– Вилли Токарев? – хрипло спросил я вслух, пытаясь сообразить, где я и что со мной. Я вроде бы был в кафе, шум и гам забивали временами голос певца. Несколько человек сидели на высоких табуретах у стойки, на ярко освещенной эстраде отдыхал оркестр, остальной зал тонул в полумраке, но видно было – столы почти все заполнены шумными компаниями, едящими и пьющими.
Наш стол стоял у большого панорамного окна, подсвеченного гирляндами лампочек, образовывавшими бегущую строку, и был пуст, только напротив меня начинала слабо возиться Танюшка. А над столом склонялись два бритых наголо амбала в диких малинового цвета пиджаках с широченными лацканами, толстенными золотыми цепями на тумбоподобных шеях. На этих шеях не было галстуков, черные с искрой рубашки били в глаза. Пальцы парочки украшали золотые же перстни, которые вполне можно было использовать вместо боевой части кистеня. Я не знал, смеяться мне или плакать при виде этих чучел, но выражение лиц у них, как ни странно, было дружелюбное.
– Перебрал, пацан? – спросил один из них.
– Я? – Я кашлянул, уже чисто спросил: – Где я? Что это?
Они снова захохотали, Танюшка со стоном отняла голову от рук, дико посмотрела вокруг, уставилась на эту парочку и, мотнув головой, определила:
– Да ну, не может быть… – и вдруг тихо вскрикнула: – Олег, что это?! Где мы?!
Я вскочил, опрокидывая легкий стул. Меня качнуло, едва не влепив в окно – один из амбалов поддержал за плечо:
– Домой вам надо, – уже серьезно посоветовал он. – Рано набираться начали, в натуре… Ну чо, такси свистнуть? Бабки-то есть?
– У меня да, а Танькина с ней не живет… – отозвался я.
Амбал свистнул, махнул рукой:
– Пошли, провожу до такси.
– Да нет, спасибо, не надо. – Я более-менее выправил перекос в сознании и заставил себя отсечь невозможность происходящего, сосредоточиться на реальности: столики, проход к дверям, темно-огненная улица за окном, – мы тут недалеко живем… Тань, пошли. – Я подцепил обалдело семафорившую ресницами Таньку под руку. – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, – хохотнул второй амбал. – Девчонку до дома доведи, красивая она у тебя. – Он подмигнул Таньке…
Стоявший на входе человек в военной форме, с дубинкой и пистолетом, дернулся нам вслед, удивленно глядя, как мы выходим на улицу, но остался на месте, а мы и внимания не обратили на его удивление, потому что окаменели у самых ступенек.
– Олег, где мы?! – шепотом вырвалось у Танюшки.
Я ничего не ответил.
Широкую проезжую часть в обе стороны по три ряда запрудили сплошным потоком автомобили. На таких же широких тротуарах, отделенных от шоссе линиями тополей, кипел народ. Все это штриховала перемигивающаяся, наползающая друг на друга, бегущая световая реклама – в основном на английском языке, на русском было совсем мало. Свет потоками лился из витрин, окон и дверей. Он был почти непереносим и резал глаза так же, как резал уши сумасшедший гомон толпы, одетой так, что я обомлел. Во всяком случае, треть, особенно молодые, носили такое барахло и такие прически, что металлисты и панки 80-х удавились бы от зависти массово. При виде наголо бритой девчонки с кольцом в брови, например…
– Олег, где мы?! Что это?! – прошипела Танюшка. – Черт побери, а с нами что?!
Да уж – «а с нами что?!»?! Только теперь я увидел, что с нами-то случилось! Танюшка сохранила свою косу, но глаза у нее стали вроде бы больше, а рот – четче… и я не сразу понял, что это из-за косметики. Мочки ушей украшали клипсы с камешками, на одном из пальцев поблескивал перстень – тоже с «камешком». Короткая плиссированная юбка – светло-серая – открывала длинные стройные ноги в чулках и туфлях на массивном каблуке. Такого же цвета пиджак был распахнут на однотонном жакете с белой рубашкой, через плечо висела сумочка из крокодиловой кожи. Наверное, у меня был очень удивленный взгляд, потому что Танька независимо фыркнула и сказала:
– На себя посмотри.
Я «посмотрел». Волосы – хотя и длинные – резко укоротились. Я был одет в серую тройку с сине-белым галстуком, белую рубашку и белые туфли. Через левое плечо тоже висела сумочка – мужская, – а на левом запястье я обнаружил массивные часы в угловатом корпусе. Танюшка показала свое запястье – с тонким ободком золотых часиков. Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Потом Танька спросила:
– Олег, это не Америка?
– Нет… – медленно ответил я. – Ты знаешь. Тань… по-моему, это
Ее глаза блеснули:
– Бесконечные Дороги?!
Я кивнул:
– Кажется, да, Тань.
Она огляделась, покусывая губу:
– А где же… где все остальные наши? Мы же не можем тут быть одни, Олег, это же нечестно!
– Пошли поищем, – предложил я. – Они должны тоже оказаться здесь. В конце концов, мы и
– Неужели конец, Олег? – спросила Танюшка.
– Или начало, – я взял ее под руку. – Пошли, посмотрим…
Хотите честно? Это было здорово – вот так идти по тротуару в толпе, рука об руку, молча и удивленно впитывая в себя атмосферу ночного города, постепенно начавшую казаться привычной и естественной. Танюшка, правда, в начале несколько раз буркнула, что отвыкла от юбки, но потом смирилась, ловко приладилась постукивать каблучками рядом. А я вдруг увидел кое-что и сказал:
– Смотри, Тань. Видишь ту башню? Это управление железной дороги в Воронеже.
– Мы в Воронеже?! – удивилась Танька.
– Да, – уже уверенно подтвердил я. – Вон и Петросквер… Неужели там все так изменилось? Как будто и не Союз…
– Так это и не Союз, – напомнила Танька. – Слушай, а что у нас в сумках-то?! Пошли в этот сквер, посмотрим.
Мы перешли улицу подземным переходом, в котором густо сидели нищие и теснились у стен лотки уличных торговцев. Я скользнул взглядом по лежащим на лотках порнографическим газетам и журналам с русскими и иностранными названиями. «Плейбой», надо же!.. Прошли несколько ментов – в какой-то дикой форме, с дубинками, пистолетами, наручниками и… автоматами! Атмосфера в переходе была неприятной, давящей, и я вздохнул облегченно, когда мы выбрались в парк и сели на первую же скамейку подальше от улицы, но под фонарем.
– Ой, смотри! – Танюшка резко тряхнула свою сумочку, из нее высыпались на лавку книжечки документов. – Аттестаты, метрики… свидетельства о рождении… Олег, паспорта!
– Паспорта?! – Я недоверчиво взял обе книжечки, пролистнул, хмыкнув изумленно. Под моей фотографией было написано, что я – Андрей Валентинович Лобанов, Танюшка оказалась Инга Олеговна Семина. Мы родились в 1978 году в Тамбове. – С ума сойти… – только и сказал я.
В сумочке оказались еще какие-то деловые бумаги, довольно много, я не стал пока разбирать – какие, а также – три ключа с биркой, на которой было помечено: «Ул. ген. Лизюкова, 30, кв. 72». У меня на этот раз даже слов не нашлось. И их не стало больше, когда я открыл свою сумочку.
– Тань, деньги! – вырвалось у меня.
Денег было много. Начать с того, что они были странные, непривычного размера и рисунка, крупные – по миллиону рублей! И этих купюр были пачки по сто штук в каждой… – Черт, черт, черт, а это что?!. Тань, это же доллары! Тут написано!
Долларовых пачек – купюры по сто долларов, тоже по сто штук – было гораздо меньше, но тоже немало. А на самом дне лежали плотные столбики в пергаментной бумаге. Я надорвал один – оттуда блеснула царская десятка-червонец.
