небольшое, но тепло. Вытащив пистолет, он нашарил на стене выключатель, и зажёг свет. Так что, Астафьев сразу предстал перед ним во всей красе: небритый парень с растерянным лицом. Парень был ему знаком, и Коля улыбнулся: он его узнал.
— А, это ты тут, снова мне попался, салага ментовская. Вот и снова мы с тобой встретились. Давно тут сидишь?
— Давно, — пробормотал Астафьев, осторожно засовывая руку в правый карман. К его изумлению, он оказался пуст. Юрий ещё размышлял над этим феноменом, когда Гонщик прикрикнул на него.
— Ну-ка, вытащи руку из кармана!
— Да нет у меня тут ничего, — признался Юрий. — Пистолет я наверху оставил.
Гонщик прислушался. Астафьев давно уже засёк одну неприятную черту этого его дома: у него жутко скрипели полы. Соколов ещё немного послушал, сверху не доносилось ни звука.
'Что там Валька, спит, что ли до сих пор'? — подумал Астафьев.
— Сколько вас тут? — спросил Гонщик.
— Да, один я. Не ждали тебя тут. По деревням все разбежались. А меня вот, сюда послали.
Гонщик засмеялся.
— Что, облажались, мусора. Я не дурак, соваться в капкан. Заждался, поди.
— Ага, все огурцы твои съел, пока ждал.
У Гонщика веселье сразу слетело с лица.
— Ты, на что, это, сука, намекаешь?
— Да ни на что.
— Какие огурцы ты там жрал?
— Да, всякие, даже мутные.
Соколов сделал два быстрых шага вперёд, и резко ударил Астафьева кулаком по лицу. Тот полетел назад, с грохотом свалил стол, полетела, лопаясь, посуда. В боксе это состояние называется нокдауном. Юрий, вроде бы, соображал, но двигать руками и ногами не мог, а мир качался вокруг него, как корабль во время шторма. Гонщик схватило его за лацкан куртки, и помог встать на подгибающиеся ноги. Потом он ударил его кулаком под дых.
— Ты, сморчок, где мои баксы?! Я же тебя сейчас буду убивать долго и упорно!
Юрий после всех этих процедур отвечал вяло.
— Баксы? Баксы наверху. Хотел я их себе оставить. Не делиться ни с кем.
— Ну, если их там не будет, я тебя по кусочкам разрежу, — прошипел Гонщик, и ещё раз ударил Астафьева. В этот раз он отлетел ещё дальше, и единственное, что смог сделать, это приподнять голову, и следить за тем, как хозяин дома поднимается на второй этаж. Когда его голова поднялась над уровнем пола второго этажа примерно на полметра, Соколов увидел перед собой, совсем близко, дуло пистолета. Юрий видел только концовку этой сцены. Раздался грохот выстрела, потом тело Гонщика полетело назад, и с шумом приземлилось у самого подножья лестницы. Сверху, не очень сильно торопясь, спустилась Валентина. Первым делом она помогла подняться Астафьеву. Глянув на его лицо, она покачала головой.
— Да, здорово он тебя отделал. Ужас!
Усадив Астафьева в кресло, Валентина начала обмывать его лицо холодной водой.
— Ты поняла, когда я сказал про пистолет? — спросил Юрий.
— Конечно. Я его тут же нашла, но боялась встать. Этот чёртов скрипучий диван, а тем более — пол…
— Вот и я про это тоже думал.
— Мы уже хорошо понимаем друг друга. Теперь давай думать, что будем говорить начальству?
— А что говорить? Что задние выполнено, что Гонщика взяли. Правда, чуть-чуть покорёженным. Всего одна дырка, во лбу, а так почти целый.
Уже сообщив по рации Колодникову обо всём происшедшем, Астафьев подошёл, чтобы подняться на второй этаж. При этом ему пришлось перешагивать через тело Гонщика. Пуля попала точно в середину лба Соколова, и Астафьев в который раз поразился силе воли этой не очень красивой женщины.
— Юра, но про доллары все наши намерения остаются в силе, — сообщила ему Валентина, засовывая в сумку зелёные пачки.
— Хорошо, — согласился Юрий. Ему сейчас хотелось только одного — покоя.
Сначала Астафьева хотели наказать, ведь был приказ взять Гонщика живым. Но разбитое лицо лейтенанта говорило о том, что тот пытался сделать именно это. Да и Валентина взяла всю вину на себя, сообщив в родной прокуратуре, что застрелила подозреваемого только для того, чтобы спасти жизнь милиционеру.
— Пистолет случайно отлетел ко мне под ноги, и я выстрелила, практически не целясь, — рассказывала она сказки своим коллегам. — Кто ж знал, что я так удачно попаду.
Вскоре оказалось, что нужда в таком ценном свидетеле отпала, так как полковник Богачёв внезапно умер в Москве, в следственном изоляторе. Поговаривали, что эта смерть была на руку каким-то более высоким чинам, но это говориться каждый раз, как дело доходит до внезапной смерти цветущего мужчины с железным здоровьем. Как бы то ни было, но Юрия не наказали, а даже объявили благодарность, первую в личном деле, после двух выговоров.
Глава 41
В этот же день из больницы выписали Игоря Кижаева. Полежав трое суток на больничной койке, Кежа почувствовал себя гораздо лучше, и затероризировал своего единственного родственника просьбами о выписке. Встречали его, естественно, Лолка и Пупок. Несмотря на обилие косметики и чёрные очки на пол-лица, само лицо оставляло желать лучшего. Но одета она была хорошо, во всём новом, и это Игорь отметил в первую очередь.
— Привет. Ты, я смотрю, приоделась?
— Ну, не ходить же мне в том халате жены доктора. Прошлась по рынку, прибарахлилась.
— На какие шишы? — нахмурился Кежа.
— Да бабок у нас счас море! — восторженно завопил Пупок.
— Тихо ты! — одернула его Лолка. — Сколько я тебе говорила, чтобы молчал про это? Подломят у нас квартиру из-за твоего языка, будешь знать.
— Ага, я им подломлю! Я сейчас уже весь Проспект контролирую.
— Чего? Как это, контролируешь? — не понял Кежа.
— Просто. Вершак держу между нашими парнями. Меня уже пятнадцатилетние слушаются! Если что, я на тебя стрелки перевожу. Ты у меня теперь, Кежа, за старшего брата. А круче тебя в городе сейчас никого нету.
Кеже это очень не понравилось.
— Так этот вершак у тебя может быстро превратиться в «вышак». Ладно, потом займусь твоим воспитанием.
Они отошли от больницы метров десять, и тут же встретили машину с желым фонарём наверху.
— О, такси! — заорал Пупок.
— Шеф. На Комсомольскую!
— Сотня! — объявил водила.
— Ого, цены то, как поднялись? — удивился Кежа. — С чего бы это?
— Поехали! — согласился Пупок, загружаясь на переднее сиденье. Сзади, с кряхтением, угнездился Кежа. Водитель тут же узнал его.
'О, опять этот ненормальный миллионер. Теперь ему ещё и глаз подбили. Где он только приключения находит на свою задницу? Если дело так и дальше пойдет, то скоро его точно грохнут. Надо было с него двести рублей запросить'.
Собственная квартира поразила Кижаева неестественной чистотой. Исчезли все следы пребывания в ней бизоновских быков, были поклеены новые обои, правда, диких, на взгляд Игоря, расцветок. На полу лежал новый линолеум, и даже большой палас. Кроме того, Лолка купила самый большой телевизор, какой только нашла в родном городе. Правда, смотрела она большей частью не телепрограммы, а играла в денди. Но, сейчас этим активно занялся Пупок.
— Как быстро вы это всё отремонтировали, — удивленно сказал Игорь, рассматривая все свои новоприобретения.
— Да, наняли трех таджиков, они нам это всё за день сделали, и даже пол помыли, — сдал подругу Пупок. — Ты ещё в спальню загляни.
В спальне стояла до невозможности огромная кровать.
— Так, а это ещё на какие шишы? — снова задал свой вопрос Игорь.
— Как на какие, ты, забыл, что ли? На те бабки, что вы нашли у полковника в сейфе, — прояснила Лолка.
— Да он забыл уже. Его столько раз по башке били, что он тебя то не помнит, — крикнул из зала Пупок.
— Мы собрали все эти деньги, Колька отказался от своей доли в счёт того, что он будет жить у нас.
'Совсем здорово', — подумал Игорь, и ему снова стало нехорошо.
Впрочем, через полчаса Игорь уже отмокал в своей любимой ванне. Как и в первый день их знакомства, Лолка пожелала составить ему компанию. Впрочем, о сексе сейчас не помышлял ни кто. Сидя друг напротив друга они разглядывали свои посиневшие, с разбухшими губами, перекошенные физиономии.
— Да, жуть какая-то, — пробормотала Лолка, смывая косметику. — Я тоже такая же красивая?
— Можешь не сомневаться, даже к зеркалу не подходи, — развеял ее сомнения Кижаев.
— Жрать будете? — спросил Пупок, появляясь в ванной с огромным бутербродом в руках.
— Ты еще спрашиваешь, давай, тащи быстрей и побольше.
Вскоре Пупок притащил два бутерброда размерами гораздо поменьше, чем у него самого.
