– Ого! – с завистью в голосе промолвил Гордеев. – А имя у дамы есть? И какая она из себя – молодая, старая?
– Ее зовут Изабелла Антоновна Олонецкая, – ответил Никита, – и она из Лодзи.
– Так она молодая или нет? – наседал Гордеев. – Никита, ну что ты молчишь?
– Я слышала, она красавица, – подала голос Муся.
Гордеев широко распахнул глаза.
– А! Тогда понятно, отчего Никита не желает о ней говорить.
– Кому-то она, возможно, и кажется красивой, но не мне, – отозвался Карелин, пожимая плечами.
Гриша рассмеялся.
– Пригласи ее к нам, – сказала Муся. – А то Эмиль скоро уезжает, да и художник уже почти закончил мой портрет и говорит, что тоже скоро вернется домой.
– Ну мы-то вас не бросим! – заметил Полонский.
– А куда вы собираетесь повесить портрет? – спросил журналист, и все с увлечением включились в обсуждение этой темы.
Таким образом, вечер прошел довольно мирно.
Но уже на следующее утро начались военные действия. Около половины десятого Саша Зимородков стоял у зеркала в своей комнате, завязывая галстук, когда в дверь неожиданно постучали. Думая, что это кто-то из слуг, следователь крикнул: «Войдите!» Дверь распахнулась. На пороге, скрестив руки на груди, стоял граф Евгений, и вид его не предвещал ничего хорошего.
– Что вам угодно? – нервно спросил Зимородков, дернув щекой.
Глаза графа сузились.
– Милейший, – еле сдерживаясь, процедил он, – не смейте говорить со мной, как с лакеем!
– Опять ты за свое, – укоризненно сказал Орест, показываясь из-за его плеча. – Вперед!
– Но я…
Орест втолкнул графа в комнату и пинком ноги захлопнул дверь.
– У нас к вам будет несколько вопросов, сударь, – подчеркнуто вежливым тоном промолвил князь. – И мы очень надеемся, что вы соблаговолите дать нам на них ответы.
– А если нет? – упрямо спросил Саша, выставив вперед подбородок.
Орест вздохнул и кивнул графу, который без дальнейших околичностей схватил следователя за горло.
– Вообще-то, – еще вежливее сказал князь, – мы решили не оставить вам выбора.
В случае, когда имеет место столь откровенное и наглое нападение, обычно полагается кричать «караул», однако вот беда: кричать Зимородкову было решительно нечем, ибо воздуху, проникавшего ему в грудь, было недостаточно даже для дыхания. Хватка у графа оказалась железная. Орест же непринужденно опустился в кресло (то самое, в котором в памятное утро охоты сидела Амалия) и закинул ногу на ногу.
– Хорошо! – прохрипел бедный Саша. – Что именно вы хотите знать?
– Что происходит с Амалией? – напрямик спросил Орест.
– О чем вы, господа? – фальшиво удивился следователь.
– С той охоты, где ты ни с того ни с сего оказался рядом с ней, она вернулась сама не своя, – прошипел граф. – Что ты с ней сделал?
Саша открыл рот, но не смог промолвить ни слова и только невнятно просипел что-то. Видя, что жертва не в состоянии говорить, граф несколько смягчился и ослабил пальцы. Что оказалось его роковой ошибкой, ибо Саша немедленно собрался и нанес Полонскому совершенно неджентльменский удар выше колен, но ниже пояса. Граф, который в этой области оказался таким же чувствительным, как и последний босяк, согнулся надвое и осел на кровать. Орест вскочил с места, но Саша уже схватил каминную кочергу и встал на изготовку с явным намерением проломить череп любому, кто осмелится приблизиться к нему.
– Браво, – сказал Орест, не скрывая своего восхищения. – А теперь, может быть, мы все-таки поговорим?
– Нам с вами не о чем разговаривать! – отрезал Зимородков, тяжело дыша.
– В самом деле? – уронил Рокотов, подняв брови. После чего скользнул вперед, как змея, и через мгновение обезоруженный Саша уже лежал на полу, в остолбенении крутя головой, а Орест стоял над ним, помахивая отнятой у противника кочергой.
– Похоже, что нам все-таки есть о чем поговорить, – сказал князь с мягкой улыбкой.
Саша открыл было рот для возражения, но Рокотов повернулся и нанес кочергой такой удар по маленькому столику у изголовья, что раздробил дерево до самого пола. После чего молча отшвырнул кочергу в сторону камина, снова сел в кресло, закинул ногу на ногу и, поставив локти на подлокотники, соединил руки кончиками пальцев.
– Итак, я слушаю вас, – тоном, не допускающим возражений, промолвил он.
Саша поднялся, поглядел на мрачное лицо Полонского, на спокойное лицо князя и начал рассказывать. Товарищи по сыску всегда учили его, что если преступника неожиданно и ловко изобличить, то он так или иначе выдаст себя – мимикой, взглядом или как-то еще. Однако Зимородков видел, что эти двое поражены, и только. Они подозревали все что угодно, но то, что в Амалию на охоте стреляли и что до этого кто-то пытался ее отравить, было для них совершенным сюрпризом.
– Оч-чень интересно, – промолвил наконец Орест. – Но почему вы нам ничего не сказали?
Саша запнулся. Он успел поведать своим гостям только о покушениях на Амалию, но не об одержимом, совершившем уже не одно убийство, а насчет обоих дворян у него были весьма серьезные подозрения. Так что заявлять в лицо предполагаемому психопату, что, дескать, батенька, вы и есть тот самый душегубец окаянный, было бы опрометчиво. И мало того что опрометчиво, но могло и прескверно сказаться на здоровье обвинителя.
– Амалия Константиновна не захотела… – пробормотал он.
Полонский, кашлянув, поднялся с места. В дверях стояла Амалия, переводя взгляд с одного молодого человека на другого. Если она и заметила изуродованный столик, то, во всяком случае, никак не показала этого.
– Что здесь происходит? – спокойно спросила девушка.
«Пожалуй, даже слишком спокойно», – с тревогой отметил про себя Саша.
– Мы просто беседовали, – ответил Орест с самой обаятельной улыбкой, – и Александр Богданович поведал нам очень интересные вещи. О том, что произошло на охоте.
Итак, они все знают. Амалия скользнула взглядом по Саше, который, морщась, растирал шею. Может быть, даже лучше, что теперь им все известно. По крайней мере, им придется предложить какое-нибудь объяснение случившемуся. Интересно, что они скажут…
– Амалия Константиновна, это правда? – серьезно спросил Рокотов.
Она утвердительно кивнула.
– Меня, правда, удивляет, что вы доверились не кому-нибудь из нас, а этому… господину, – сказал Полонский, подбородком указывая на Зимородкова и делая неприятное ударение на слове «господин».
Амалия сжала руки, которые держала за спиной, так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– Я доверилась господину Зимородкову, потому что он мой друг, – высокомерно ответила она. – Вот и все.
– Значит, он ваш друг, – заметил Евгений. – А мы, наверное, нет.
– Вы – совсем другое дело. – По ее тону было не совсем понятно, относится ли ее «вы» к одному Полонскому или же и к князю тоже.
– Евгений, перестань, – вмешался Орест, морщась. – Поправьте меня, если я заблуждаюсь, но мне кажется, что сейчас самое главное – разобраться в этой истории… Прошу вас, Амалия, присаживайтесь.
Он подал девушке руку и галантно подвел ее к креслу. Саша Зимородков насупился. Евгений отвернулся и поглядел в приоткрытое окно. На лужайке звенел веселый смех: Муся Орлова, одетая в белое платье, играла с Митей Озеровым в теннис. Большой сенбернар Булька, свесив из пасти розовый язык, лежал в тенечке и с умилением смотрел на свою хозяйку.
– Итак, мы имеем дело с тремя странными случаями, – уверенно начал Орест. – Первый – гибель Снежка, который, по предположению господина следователя, выпил отравленное молоко,
