артиллеристами. У русских, наоборот, то и дело возникали проблемы с флотовождением, зато их артиллеристы были выше всяких похвал.
– Не вижу возражений. Пусть ракетные крейсеры атакуют с максимальной дистанции, не входя в зону вражеского огня, и сразу же отворачивают – после запуска ракет их боевая ценность минимальна. Истребители заходят второй волной и бьют нэйкельцев торпедами. Авианосцы ставим в центр линейного ордера, крейсеры ПВО – на периметр. И – доверяемся капитанам.
Адмирал Толливер кивнул. Нет ничего хуже командира, который не знает, когда ему пора отойти в сторону. Хорошо, что русский это понимал…
– Атакуем первыми? – спросил Шалыгин.
– Нет, – ответил Толливер с истинно англосаксонской флегматичностью. – Пусть за Чужими останется право первого хода.
Со стороны никаких особых изменений в земном строе не произошло – да, самые большие корабли ушли в центр, мелкие выдвинулись на периметр – вполне разумное тактическое решение, надо сказать, но оно могло лишь продлить агонию. Немного. Земляне по-прежнему компактной массой летели вперед, нацелясь в промежуток вражеского строя – сами лезли между молотом и наковальней, должно быть, уповая на помощь своих богов. Эта заведомая глупость никого не впечатлила. Команда «фас!» уже была отдана, и флоты сторков и дайрисов начали распухать, развертываться, обходя землян с флангов. Мелкие корабли землян сразу же обратились в бегство, удирая во все стороны, – они уходили перпендикулярно атакующей армаде, должно быть, понимая, что в прямом бегстве им ничего не светит, – для этого им придется погасить свою атакующую скорость, а потом снова набрать ее. В считаные мгновения ядро земного флота лишилось своих внешних оборонительных порядков – и по рубкам сторкадского флота прокатилось дружное: «Сила с нами!»
Предки снова даровали Сторкаду победу. Победу, после которой можно будет иначе поговорить уже не с землянами, а с этими… союзниками.
Антону было страшно. Ничего не поделаешь – первый бой всегда пугает. Тем более бой, от исхода которого – без малейшего преувеличения! – зависит судьба Земли. Все старались этого не показывать, но потряхивало многих: выучка выучкой, а восемьсот несущихся на тебя кораблей – это МНОГО. Особенно сейчас, когда легкие силы покинули ядро флота и в нем остался только десяток линкоров, пять авианосцев без истребителей, да две дюжины крейсеров ПВО. План командования – обойти легкими силами фланги противника и ударить ему в тыл – был ясен всем, и в его правильности никто не сомневался. Хватит ли у них сил ВЫСТОЯТЬ – тоже никто не сомневался. Поражение означало гибель всем – и тем, кто был на кораблях, и тем, кто остался в тылу, на Земле. Перед такой угрозой личный страх становился чем-то мелким, почти стыдным, но Антон все равно боялся. Нет, отомстить сторкам за подлое нападение ему тоже очень хотелось, но именно ОТОМСТИТЬ, а не погибнуть в первом же бою, даже не увидев врага и не поняв, куда стрелять.
Правду говоря, отомстить у него при любом раскладе шансов было мало – его спешно прикомандировали с поста, на котором он уже успел освоиться, к шлюпочной палубе. Попросту, сейчас смертельно, до немоты обиженному мальчишке полагалось сидеть «на контроле» в нулевой спасательной капсуле, ожидая отбоя боевой тревоги или последнего приказа капитана, который выстрелит капсулы из разваливающегося на куски корабля. Вот только вынести это было бы совершенно невозможно, и потому мальчишка в нарушение прямого приказа пробрался даже не к себе, а сюда – в третью орудийную башню главного калибра. Все здесь знали печальную историю мальчишки, и ни у кого не поднималась рука его прогнать. Да, это было не по уставу, но сейчас, когда на кону стояла судьба всей Земли, соблюдение буквы устава волновало офицеров и рядовых меньше всего.
– Боевая тревога, господа, – объявил командир башни, капитан-лейтенант Изылметьев – смугловатый, с щегольскими усиками брюнет, похожий на древнего поэта Лермонтова. – Закрыть скафандры.
Прозвучали в посту – в быстрой скачущей музыке – беспечные строки песни:
Антон торопливо надвинул на лицо прозрачное забрало и защелкнул замки.
– Проверка герметизации, господа.
Один за другим номера расчета доложили о герметизации скафандров – старый, как сам космос, ритуал, привычный и потому странно успокаивающий.
– Проверка герметизации завершена. Вакуум, господа.
Резко зашипело, потом внутренность башни окутал тут же рассеявшийся туман. Антон ощутил, как сразу раздулся, стал жестким его скафандр. Перед началом боя воздух из всех внешних боевых постов стравливали – само собой, сидеть на них в скафандрах было не слишком-то удобно, но неизбежность контузий и пожаров в воздухе была куда как неприятней. Что же до осколков, то боевой опыт показывал, что осколок, достаточно крупный, чтобы пробить скафандр, почти наверняка убьет его владельца. Антон все это знал, но все равно ему стало неуютно. Учебные тревоги – это одно, их было уже немало… а вот знать, что через минуту в башню может ворваться заряд вражеской плазмы, – совсем другое. Хотя… взрослые говорили, что в таком случае или остаются живы – или просто ничего не успевают почувствовать, это очень милосердная и чистая смерть.
Да и, правду говоря, орудийные башни главного калибра были, наверное, одними из самых безопасных мест на корабле…
– Господа, противник, – предупредил капитан-лейтенант.
Прицельные экраны в башне были уже включены, и Антон пристроился за широкой спиной наводчика – мичмана Кузякина, колоритного, с пышными усами, дядьки, привыкшего к месту и не к месту употреблять слово «кстати».
Противник пока что представлял собой просто россыпь бледных пятнышек. В секторе обороны, за который отвечал линкор, их насчитывалось штук семьдесят – понятно, что часть их возьмут на себя прикрывающие линкор крейсеры ПВО – таких было целых три, но все равно, подобный расклад смотрелся довольно-таки паршиво.
– Господа, перед нами – легковооруженные рейдеры, – донесся по трансляции голос командира корабля капитана первого ранга Белобородова. – Их плазменное оружие эффективно лишь на дистанции пятьсот километров и меньше. Поэтому врага не подпускать, бить без промаха!
Кузякин оскалился и припал к прицелу. Антон уже отлично знал, что он добрый дядька – по-настоящему добрый, не напоказ, – но сейчас лицо мичмана было… страшным. На Китеже у него погибли две дочки – и Антон невольно подумал, какие все же Чужие дураки. Ему даже стало их жалко – на секунду.
Вражеские корабли падали на землян, росли – уже можно было разглядеть их в деталях: зеркальные пузыри рейдеров дайрисов и хищные, похожие на акул корабли сторков.
– Господа! – загремел по трансляции голос командира русской половины флота адмирала Шалыгина. – Я надеюсь, что каждый из нас исполнит свой долг до конца! За Землю, за Человечество, за будущее наше – разите без жалости!
– Открыть огонь! – скомандовал Белобородов.
Антон покосился на Изылметьева, но капитан-лейтенант был спокоен – честь первого выстрела принадлежала не им.
На бронированном корпусе линкора распахнулись крышки сотни ракетных шахт. Секунда – и сотня сорокатонных ракет устремилась к кораблям Чужих. Еще секунда – и последовал второй залп. Еще секунда – третий. На этом роторные магазины пусковых опустели, и броневые крышки захлопнулись. Три сотни ракет с термоядерными двигателями устремились к целям с ускорением 75 g.
Антону показалось, что Чужие не ожидали такой атаки, – курсы многих атакующих кораблей дрогнули. Правда, почти тут же Чужие опомнились и открыли огонь. Пустоту рассекли ясно видимые трассы плазменных выстрелов.
С замершим сердцем Антон смотрел, как ракеты пробиваются сквозь вражеский огонь. Экран зарябил от вспышек попаданий – что сторки, что дайрисы стреляли быстро и точно. До цели дошло всего несколько ракет. Но зато те, что ДОШЛИ…
Фильтры экранов захлопнулись, на миг опережая детонацию двадцатимегатонных боеголовок. Когда
