— А тебе это не приснилось, Волчонок?
Гарав честно подумал над этим. И со вздохом пожал плечами:
— Не знаю.
Эйнор ещё какое–то время смотрел на него. Потом встал и скомандовал:
— Собираемся. И так задержались.
Мальчишки стали ускоренно сворачивать маленький импровизированный лагерь. Что ни говори, а у двоих это получалось намного быстрей и слаженней, чем у одного. Наблюдая за их вознёй, Эйнор подумал: «Что ж, видимо, Волчонок теперь и правда от меня никуда не денется. Ну и к лучшему, хороший он парень. И будет хорошим рыцарем.»
— Мы едем в Зимру, — сказал Эйнор, затягивая подпругу Фиона. Фередир поднял голову от щита, который крепил в чехле на конском боку. Гарав спросил равнодушно:
— В Раздол не поедем?
— Нет, — покачал головой Эйнор. — Прости, Волчонок. В Зимру.
— Мне–то что, — так же равнодушно сказал Гарав, вскакивая в седло. Разобрал поводья. — В Зимру — так в Зимру… — и закончил по–русски: — Нны, холера!
* * * — Лето, ты где шлялся? — Считал, сколько есть шансов, Что наша река высохнет. — Ты что, надо мной издеваешься? Садись, а то суп выстынет. …Мальчика звали Летом. Дали в детстве такую кличку, Потому что на лицо — все приметы: Температура — сорок с лишним, Голова горяча: хоть котлеты На лобешнике жарь, хоть блинчик, Удивлялись родители: «Как это? И в кого он такой вышел?» (Вся семья — как посыпана снегом). Папа зуб точил на соседа, Но сосед был до одури честным, Ходил в церковь, носил крестик, И, к тому же, весной стал птицей, Так что папа утихомирился, И забыл о своей версии… …Мальчика звали Летом И он откликался, как правило. Он говорил — словно бредил, Смышленый — что взрослым завидно, Веселый — не нахохочешься, Но шутки стали, как ежики — Сказал, губки сделал бантиком, Играться ушел с приятелем, Кататься на велосипеде, А у тетенек и дяденек Мурашки ползут по кожице — Чешутся, словно йети, Блохастые от неухожености: «Вот это пошли дети, Вот это растут сложности». — О чем ты задумался, Лето? — О космосе. — Подумать, все дети, как дети, А этот… Господи!.. …13 лет длилось лето. Мальчик вырос неправильным, И понял, что на планете Ему места не оставлено, Что он — как бобовое зернышко Из сказки — Среди горошин. Что небо рукой достать может он Но небо его — Не может. Бог любит горох, Что Богу Какой–то боб. Что проку От этого переростка? Он даже сказать просто Не может. Мымрит стихами. И ангел, который хвостик Скрывал, под бельё пихая, Шепнул Богу: «Пап, дай мне» Бог сказал: «Нет вопросов!» И отдал его. С потрохами… — Доктор, что с нашим мальчиком? — Мальчик Ваш неудачливый. Пару годков, не иначе как Отправите ваше Лето В милом таком ящичке Плыть по реке Лете… …Осталась горячка от лета, Мальчик, в пальто кутаясь Держался за сигарету И за вбитую в голову глупость, Что вертится он на вертеле Кебабом у адского пламени, Какая–то хворь жалила: Это чертенок шарики Катал по крови детской, Мальчик решил: «Бог — жадина, Ему в падло содержать меня, Украл у меня детство: Волосы вон лезут, Как глобус башка гладкая».
