Взмахнул рукой — и скрылся за тёмным стволом; И стал мой голос — хриплым лаем гончего пса. И время исчезло, как прежний мой образ исчез; Пускай Кабан Без Щетины с Заката придёт скорей, И выкорчует солнце и месяц и звёзды с небес, И уляжется спать, ворча, во мгле без теней. [83] Ire queluva Anarinya Quelienen u–navan minya. Imbe menque yeni, enyare, Carinava noire vinya, мre queluva Anarinya. мre tuluvan Mandos minna, Nava lomea lume sina E ta lumba farnesse, yallo, Ente fairi meruvar linna мre tuluvan Mandos minna Ire Namo faukava 'n anto Yasse vanuvan, vinyacanta, Nu talunya caitavar — nande, Linyar vanime, tauri lande, Helma vayuva lauca vilya… Tare enkenuvanyel, milya. Tare nanuvan Valinore, Ar enkapuvan minna more; Omentava ni nwalca hwinya– Ar enqueluva Anarinya, мre queluva Anarinya… [84] Шаг его был лёгок и твёрд. И далеко по лесу разносилась уже новая песня…
— В неоглядную даль гонит яростный ветер бессчётные серые волны… Боль, отчаянье, смерти — безбрежное море навеки в себе погребло… И лежат под водой белокрылые птицы из гавани Альквалонде! И седая волна, уходя в глубину, над обугленным плачет крылом… И лежат под водой белокрылые птицы из гавани Альквалонде… И седая волна, уходя в глубину, над обугленным плачет крылом! Корабли! Парусов ваших гордый размах до сих пор вас не видевшим снится… Стая огненных птиц — неотмщённым деянием Зла вы летите во мгле… И во мраке, окутавшем мир, есть и вашего пепла частица — Ибо равно бессмертны, к несчастью, и Зло и Добро на земле! И во мраке, окутавшем мир, есть и вашего пепла частица — Ибо равно бессмертны, к несчастью, и Зло и Добро на земле… В день конца своего всё прощу и забуду пустеющим сердцем холодным… Только гибели вашей — ни забыть, ни простить не дано… Как я плачу о вас, белокрылые лебеди гавани Альквалонде, Горький пепел смешав с погребальным мучительно–терпким вином… Как я плачу о вас, белокрылые лебеди гавани Альквалонде, Горький пепел смешав с погребальным мучительно–терпким вином! [85] * * * Солнце било в глаза.
Прищурившись, Гарав потянулся и улыбнулся солнцу. Звякнула кольчуга — он удобно сидел на плавно изогнутом корне дерева, как на диване с хорошей спинкой — на самой опушке леса. Рядом лежали щит, шлем и арбалет.
А в сотне шагов по траве луга вели коней Эйнор и Фередир.
Глава 28,
в которой никто никого не прощает, потому что это не нужно.
Гарав встал и смотрел, как они подходят. Эйнор поотстал, а Фередир почти бежал, ведя в поводу и своего Азара, и Хсана Гарава.
— Ты где был? — заорал Фередир, швыряя конский повод Гараву. — Ты как сюда–то попал?! Мы весь день и полночи через лес скакали, а он сидит и спит, как будто так надо!!!
Гарав поймал повод Хсана и улыбнулся, ощутив на щеке конские губы. Потёрся виском о храп. И подумал, что это справедливо.
Всё справедливо. Бежать от себя — бездарное занятие. Как ни оправдывай его и какие причины не выдумывай. Труса нагоняет собственный страх, предателя — те, кого он предал. Так — даже в мире Пашки, что уж здесь…
— Так где ты был?
Эйнор соскочил с Фиона, передал повод всё ещё изливающему свою радость Фередиру. Гарав оттолкнул конскую морду и встал прямее.
— Я… — мальчишка перевёл дыхание. — Я вас предал…
— Да? — без интереса спросил Эйнор. — Когда?
— Когда… Ангмар пришёл… я хотел разбить себе голову о камни… но он не дал… и он стал меня мучить… просто пальцами так делал, что я рассказал, куда мы ехали… а потом он начал просто говорить… ну… такие вещи, что всё было правильно…
— Подожди, — сказал Эйнор встревожено. Заглянул в глаза Гараву. — Как хотел разбить себе голову?!
— Ну… как–как… — Гарав съёжился и выталкивал слова по одному. — Я сразу понял, что сейчас меня
