взъерошил его курчавые волосы.
— Ты еще так молод, мой сатир. Так добр и так правдив, наивное дитя. Но я уже сделал выбор.
— Выбор? — изумился Гроувер.— Я... я что-то не понимаю.
Не успел он договорить, как силуэт Пана стал расплываться и через мгновение обратился в дым. Морская свинка с испуганным писком прыгнула под кровать и там притихла. Мохнатый мамонт беспокойно заворчал. Птица додо спрятала головку под крыло. И тут же Пан снова принял свой прежний облик.
— Целая вечность миновала, пока я спал,— отрешенно зазвучал его голос— Сны мои были печальны. Я просыпался снова и снова, и с каждым разом мое бодрствование было все короче и короче. Теперь конец уже близок.
— Конец? — недоверчиво вскричал Гроувер.— Нет, повелитель! Вы с нами!
— Мой дорогой сатир, я много раз пытался сказать миру правду. Еще две тысячи лет назад я объявил ее Лисасу, он был так похож на тебя, мой мальчик. Он жил в Эфесе и хотел донести до мира правду.
Глаза Аннабет удивленно распахнулись.
— Но это давно известно. Один моряк, плывший морем вдоль побережья Эфеса, услышал с берега голос: «Скажите всем, что великий бог Пан умер!»
— Но это же неправда! — воскликнул Гроувер.
— Твои собратья никогда этому не верили,— кивнул Пан.— Милые упрямцы сатиры отказывались поверить в то, что меня больше нет в мире. И я люблю вас за это, хотя своим упорством вы лишь отсрочили неизбежное. Только продлили мой медленный мучительный уход, долгие сумерки моего сна. Но и ему пришел конец.
— Нет! — Голос Гроувера задрожал.
— Да! И ты должен смириться с правдой. Твой товарищ, Нико, уже сумел сделать это.
Нико печально опустил голову и тихо объяснил:
— Он умирает. Вообще-то это произошло уже давно, то, что вы видите, это как... ну, как бы воспоминания.
— Боги не могут умереть!
— Но они могут исчезнуть,— возразил Гроуве-ру Пан.— Они исчезают, когда из мира уходит все, что было им дорого, чем они жили. Нетронутая природа, ее почти не осталось на земле, мой дорогой Гроувер. А те крохотные местечки, где она уцелела, так малы и уязвимы, что мне не под силу спасти их. Мое царствование подошло к концу. Вот почему мне понадобился ты, чтобы я мог передать через тебя послание миру. Тебе следует вернуться на Совет старейшин и рассказать сатирам, дриадам и другим духам природы, что великий бог Пан в самом деле умер. Расскажи им о моем уходе, чтобы они перестали ждать от меня спасения. Я не в силах дать его им. Ваше спасение зависит от каждого из вас. Каждый должен...
Он замолчал и хмуро взглянул на птицу Диди, которая в этот момент начала что-то насвистывать.
— Диди, что ты делаешь? — обратился к ней Пан.— Ты опять поешь «Кumbауа»?[22]
Диди приняла невинный вид и прикрыла свои желтые глазки.
Пан испустил тяжкий вздох.
— Всякое из существ по-своему цинично. Но, как я уже сказал, Гроувер, все вы должны передать миру мой призыв.
— О нет,— прошептал мой друг.
— Будь сильным, сатир. Ты сумел разыскать меня, но теперь тебе надлежит проститься со мной. Ты должен отпустить меня и передать свету мое дыхание, дух Пана. Богу Пану больше не по силам его нести. Это должны делать вы, все вместе.
Я поймал взгляд голубых глаз Пана, он был устремлен прямо на меня, и догадался, что сейчас он говорит не только о сатирах. Но и о полукровках, и о смертных тоже. Он говорил обо всех.
— Перси Джексон, вот что я скажу тебе. Мне известно, что тебе сегодня пришлось увидеть. Известны твои сомнения. Но ты должен знать главное: когда настанет время, страху не удастся сломить тебя.
Затем Пан обернулся к Аннабет и заговорил с ней:
— Дочь Афины, приходит твое время. Тебе предстоит исполнить великую роль, хоть, может, это и не та роль, о которой ты мечтала.
Потом он взглянул на Тайсона.
— Маленький циклоп, тебе не следует отчаиваться. Герои редко соответствуют нашим представлениям о них. Но с тобой этого не случится, Тайсон, твое имя станет известно многим поколениям циклопов. Как и имя мисс Рейчел Дэр.
Рейчел чуть не подпрыгнула, когда услыхала такое. И тут же спряталась за наши спины, будто чувствовала себя в чем-то виноватой. Пан только усмехнулся и поднял руку, как бы благословляя ее.
— Знаю, ты думаешь, что неспособна улучшить этот мир,— мягко обратился он к ней.— Но скажу тебе, ты обладаешь силой не меньшей, чем у твоего отца.
— Я...— Не договорив, она смешалась.
И вдруг я увидел, как по щеке Рейчел покатилась слеза.
— Пока тебе это представляется невозможным. Но продолжай искать, и возможности сами придут к тебе. Обязательно придут.
И снова он обратился к Гроуверу.
— Мой дорогой сатир, ты обещаешь, что передашь мое послание?
— Не... нет, я не могу.
— Можешь.— Пан говорил все так же мягко.— Ты храбрый и сильный. Самый храбрый и самый сильный из всех. И в твоем сердце живет правда. Ты верил в меня больше, чем кто-либо, именно поэтому ты и должен передать всем послание от меня. Стать первым, кто освободит меня от тяжкой ноши.
— Я не хочу.
— Понимаю. Мое имя Пан когда-то означало «деревенский», ты слыхал об этом? Со временем первое значение ушло, и в наши дни оно означает «все». Дух дикой природы теперь будет обитать во всех вас. Каждый, кого ты повстречаешь, должен научиться у тебя духу поиска. Тому, как ты искал бога Пана. Старайтесь улучшать мир, каждый из вас и в каждом его уголке. И для этого не надо никого ждать, даже бога Пана. Делайте это сами.
Гроувер потер глаза. Затем стал медленно подниматься на ноги, выпрямился.
— Я всю свою жизнь вас искал. А сейчас... да, сейчас я освобождаю вас.
Пан улыбнулся.
— Я благодарен тебе, сатир. И теперь мой уход стал благословенным.
Глаза бога закрылись, он обратился в белый туман и растаял. Потом это белое облако распалось на завитки, излучавшие частички энергии, но эти частички были не похожи на те синие сгустки, которые я видел исходящими от тела Кроноса. Скоро они заполнили весь чертог бога. Вдруг один из этих невесомых завитков скользнул к моему лицу и нырнул мне в рот. Я оглянулся и увидел, что то же происходит с моими спутниками. Завиток, доставшийся Гроуверу, был самым большим.
И тут кристаллы на стенах замерцали и померкли. Звери, сидевшие в зале, грустно смотрели на нас. Птица додо печально вздохнула. Лозы увяли и бессильно поникли. Все окружающее стало бесцветным и вмиг рассыпалось в пыль. В потемневшей пещере остались только мы.
Я включил фонарик. На ложе никого не было. Гроувер глубоко вздохнул.
— Ты... не переживай, пожалуйста,— попросил я его.
Гроувер на глазах старился и становился все печальней и печальней. Затем вдруг решительно забрал из рук Аннабет свою шапку, отряхнул ее от пыли и нахлобучил на кудрявую голову.
— Пора,— сказал он.— Нам пора. Надо идти, чтобы принести всем в мире весть. Великий бог Пан умер.
Глава восемнадцатая
ГРОУВЕР СЕЕТ ПАНИКУ СРЕДИ ВРАГОВ
Все пути в лабиринте короткие. Тем не менее, когда Рейчел вывела нас на Мэдисон-сквер, я чувствовал себя так, будто бегом пробежал от самого Нью-Мехико. Мы вылезли из-под земли около отеля «Мариотт» и теперь стояли на тротуаре, растерявшись от яркого дневного света, множества автомобилей и толпы людей.
Какие-то мгновения было даже не понять, что мне кажется менее реальным — Нью-Йорк или те хрустальные чертоги, в которых недавно на моих глазах умер бог Пан.
Я повел всех в боковую аллею, где должно было быть неплохое эхо. Затем свистнул, как мог громче, пять раз.
Минуту спустя Рейчел восхищенно воскликнула:
— Как они прекрасны!
Табунок летучих коней-пегасов спускался с неба, кружа над небоскребами. Мой вороной Пират мчался впереди четверки своих белых товарищей.
«Иго-го, босс! — послышалось в моем сознании его ржанье.— Ты жив!»
