Был прелестный июльский день, плавно перетекающий в вечер. Орест и граф Евгений сидели на террасе, играя в шахматы, и покамест графу не слишком везло. Он опустил глаза и углубился в изучение диспозиции на доске. Наконец он потянулся к черному коню, которым собирался вывести из-под удара своего короля, но случайно поднял голову, и его рука застыла над доской. Амалия, в белом платье и с французской книжкой в руке, спускалась в сад по ступеням главной лестницы. Рядом с ней шагал Александр Зимородков.
– Черт бы его побрал! – процедил Евгений сквозь зубы, переставляя коня. – Уже сколько дней он ни на шаг от нее не отходит. Поразительно, до чего слепы некоторые женщины! – закончил граф, выдавив из себя принужденную улыбку.
В саду меж тем Амалия и ее спутник остановились возле статуи женщины, держащей античный кувшин.
– Ничего нового? – негромко осведомилась Амалия у следователя.
Тот кивнул.
Осмотр лошадиных подков не дал двум друзьям ничего особенного. И у лошади Муси, и у той, на которой в тот день ехал Карелин, подковы были в полном порядке, чего нельзя было сказать о лошади Емели Верещагина. Вот у нее как раз отсутствовал один гвоздь, и именно в левой задней подкове. Но по масти лошадь Верещагина вовсе не подходила сыщикам, не говоря уже о том, что просто невозможно было вообразить себе этого проныру в роли одержимого безумца. Раздосадованный Саша вновь отправился в лес, чтобы еще раз изучить следы, но ему не повезло – накануне прошел дождь, и все, что было, смыла вода.
– Где-то мы ошиблись, – то и дело повторял он, – но где?
Амалия предложила выяснить, кому в округе принадлежат вороные лошади. Три такие лошади имелись у Гриши Гордеева, еще две – у Алеши Ромашкина, да у Никиты Карелина набралось с полдюжины. Гриша Гордеев не явился на охоту, Ромашкин в день охоты был на серой лошади, а вороной, на котором ехал Никита, как уже сказано, оказался вне подозрений.
– В конце концов, мы ни в чем не можем быть уверены, – устало сказала Амалия. – Почему мы думаем, что стрелок был обязательно одним из охотников? Он ведь вполне мог быть кем-то со стороны. А волоски от вороной лошади – ведь нет никаких доказательств, что их оставила именно лошадь стрелка. Может быть, это была вообще какая-нибудь другая лошадь, которая побывала в чаще задолго до появления того… того человека.
Зимородков кивал, вздыхал, соглашался, но таинственная лошадь как сквозь землю провалилась, унеся вместе с собой и таинственного стрелка. Саша и Амалия ломали себе голову, перебирая различные возможности, и всякий раз хоть что-то да не сходилось. Казалось, еще немного, и разгадка будет у них в руках, однако куски мозаики преступления, едва начав складываться в единую картину, тотчас рассыпались. По логике выходило, что никто, решительно никто не мог стрелять в Амалию. Однако же кто-то в нее стрелял! По той же логике выходило, что ни у кого не было возможности положить ей яд в молоко. Но ведь это было! Не говоря уже об омерзительной гадюке, кем-то подброшенной в рояль, к которому Амалия с тех пор боялась даже подходить.
– Я с ума сойду, – пожаловалась она Зимородкову, когда они стояли в саду возле статуи.
– Этого не будет, – твердо отвечал Саша. – Обещаю вам, я найду его. А пока пойдемте лучше посмотрим на портрет Муси.
Митрофанов работал над портретом почти каждое утро, и теперь тот был почти готов. Многие считали, что барышня Орлова на нем получилась необыкновенно удачно. И ее отец, который совсем недавно приехал в имение, тоже был чрезвычайно доволен, тем более что художник запросил за работу не так уж и много. По правде говоря, Амалии портрет не слишком нравился – она, как и Орест, находила его каким-то безжизненным и застывшим, но девушка обрадовалась случаю переменить тему и поэтому с охотой приняла предложение своего друга.
– Не могу понять, что она могла найти в этом парвеню, – процедил Полонский, следя, как Амалия и Саша удаляются в глубь сада.
Орест удивленно взглянул на него.
– Ты как будто ее ревнуешь, – заметил он, выводя из-под удара своего ферзя и атакуя неприятельскую ладью.
– Я? – вскинулся Евгений.
– Можно подумать, ты к ней неравнодушен, – продолжал Орест.
– Жениться на une fille sans dot[45] – величайшая глупость на свете, – фыркнул граф.
– Ну вот, теперь ты сам судишь, как выскочка, – с иронией сказал князь.
– Полно тебе, Орест, – холодно ответил граф. – Ты ведь понял, что я имею в виду. Жениться надо только на том, кто тебе равен.
– А я что, говорил о женитьбе? – пожал плечами Орест. – Это ты о ней упомянул, кстати.
В полном молчании они сделали по ходу.
– Шах, – объявил Орест.
– Вечно тебе везет! – вырвалось у графа.
– Просто я лучше играю, – отозвался его соперник, лучезарно улыбаясь, отчего на его щеках проступили ямочки.
Конь перешел в нападение. Белый ферзь отступил. Полонский передвинул черную пешку. Еще один ход, и она ступит на последнее поле, где сможет превратиться в могущественного смертоносного ферзя.
– Шах и мат, – объявил Орест.
Евгений с досадой откинулся на спинку стула.
– Ах, черт, эту возможность я не предусмотрел! – Он с сожалением покачал головой. – Сдаюсь. Но мне все-таки кажется странным, что она ни на миг не расстается с ним.
– Ты о ком? – спросил Орест, смешав фигуры.
– Об Амалии, о ком же еще! Не знаю, заметил ли ты, но после той охоты ее словно подменили. Раньше она все время смеялась, поддразнивала меня и дурачилась не меньше Муси, а теперь, чуть что, забьется в угол гостиной и оттуда волком на всех смотрит. На охоту не ездит, из дома почти не выходит, за столом не ест… Что-то с ней творится… непонятное.
– А мы узнаем, что с ней творится, – сказал Орест, блестя глазами. – Сыграем еще?
– Да, только я возьму себе белые. А то с ними тебе всегда везет.
– Я и черными тебя побью за милую душу, – беспечно отозвался князь и стал выстраивать фигуры на доске. – Твой ход.
– И как же ты собираешься узнать, что с ней? – спросил Евгений, когда противники сделали по несколько ходов.
– Просто спрошу у ее лучшего друга, – ответил Орест. – Извини, но мне придется съесть твою пешку.
– Да ради бога. Только я съем твою тоже.
– А я – твоего коня.
Полонский слишком поздно спохватился, что поставил под удар свою фигуру.
– Силен, Орест! – только и смог сказать он.
– Твой ход, – весело ответил князь.
Евгений снова проиграл и, чтобы скрыть смущение, закурил папиросу. Из сада вернулись Амалия и Саша.
– Хорошо провели время? – довольно двусмысленно спросил у них Полонский.
– Не хуже вас, – сухо ответила Амалия и отвернулась.
К ужину подоспели Никита Карелин и Гриша Гордеев.
– Что за дама к вам приехала? – полюбопытствовала Муся у Никиты.
Муся всегда была в курсе местных сплетен и слухов, которые она могла обсуждать часами. На Амалию же они наводили откровенную скуку.
– Это по поводу моих лошадей, – объяснил Никита. – Дама собирается купить несколько экземпляров, если они ей понравятся.
