Это насущная императивная потребность человечества, которое сейчас все более и более напоминает тело ребенка.
Все это так, но у 'детского тела' человечества есть и другая сторона. Оно слабо, но в этой слабости и податливости заключена огромная мощь и способность к адаптации. Оно в состоянии, подобно весенней травке, пробивать толщу напластований истории и искать новые горизонты в мире неопределенностей. В нем заключена еще неисчерпанная сила формообразования, связанная с симбиозом человека с другими живыми и неживыми объектами Вселенной. «Болея» детскими болезнями, оно накапливает потенциал социально-психологического иммунитета ко злу и насилию, невежеству и жестокости. Исчерпав логику классического рационализма, оно стало обращаться к интуитивным решениям ребенка, видящего мост там, где взрослый видит только пропасть. Это особенно важно в аспекте взаимосвязи телесности и духовности в процессе становления «Я» у ребенка. Проблематика духовности является одной из самых дискуссионных сфер гуманитарного знания, особенно в гендерном аспекте. Традиционно мальчик и мужчина являли собой воплощенное аполлоническое начало, светлое и одухотворенное, а девочка и женщина были средоточием темных, хтонических сил. Бесполый ангел всегда представлялся в мужском облике, а основная “метафора” женщины — это тайна, скрытое. В то же время как современное осмысление андрогинности по мнению Камиллы Палья состоит в том, что «мужчины должны быть женоподобными, а женщины могут быть такими, какими им хочется быть»28.
Непознаваемость внутреннего мира женщины стала уже расхожим выражением, а современный феминизм добавил сюда тезис о том, что «эротическая жизнь лесбиянок — закрытая комната, в которую мужчине не проникнуть»29. Отсюда вытекают возможные модели женской духовности которых Хильда Хайн выделила 4, начиная от аристотелевского тезиса, что дух соотносится с материей как мужчина с женщиной и до концепции духовного превосходства женщины в современном феминизме30. Сама она полагает считать критерием духовности уровень свободы, а детей «парадигмальным духовным продуктом» (там же, с.359). Поскольку в его производстве участвуют и мужчина и женщина, то бессмысленно спорить о примате той или иной духовности. Однако, ситуация не так проста, поскольку за редкими исключениями ребенок любого пола видит перед собой прежде всего властную женщину, от которой полностью зависит его существование. Амбивалентность взаимоотношений матери и ребенка стала сквозной темой психоанализа ХХ века и вряд ли эта проблема получит когда- нибудь удовлетворяющее всех решение. Если с телесной наследственностью наука ХХI века научилась работать, модифицируя ее в нужной направленности, то тайна пробуждения душевных качеств и духовных потенций ребенка остается пока в значительной степени неразгаданной. Речь не идет о модификации поведения, «зомбировании» с помощью методик НЛП, воздействии наркотиков и психотропов и т. п. Дело в том, что вопросы, мучившие З.Фрейда сто лет назад не утратили своей актуальности, хотя данные им ответы оказались не всегда адекватными реальности, особенно конца ХХ — начала ХХI века. Как хорошо выразилась К. Палья «У каждого из нас свое инцестуозное созвездие личин сексуальности, которые мы носим с детства до могилы и которые определяют, кого и как любим или ненавидим». (Цит. соч. с.15)
Императивность, принудительность, связанность с природными силами и стихиями, наконец властность характеризуют человеческую сексуальность и поэтому абсолютно легкой, недемонической эротики видимо не бывает в реальности. Сексуальная свобода, особенно для женщины парадоксальна по своей природе и миф североамериканских индейцев о “зубастой вагине” произведший большое впечатление на З. Фрейда, сейчас актуален как никогда. О “зверином оскале” современного феминизма пишет например публицист А.П.Никонов, усматривая корень проблемы в противоречиях истинного пола и “деланного” (т. е. гендерного) и вытекающего из него тезиса, что во всем виноват всегда только мужчина как потенциальный насильник31.
Известный отечественный исследователь духовных практик С.С. Хоружий подчеркивает их существенную особенность — ступенчатое строение, дающее феномен лестницы, известный еще с VII века в исихазме32. Первый этап процесса, как отмечает автор, связан с нахождением антропологической стратегии, альтернативной обычному порядку существования и отрывающейся от него. Иными словами, когда у ребенка формируется свой “тайный”мир, не связанный с обыденностью и внешними требованиями родителей и других лиц и обстоятельств — он уже на пороге духовного восхождения. Известный педагог и антрополог Э. Краних изучая пластичность детского тела и процессы формообразования в различных органах отмечал, что действие этой внутренней “пластической силы” заканчивается к 7–8 годам, когда наступает важный перелом, завершающий первую фазу развития33. Как известно, в этом же возрасте ребенок обретает в полной мере чувство полового стыда и тогда же начинаются (или интенсивно продолжаются) детские сексуальные игры. Значимость этих открытий для становления «Я» и ребенка и его эволюции не подлежит сомнению. Такие понятия как “жизненный мир ребенка”, “пространство детства” не могут быть адекватно рассмотрены без учета их важных составляющих.
Возникает вопрос — имеет ли это отношение именно к духовности в позитивном смысле слова, или это антидуховность, искаженная темным началом, греховностью души даже у новорожденного младенца? Такая постановка вопроса имеет не только богословский аспект, но и более широкий мировоззренческий смысл, касающийся аксиологии сексуальности как таковой. Нужно ли поощрять ее развитие у ребенка или по крайней мере не препятствовать, или же надо признать ее негативное влияние на духовное развитие? На одном полюсе — минимальное внимание к телу, его физиологическим нуждам и суровое подавление всех сексуальных проявлений вплоть до соответствующих мыслей и образов. На другом полюсе — сексуальное просвещение в разном диапазоне от “да” любому проявлению, до формулы “да, но …”, учитывающей потенциальную опасность ряда феноменов полового созревания ребенка. Нетрудно установить в этом своеобразную спираль восхождения, которая вообще характеризует ход духовного развития, как сочетание фатальной повторяемости, заданной императивно, так и поступательного движения (вспомним спирали Мориса Эшера). Возможно, правильнее говорить не о духовности, а о моральности ребенка, об интериоризации им законов того общества, в котором совершается процесс его развития. Как видно из изложенных выше данных о разном (и часто противоположном) отношении разных религий и цивилизаций к феноменам телесного бытия ребенка и их моральной оценке, трудно выделить нечто общечеловеческое, суммирующее все, что знала история и современность. Очевидны несколько моментов, требующих теоретического осмысления и практических выводов.
Взаимодействие телесных и духовных потенций в сексуальном развитии ребенка является плодом не только взаимодействия генетических и социокультурных детерминант, но и его собственных усилий, личного” сценария”, уникальность которого и создает все трудности. Процесс этот носит нелинейный характер, имеет свои критические моменты и этапы, прохождения которых во многом определяет будущие сексуальные и моральные установки взрослого человека. Необычная для взрослой психики пластичность всех сексуальных реакций ребенка предполагает, в то же время, возможность импринтинговой фиксации ярких ее проявлений, оказывающих существенное влияние на последующее развитие. Все это позволяет выделить особый, эротический аспект детского тела, к анализу которого мы и переходим.
2. Эротический аспект детского тела идеал и жизнь
Эта проблема одна из наиболее сложных в культурологическом анализе, и исследователи, отдавшие ей дань, испытывали немало трудностей социального и психологического характера. Их причина кроется в наличии следующего противоречия: с одной стороны тело ребенка рассматривалось столетиями как ангельски- безгрешное, как «отелесненное целомудрие» и воплощенная невинность, а с другой, со времен Фрейда, ребенок- это полиморфно- перверзный эротоман, тело которого — поле, где растут всевозможные цветы сладострастия. От античных поэтов, воспевших красоту тела мальчика, до красочных эпитетов, описывающих прелести Лолиты и Ады у В. Набокова, от девочек на полотнах Ж. О. Фрагонара до мальчиков на картинах А.А. Иванова, во всех видах и жанрах искусства можно проследить напряженный интерес к детскому телу и его эротическому облику. От мифологических персонажей Зевса, Аполлона, Диониса, Гефеста, Гермеса, Геракла, Лая, любивших своих совсем юных избранников до реальных деятелей культуры и истории всех времен и многих народов- таков диапазон этого интереса. Судя по опубликованным материалам, эта тема волновала таких религиозных и политических деятелей как пророк Мухаммед, Тиберий, Цезарь, Калигула, Махатма Ганди, Сталин, Аятолла Хомейни; писателей, помимо всех эллинов, таких как Маркиз де Сад, Ганс Христиан Андерсен, Льюис Кэрролл, Пьер Луис, Джон Раскин, Джеймс Джойс, Чарльз Диккенс, Марсель Пруст, Марк Твен, Андре Жид, Ф. М. Достоевский, Г. Иванов, В.В. Набоков; всех древнегреческих поэтов и таких как Катулл, Вергилий, Гете, Байрон, Ш. Бодлер, П. Элюар, М. Кузмин, К. Бальмонт, Д. Хармс; художников как Б. Челлини, Д. Караваджо, Т. Кутюр, Балтус, Маркиз де Байрос, Ж. О. Фрагонар, Гоген, Л. Бакст, А. Иванов, А. Ф. Пахомов; композиторов как Ф. Лист, Б. Бриттен, П. И. Чайковский. Отдали ей дань путешественники Миклухо- Маклай, Пржевальский, ученый К.С. Мережковский и многие другие менее известные деятели. Видимо, это не случайная девиация жизненного и художественного интереса, а нечто гораздо более глубокое и содержательное, имеющее отношение к самой сущности человека и его сексуальности. Уже хрестоматийным стало упоминание обо всех великих мыслителях Эллады, воспевавших красоты мальчиков (и гораздо реже девочек), что отражало общую духовную установку той эпохи. Среди них все основоположники «греческого чуда» и как отмечал Г. Лихт «любовь древних греков к мальчикам (педофилия)… была наиболее существенной и значимой основой греческой культуры, которая имела решительно гомосексуальную направленность»34. Он же указал и на то, что термин «педофилия» не встречается ни у одного греческого автора, поскольку в ходу было понятие «paidomania» в смысле безумной страсти к мальчикам или «ta paidika» в смысле всего того, что связано с мальчиками (там же стр. 332– 333). Р. Крафт- Эбинг в 1912 году в «Psychopathia sexualis» употребил термин «эротическая педофилия» понимая под этим патологическую склонность взрослых мужчин к сексуальным контактам с ребенком любого пола. С тех пор уже около века вокруг этой проблемы скрещиваются диаметрально противоположные мнения: от возможной легализации(в Нидерландах) до суровой кары вплоть до смертной казни даже за ненасильственные, сексуальные действия. Время от времени в западной прессе поднимается волна настоящей паники по поводу этого явления, принимающая иногда анекдотические формы. Так, автор нашумевшего научного бестселлера Джудит Левин «Вред, наносимый детям защитой от секса» вышедшего в 2003 году приводит такие ситуации: кормящая мать испугалась возникшего у нее в процессе кормления грудью полового возбуждения и вызвала полицию; родители и воспитатели боятся обнять своих детей, не говоря уже о поцелуях; полиция арестовывает семейную пару сфотографировавших в ванне свою годовалую дочь, обвиняя их в производстве детской порнографии; соседи видели как 9- летний мальчик играл с 5 —летней девочкой и усмотрев нечто непристойное вызвали полицию, которая надела на ребенка наручники и т. д. С другой стороны в Лос- Анжелесе в 1962 году было основано «Общество Рене Гийона» в честь умершего в1961 году французского психолога, обосновавшего в своих трудах тезис: «Или секс до восьми, или сразу засни». Британский автор Том Кэррол рассматривая основные моменты связанные с детской сексуальностью и влечением взрослых к детям задается кардинальным вопросом: почему господствовавшая когда — то относительная свобода сексуальной жизни в примитивных обществах, в том числе и между детьми и взрослыми перестала быть актуальной?35. В уже цитированной коллективной монографии западных специалистов «Paedophilia: Biosocial Dimensions» вышедшей в 1990 г. под редакцией Дж. Фирмана этот вопрос рассматривается многосторонне и, что важно, за рамками чисто юридического подхода, имеющего дело со случаями насилия.
В самом современном руководстве по сексуальности Р. Крукса и К. Баур суммируются данные на конец 20 и начало 21 века о взглядах на педофилию с точки зрения современной науки и права. В основном внимание уделено жертвам сексуального насилия и домогательств, включая инцест. Напомним, что в международной классификации болезней по версии ВОЗ в 1965 году педофилия считалась «половым извращением» 1973 году «отклонением (девиацией)» и с 1993 года — «нарушением сексуальной ориентации». Эта эволюция терминов конечно интересна, но еще более проблематична сама идея о сексуальном общении взрослого (или старшего) с ребенком (или младшим) и его историко — культурных коррелятах. Для ее понимания необходимо выяснить, во-первых,
