лачугах, не опустились и не охамели. Но от этого тяжелей вдвойне было видеть крохотные комнатушки, полы, выстланные чисто вымытыми кусками линолеума, подогнанными друг к другу – ужасающую картину опрятной нищеты. Дениса встречали в таких домах с напряженным достоинством: мол, ты, конечно, имперец, но и мы – люди, так что… И он снимал у порога обувь и низко, серьезно кланялся хозяевам, а распрямляясь – улыбался всем сразу. Острым чутьем подростка Третьяков-младший отчетливо понимал: если чего эти люди и не простят – так это жалости и высокомерия. В результате хозяева оттаивали почти сразу. С ужасом Денис думал, что скоро придется заходить и в иные дома – с киснущими под окнами лужами помоев, перекошенные какие-то, ощеренные, как лица и души их хозяев. И немного малодушничал: отряд окрепнет, всяко не одному…
…Над крыльцом Чакиных гордо висела вывеска, которой еще позавчера не было и которую Денис увидел издалека – и хмыкнул.
ОБУВНОЙ МАСТЕР ЧАКИН И. И.
Илья Ильич сидел под этой вывеской. Свои дети – две девочки и мальчик – у него были еще совсем мелкие, но рядом устроились Никитка, еще один парень из отряда – Лешка Гордеев – и незнакомый мальчишка лет одиннадцати с покрасневшим ухом. Никитка с Лешкой ловко работали короткими острыми «косячками» и пересмеивались, слушая мастера. Денис прокрался вдоль забора и тоже услышал речь Ильи Ильича:
– …кожу портить. Из твоих ушей, что ли, драгоценных заказ мастерить? Малы, таких ушей на ботинок полсотни надо.
– Да-а-а… – проныл мальчишка, – а чего крутить-то так?!
– А как ты кожу, так и тебе ухо. Я ж тебе сколь раз показывал!.. И ты губы не дуй, сам пришел, сам просился. Дело верное, воздух свежий, от людей уважение. Теперь, раз у нас тоже вроде как Империя, руки нам освободили – рай прямо, сиди да работай! – И он в подтверждение своих слов оптимистично тюкнул молотком по подошве ботинка, надетого на изогнутую «лапу».
– День добрый, Илья Ильич! – Денис вошел во двор. – А я…
– Никитка, живо, – махнул рукой мастер, встал и, подойдя, протянул ладонь. – Денису Борисовичу… Вот, – он с немного смешной гордостью показал на вывеску. – Теперь у меня дело свое, у Аркадия Тимофеевича самого зарегистрировался… а с вас вроде как можно плату-то и не брать – уже и заказчики есть.
– Ну, об этом мы больше не говорим, – отрезал Денис.
Никита с очень серьезным, даже торжественным видом спустился с крыльца, неся пару ботинок. Типичных пионерских, из легкой кожи, на гибкой «чуткой» подошве, с кожаными – тонкими и прочными – шнурками. Денис залюбовался обувью, как любовался каждым предметом, который делали «с душой».
– Отлично! – искренне сказал он.
Илья Ильич кашлянул – то ли смущенно, то ли довольно – и предложил:
– Ну, тогда и бери их себе, для почина, так сказать.
– Ну нет, – живо возразил Денис и покрутил ногой, поставленной на каблук. – У меня есть, а когда у одного две пары, а у другого – ни одной – это нечестно. Ну-ка, Никита, примерь.
– Да они мне велики, – засмеялся Никитка и повторил движение Дениса – поставил ногу на пятку и покрутил ступней. – Пусть Лешка меряет, у него нога больше.
Гордеев вспыхнул, не покраснел, а даже побурел. Посмотрел на мастера, который развел руками. Посмотрел на Дениса, который весело скалился. Посмотрел на свои ноги, вскочил и метнулся куда-то за дом. Денис не успел даже спросить, куда он намылился – Лешка вернулся на пятках, ноги у него были мокрые. Усевшись на ступеньку, он тщательно вытер пятки о штанины и стал натягивать ботинки так, словно они были из тонкой бумаги.
Это было смешно. Но Денис больше не смеялся. Отведя глаза, он спросил:
– Илья Ильич, а у вас второй готовой пары нет? И еще… Никит, будь другом, сбегай к девчонкам, спроси у них…
Генка полулежал на кровати в своем уголке – под самодельной полочкой с книгами. Читал он, правда, не книгу, а устав и, увидев осторожно входящего Дениса, сразу сел. Улыбнулся. На полу у изголовья стояла собранная небольшая сумка с длинным ремнем, поверх нее аккуратно лежала одежда.
– Привет, – Денис положил на пол объемистый сверток, который принес под мышкой, пожал Ишимову руку. – Как настроение?
– Мама отпускать не хотела, – Генка чуть ли не один из здешних ребят называл мать «мамой». Денис иногда думал, каково было этому парнишке – тихому, умному, любящему читать – в шахте… – Говорит – если уж умру, то лучше дома, а не за тридевять земель. Отец на нее гаркнул, а сам, по-моему, тоже не верит. Сперва не верили Валерии Вадимовне, что я болею, – он недоуменно пожал плечами, – теперь не верят, что выздоровею…
– Да не умирают у нас от этого… и у вас не будут скоро, – сказал Денис сердито. – Ничего там у тебя страшного нет, тем более, что в самом начале обнаружили.
– Я в атласе посмотрел, где она, эта печень, – Генка обхватил руками поднятое колено. – Знать не знал, что она у меня вообще есть. И не болит она…
– Ну и хорошо. Моя мама, знаешь, как говорит? – Денис уселся на кровать. – Болезнь легче предупредить, чем лечить. Съездишь, заодно Империю посмотришь… Сейчас… – Денис достал блокнот и карандаш, черкнул на колене строчку. – Ты возле Сочи жить будешь, вот тут адрес одного парня, Саньки Краморова, мы с ним в «Орленке» вместе были. Зайдешь, когда время будет, скажешь, что от меня, в смысле, от Дениса Третьякова. Он там тебе все покажет-расскажет и вообще.
– Спасибо, – Генка взял листок. – Да… как у тебя, – сказал он негромко, вертя бумажку в пальцах, – везде друзья, знакомые…
– Ну вот с Санькой познакомишься – и у тебя в Сочи друг будет, – спокойно ответил Денис. – Считай – начало.
Генка свел брови… а потом широко улыбнулся:
– Да, правда.
– Деньги… – начал Денис.
Но Генка сразу закрутил головой:
– Валерия Вадимовна выписала из фонда… Много, я думаю маме оставить.
– Не дури, – отрезал Денис. – У нас пока что бесплатного мало. Деньги тебе пригодятся… Волнуешься?
Генка пожал плечами, опустил ногу, поднял другую и вновь обхватил руками колено:
– Да я не знаю. Мне охота ехать… и правда волнуюсь. А ты не знаешь, как там лечат? Резать не будут?
– Зачем? – удивился Денис. – Там нечего вырезать, не печенку же твою…
– Ха, – Генка широко улыбнулся и показал большой палец. Денис толкнул его в локоть локтем и получил ответный толчок. – Жаль, что со школой без меня все будет.
– Ну, зато потом приедешь – прямо к другим делам. Дел-то дополна… – Денис поднялся.
– Уходишь? – грустно спросил Генка, ставя ногу на пол.
– Да… то есть… – Денис махнул рукой. – Давай-ка я тебе галстук повяжу, чтобы ты уж если ехал, то пионером, – немного неловко предложил он.
Генка грустновато улыбнулся:
– Да ну… спасибо, конечно, но только вид у меня все равно будет… одежда так себе.
– Ну, во-первых, галстук вещь такая, что его можно и на голой шее носить, – начал Денис. И спохватился: – А, да! Я тут тебе кое-что принес… в довесок к галстуку.
Он поднял сверток с пола и развернул.
Генка смотрел внутрь с минуту, не меньше. Было тихо-тихо, Денис покачивался с пятки на носок, улыбался и посвистывал. А когда Генка поднял растерянные и благодарные глаза, явно подыскивая слова, – подмигнул и сказал:
