Тереза покачала головой.
– Она была так слаба после болезни, а я не настолько жестока, чтобы разочаровывать глупышку. Мой муж от нее без ума, Клементина – тоже. Она имеет большой успех у стариков!
– Тереза, перестань, – уже сердито шепнул Оливье. – Я вовсе не собираюсь на ней жениться, я уже много раз говорил тебе.
Его тон был так убедителен, а лицо так красноречиво, что Тереза поверила ему. Она не подозревала, что, говоря с ней, Оливье одновременно вспомнил, что разрешил другу заняться своей невестой, чтобы она не слишком досаждала ему самому. И это разрешение теперь смутно беспокоило его. Он любил Терезу и не собирался расставаться с ней; но и зарейнская красавица с отстраненным лицом оказалась ему не так неприятна, как он полагал и как хотелось бы Терезе. Зеленые глаза Амелии очаровывали, ее молчание обещало загадку, а нет ничего более увлекательного для мужчины, чем разгадывание женских загадок. Оливье был почти уверен, что на самом деле никакой загадки там нет и что Амелия в конце концов окажется такой же, как и другие женщины, которые встречались на его пути. Он был прав – и в то же время заблуждался.
Глава 3
Человек, которого так ждали Арман и Оливье, приехал в тот же вечер, и по манере держаться Амелия безошибочно угадала в нем высокопоставленного прелата. Он долго беседовал о чем-то с обитателями замка и уехал на следующее утро. Вскоре после отъезда гостя Арман и Оливье тоже стали собираться в дорогу.
– Если вас будут расспрашивать, – сказал на прощание Оливье маркизу, – то я приезжал к своей невесте. Больше вы ничего не знаете, а в замке не видели никого из посторонних.
Днем Арман и Оливье покинули замок и отбыли в западном направлении, а Амелия позаимствовала в библиотеке маркиза роман и устроилась полулежа на софе. Но она не переворачивала страницы, и Ева, вернувшись через полчаса, увидела, что книга по-прежнему раскрыта на первой главе.
– Я видела, как они уехали, – нарушила молчание Ева.
– И что? – рассеянно спросила Амелия.
Служанка вздохнула.
– Вы только и делаете, что мучаете себя, сударыня. Зачем?
– Я делаю лишь то, что должна делать, – возразила молодая женщина. – Может быть, это ничего не изменит – не знаю. Но если бы я не приехала сюда, мне было бы в тысячу раз хуже.
В комнате повисло тягостное молчание.
– Как вам показался ваш жених? – наконец спросила Ева.
Амелия неопределенно повела плечом. Человек как человек. Хорошая фигура, широкие плечи, красивые белокурые волосы золотистого оттенка, но нос птичий, подбородок маленький, черты лица не слишком выразительные. И серые глаза посажены чуть ближе, чем следует. Ничего не поделаешь, вырождаются дворяне. Вот его друг куда виднее: черноволосый, голубоглазый, с ломаными бровями. Тетушка Клементина рассказывала, что бабушка Армана была испанкой. При старом режиме этот юноша разбил не одно сердце и, казалось, был способен только на то, чтобы волочиться за девушками, но вот пришла революция, и оказалось, что изнеженный ловелас на самом деле хладнокровен, отчаянно храбр и способен на самые решительные поступки. Амелии было известно, что он замышлял освободить короля по дороге на место казни, но правительство, предвидя такую возможность, удвоило охрану, и попытка сорвалась. Несчастный король, и несчастные его жена и дети, которым, быть может, придется страдать еще больше, чем ему. Она вспомнила слова поэта, которого встретила на верденском мосту: «Сударыня, ныне мы присутствуем при грандиозном действе, которое ставит сама история», – и поморщилась. Она не любила грандиозные действа, ей по душе была спокойная, размеренная жизнь. Да и в театре она предпочитала комедии, а не драмы.
– Вы разрешите мне говорить откровенно, сударыня? – спросила Ева с необычной для нее робостью.
Амелия спокойно взглянула на нее.
– Мы же давно условились, Ева, что ты можешь говорить мне все, что считаешь нужным. К чему эти церемонии?
Ева подалась вперед.
– Сударыня, – горячим шепотом выпалила она, – мне все это не нравится. И то, что творится в этой стране, и то, что вы здесь, и этот замок, и эти люди. Ведь видно же, что они что-то затевают. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что они хотят вернуть короля. И если уж я, простая служанка, вижу это, то и… ну, те, кого называют синими… республиканцы, которым только без короля и хорошо, они ведь тоже догадаются. И тогда… – Она запнулась. – Я за себя не боюсь, сударыня. Мне за вас страшно, что, если с вами что-то случится?
Но Амелия покачала головой.
– Ничего не случится, – сказала она. – И никто ни о чем не узнает. – Она посмотрела на лежащую перед ней книгу и захлопнула ее. – Роман какой-то скучный… Знаешь что, принеси-ка мне лучше ноты.
Пока Ева искала ноты, в одной из комнат замка человек заканчивал писать письмо.
«В революционный комитет города Амьена.
10 апреля I года единой и неделимой Французской республики.
Спешу уведомить вас, что в замок хорошо вам известного Александра де Доль на один день приезжали его родственники, господин виконт…»
Тут неизвестный спохватился, зачеркнул два последних слова и поставил вместо них предписанное республикой «гражданин», после чего вновь принялся скрипеть пером. Писал он медленно, потому что изменил почерк: в случае, если письмо попадет не в те руки, ничто не могло указать на его отправителя.
«…гражданин Оливье де Вильморен и гражданин Арман де Бельфор. Они прибыли из Парижа и привезли новость об измене генерала Дюмурье. Гражданин Оливье приехал в замок не совсем по своей воле, потому что здесь его ждет невеста, к которой он не слишком расположен. Это и есть та особа, о которой вы меня спрашивали, гражданка Амелия фон Хагенау. Касательно же того, не может ли она быть шпионкой роялистов, я должен ответить вам отрицательно. Все время, которое она находится в замке, я не упускал ее из виду. Она еще не вполне оправилась после болезни и целыми днями только и делает, что читает книги, гуляет в саду, говорит о цветах с господином маркизом…»
До него донесся мягкий фортепианный аккорд. Человек поднял голову, прислушиваясь к нежной мелодии, и на лице его возникло мечтательное выражение. Он вздохнул и приписал:
«…и играет на рояле. Полагаю, вышеозначенная особа никак не может являться шпионкой. Ее бумаги в полном порядке, ее рассказы полностью соответствуют тому, что мне известно о невесте господина…»
«А, черт!» – выругался про себя человек, зачеркивая опять не к месту вылезшего «господина».
«…гражданина Оливье. Несомненно, она является той, за кого себя выдает, что и доказывает отсутствие интереса с ее стороны к тому, что происходит во Франции.
Если мне удастся выяснить что-то новое о ней или об обитателях замка, я обязательно вам сообщу.
Сознательный гражданин».
А этажом выше Амелия, не подозревая о том, какая опасность нависла над ней из-за бдительности некоторых сознательных граждан, принялась наигрывать меланхолический ноктюрн.
Прошло несколько дней, и каждый день приносил новые слухи и новых гостей. В замке побывал разносчик товаров. У него была военная выправка, и сразу становилось ясно, что разносить он может разве что шпаги и пистолеты. Впрочем, доставил он на самом деле письмо для передачи «господину де Бельфору». Стоило ему уехать, как явилась какая-то дама под густой вуалью. Она долго говорила с хозяином замка о недавних волнениях в Амьене и выясняла, сможет ли маркиз воспользоваться этим недовольством и поднять округу. Но маркиз тактично ответил, что момент упущен, и дама уехала, весьма разочарованная. Из Парижа доходили странные новости: депутат Марат, ярый якобинец, арестован и предан революционному трибуналу.
– Ах, как было бы хорошо, если бы синие перегрызли друг другу глотки и король вернулся! – ликовала Анриетта. – Неужели это уже начинается?
Однако, к ее величайшему сожалению, Марата оправдали – эту весть привез вернувшийся Арман де Бельфор. Он прочитал письмо, которое ему отдал маркиз, и сжег послание, причем позаботился растереть
