Сладкий аромат жасмина и скользнувший впереди огненный луч полуденного солнца. Пожав плечами, я сделал последний…
Шаг.
Рассекая мифриловым клинком липкую паутину, я вошел — нет, вышел — на широкий каменный карниз, нависающий над бездной; только в этой области Первозданной Пустоты (Бездны Хаоса?) на дне черной пропасти время от времени появлялись какието образы, остававшиеся неясными для меня, но не для того, кто сидел на краю, беззаботно свесив ноги вниз.
— Каков твой выбо', юноша? — картавым шепотом спросил Он, даже не давая Себе труда обернуться.
— Я хотел бы видеть все карты, Владыка С'ньяк, — ответил я.
— Многие хотели бы этого.
— Однако немногие имеют право и возможность настаивать на своей просьбе.
С'ньяк-Мыслитель одним движением поднялся на ноги и пронзил меня одним из тех взглядов, которые могли вызвать (и зачастую вызывали!) эпилептический припадок у многих чародеев древних времен, осмеливавшихся послать свое сознание за пределы Грани, «дабы принять в свое сердце Сущность Бытия». Взгляд этот, однако, нужного эффекта не произвел; то ли потому, что я находился здесь во плоти, то ли по причине моей «особой» закалки (все-таки я уже неоднократно общался с Властителями, любившими применять аналогичный прием).
— Я не собираюсь уступать, — спокойно сказал я. — Никакого выбора до тех пор, пока вы не откроете карт. Я должен видеть полный расклад, чтобы принять решение.
— Человечишка! — процедил С'ньяк. — Ты желаешь получить п'е'огативы, недоступные даже Ста'шим Ло'дам?
— Возможно, — ответил я с легкой усмешкой, — коль скоро от меня зависит, будет ли свершено то, что не под силу ни одному из них. Твой ход, Мыслитель.
— Проклятье! Да зачем вообще запреты, коль может их переступить любой?
— Эх, Таммас, друг мой, — из всего Совета вопрос такой нас мучит лишь с тобой; а раз нет большинства — нет и преграды.
— К тому же, Ратт, из всех своих Фигур ты выбрал ту, к которой нет расклада. Случайность, скажешь?
— Нет. Уж третий тур идет, а этот гад не убран с поля и память не утратил. Игрокам не подчинить его железной воли, так что пора бы действовать: финал грядет, а Игроков еще немало, и все Арбитры бдят. Не правда ль, Ван?
— Естественно. Но как бы до финала пройти не по известным вам следам? Ведь Древние, рожденные во мраке до наступленья Эры Колеса, — не те друзья, которых я желал бы иметь.
— А есть ли выбор, Ван? Не зря твердил поэт, что «были, есть и будут Они, посланцы бездны темных звезд — отцы порока, властелины судеб, хозяева стихий, владыки грез…»
— Да ладно, Таммас! Я таких цитаток могу тебе нарыть страниц на сто; все это не решает сути главной — кто прав, кто нет, кто чей займет престол. Кому, когда, куда и сколько ставить, чтоб выйти в плюс — по сумме всей Игры. Куда какую армию направить, где отступить, а где взорвать мосты.
— Не стоит препираться без причины. Вы знаете, что должно Колесу уйти вслед за Крестом — и под личиной откроется то самое Лицо, которое со всех иконостасов и барельефов убрано давно. Вы знаете, зачем и как.
— Прекрасно! А дальше что?
— Жизнь, Таммас, — но с умом. Под стершейся Печатью Старших Лордов по-прежнему стоят Его Врата. И все еще живет за ними Тот, Кто поклялся отплатить, — а клятва та, как ни крути, прямое отношенье имеет к нам. Ведь мы — потомки Их. Коль Старшим Лордам не под силу с тенью сражаться было, как же нам одним здесь выстоять? Нет, мы возьмем оружье и выйдем биться — ну а дальше что? Такой ли результат нам вправду нужен?
— Однако, Ратт, еще стоит престол. На Трон Оникса должен сесть, конечно, не Азатот, не Ктулху, не Гастур — но стоит ли надеяться, что мести удастся избежать нам? Всех Фигур ведь не убрать с Дороги Обреченных, а стоит хоть одной достичь конца — и Ключ Теней в запоре повернется, открыв Врата…
— А если взять гонца и отослать «с особым порученьем» в ближайший ад?
— Не выйдет. Первый — Он.
— Какого черта?! Ты не смог решения найти?
— Не смог — ни я, ни Гиддеон, ни даже Ренфильд. Ни одна преграда Его теперь не в силах удержать. Один лишь шанс, что излученье ада Его убьет, позволив нам бежать. Он не бессмертен, и из Преисподней уйти не сможет…
— Крайне мал тот шанс. Я против, Ратт: такого рода козни погубят нас верней, чем Он. Не раз уже бывало так, что Неизбежность в последний миг свою меняла цель. Нам лучше бы вести себя, как прежде, чтоб ускользнуть в открывшуюся щель.
— Открывшуюся где?
— Ты сам подумай…
— Коль вы об этом, стыдно мне за вас.
— Неплохо, Таммас. ЭТО может Судей значительно отвлечь. Готовь заказ.
— Но что нам делать с Древними?
— Молиться.
— Кому? Какой из всех живых богов способен нам помочь?
— Марк Черный Рыцарь, что в Бездне Старших Лордов выпил кровь — за что отмечен был печатью смерти; впоследствии — Страж Крепости Теней. Не раз упоминается в «Сонетах Железных Рун» из Книги Миражей. Как, подходяще?
— Выход… интересный. Ну, Ван, согласен?
— Мне подходит, Ратт. И можете использовать мой, местный проход к пределам Сумеречных Врат.
— Так у тебя имеется заначка?
— Естественно. Я все-таки Игрок со стажем — и не так чтоб неудачник: я просто ощутил, что мой порог на горизонте. Видимо, придется остановиться тут, чтоб продолжать Игру, не натыкаясь на решетки своих же правил — чтоб не вспоминать, что мы — и Игроки, и чьи-то фишки…
— Ну, этого забыть нам не дано. Мне жаль, Ратт, но в дальнейшем третий — лишний. Прощай, друг, и не злись: umesh Raid-ho!
— Стой!
— Поздно, Ван. Ему уж не поможешь.
— Зачем?..
— Причина есть. Любой секрет хранить способны двое, но не больше. Надеюсь, это даст тебе ответ?
С'ньяк оторвался от карниза и, преобразовав нижнюю часть тела в пушистое черное облако, воспарил над Бездной. Подчиняясь его жестам, образы на дне пропасти начали меняться, открывая мне то, что я требовал показать. Сдерживая тошноту, я смотрел вниз, где воскресали картины правления Древних.
— Мы — да', — речитативом пропел Мыслитель, — мы отк'ываем п'осящим сек'еты ста'ого ми'а и даем им силы п'отивостоять неизбежности. Мы — очищение: мы избавляем п'осящих от скве'ны и по'ока, давая им взамен чистое чувство ст'емления к высотам. Мы — честь: наше слово тве'же алмаза, постояннее
