его жена с искаженным от страха лицом.
– Гражданин Буше! Какая честь! – с наигранным восхищением воскликнул маркиз при виде здоровяка, который возглавлял процессию. – А почему вы здесь? Что-нибудь случилось?
Гражданин Буше вручил ему бумажку, подписанную гражданином Равенелем, уполномоченным Конвента, который имел власть казнить, миловать, сажать в тюрьму, творить обыски и всячески притеснять граждан для блага единой и неделимой республики. Бумажка эта покамест предписывала обшарить замок гражданина Александра де Доль, бывшего маркиза, сверху донизу и, буде в замке обнаружится кто-либо со следами недавнего ранения, без промедления хватать всех, кто в оном замке находится.
Гражданин бывший маркиз при виде бумаги улыбнулся еще шире, словно ждал ее всю жизнь, и объявил, что это наверняка недоразумение, но для блага республики, единой и неделимой, он готов и не на такое. Один из гостей заглянул в комнату, где на столе лежало настоящее изумрудное ожерелье, и сделал к нему движение, но нарвался на тетушку Клементину, которая подняла крик, и предпочел ретироваться от греха подальше. Маркиз, Тереза, Лоран, Роза, Себастьен – все стояли и, не отрываясь, следили за действиями своих врагов. Обитатели замка не осмеливались обменяться словом, но у всех в головах засела одна и та же мысль: успел ли Оливье скрыться, помог ли ему Арман? Тереза испуганно вцепилась в локоть мужа – революционные граждане были уже у дверей той самой спальни, куда перенесли раненого. Роза стиснула руки так, что ногти впились в ладони. Себастьен стоял ни жив ни мертв.
– Так, а здесь что? – подозрительно спросил гражданин Буше, учуявший общую нервозность, и рывком распахнул дверь.
Затем он выпучил глаза и открыл рот.
В спальне у большого зеркала, расположенного напротив входа, стояла молодая темноволосая гражданка. На гражданке был корсет, панталоны, чулки и шелковые туфельки, а также изумрудные сережки. Больше ничего.
Возле гражданки стояла особа, как две капли воды похожая на жену Буше, – страхолюдная, угрюмая, с бородавкой на носу – и помогала ей примерять платье. В глубине комнаты, у кровати, заваленной платьями, веерами, платками и какими-то тряпками, находилась круглолицая молодая женщина, судя по всему, беременная.
– Я же говорю, валансьенские кружева, – объявила гражданка в корсете, разглядывая подол.
– Да, они лучше всего, – согласилась круглолицая.
Затем гражданка заметила Буше и повернулась в его сторону. Из ее глаз вылетели две изумрудные молнии, которые пригвоздили его к месту. И хотя гражданин Буше был вовсе не робким человеком, он все же малость струхнул.
– Что вы здесь делаете? – возмутилась круглолицая.
Страхолюдная, которая держала в руках платье, повернулась, и тут Буше с тоской убедился, что она и впрямь похожа на его жену. Особенно роднило их выражение лица, на котором была написана феерическая злоба.
– Это неслыханно! – кричала Анриетта. – Боже мой, честная женщина не может даже платье примерить, чтобы ее не побеспокоили! Что вам надо? – напустилась она на Буше. – Что вы ищете?
Арман де Бельфор, который с обнаженной шпагой притаился за ширмой, скрытой зеркалом, едва не рассмеялся и поспешно зажал себе рот свободной рукой, слыша, как гражданин Буше бормочет извинения. Он не хотел никого оскорблять! У него приказ! Он обыскивает замок, ему сказали, что тут может находиться раненый!
– Да, тут будет раненый, – заявила Ева, – если вы немедленно не уберетесь отсюда!
Она махнула на незваного гостя платьем. Красный как рак, гражданин Буше затворил дверь и шагнул в следующую комнату. Но в ней не было никого, кроме старой кошки, которая лежала на кресле и дремала.
Через полчаса, порывшись для проформы в конюшнях и погребах, граждане укатили в экипаже, который доставил их сюда. Как только экипаж скрылся из глаз, Лоран, словно забыв про мучившую его подагру, рысцой взлетел вверх по лестнице.
– Ушли, сударыня, – доложил он Анриетте, вытирая со лба пот.
Амелия (которая уже успела одеться) обменялась взглядом с Евой, и они стали стаскивать платья с кровати, на которой лежал Оливье. Когда граждане с бумагой вошли в замок и Амелия поняла, что скрыться раненому некуда, она предложила закрыть кровать платьями, чтобы было похоже на дамскую спальню, и принести из ее комнаты зеркало, а чтобы отбить у гостей желание входить, сняла верхнюю одежду.
– Вы даже не представляете, что вы для нас сделали! – с чувством проговорила Анриетта, сжимая ей руки.
– Боже, боже, и как же вы не испугались! – твердила Тереза, которая совершенно потеряла голову. – Какая вы храбрая!
Арман вылез из-за ширмы, и вид у него был немного сконфуженный – по правде говоря, сквозь щель между створками он заметил, как выглядит Амелия в корсете, и теперь она нравилась ему еще больше, а ее присутствие духа делало из нее и вовсе героиню. Явившаяся тетушка Клементина потребовала объяснений, как им удалось отделаться от республиканцев. Получив их, она ушла, но вскоре вернулась, неся с собой изумрудное ожерелье.
– Вот, – сказала она, протягивая его Амелии. – У вас доброе сердце, дитя мое. Да благословит вас бог! Это украшение мне когда-то подарил… а впрочем, неважно. – Она засмеялась странным, почти молодым смехом и махнула рукой. – Ничего у меня не осталось, только одно оно, но я уже старуха, к чему оно мне? Носите его, прошу вас! Эти камни очень подходят к вашим глазам.
Амелия смутилась и стала отнекиваться, Арман и Анриетта хором стали ее уговаривать, к ним присоединись хозяин замка и Себастьен. Наконец молодая женщина сдалась. Тереза смотрела на нее, кусая губы. Теперь, когда первый порыв благодарности прошел, она досадовала, что не догадалась сама сделать то, что предложила ее соперница, и особенно – что Оливье оказался обязан своим спасением не ей, а этой неприятной особе. Едва маркиза услышала, что кто-то должен вместо него доставить письма Ларошжаклена, она заявила, что Арману ехать в Амьен небезопасно, и вызвалась отвезти их сама.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, дорогая, – сказал ее муж после паузы. – Это может быть очень опасно.
– Ах, – воскликнула Тереза, – я буду счастлива сделать хоть что-то! Это самое малое, чем я могу вам помочь.
– По правде говоря, сударыня, – начал Арман, – ваш муж прав. Это и в самом деле очень опасно.
– Никто меня не заподозрит, – отмахнулась Тереза. – В конце концов, я женщина, и мой муж – уважаемый в округе человек. Меня не осмелятся тронуть.
Арман хотел возразить, что для республиканцев не существует такого понятия, как уважение, но тут вмешался Себастьен.
– Полагаю, госпожа маркиза права, – сказал он. – А мы с Арманом завтра перевезем раненого в безопасное место. Если Оливье останется здесь, не исключено, что синие вновь заявятся с обыском, и на этот раз всякое может случиться.
Поразмыслив, Арман согласился с Себастьеном, тем более что Оливье тоже одобрил их план. Раненый отдал письма Терезе и объяснил ей, кому она должна их передать. Однако Арман весь день не находил себе места. Он внезапно осознал, что ему совсем не хочется уезжать из замка. Он искал повода поговорить с Амелией, но она, очевидно, чувствуя неловкость из-за того, в каком виде ей пришлось показаться на глаза Буше, избегала шевалье. Он надеялся, что хотя бы после ужина сумеет застать ее одну, но не тут-то было – она села с маркизом играть в шахматы, а рядом пристроилась ее служанка. Когда часы пробили девять, Амелия попрощалась со всеми и ушла к себе в сопровождении Евы.
Поздно вечером гражданин Буше вернулся домой после непростого дня. Однако едва он вместе с женой и полудюжиной детей сел ужинать, как вошла служанка и объявила, что внизу в карете его ждет гражданин Сибулетт.
– Кто это? – неприязненно спросила хозяйка. – Чего ему надо, он что, в дом войти не может?
Ей не понравилось, что ее муж сразу же как-то странно засуетился, сорвал с шеи салфетку и чуть ли не бегом кинулся к выходу. Половицы стонали на разные голоса под его торопливыми шагами.
Он слетел по ступенькам и, завидев у тротуара карету, сел в нее. В карете было темно, и он видел
