– А Йодль что?
– Ничего. Поставил крестик в записной книжке. Рекомендовал мне за тобой присматривать…
– Дрюпин, не отвлекай меня, пожалуйста. Мы говорили о другом. О том парне, который прилетал четыре месяца назад. С Ван Холлом. Прилетал он с этим мальчишкой, а улетел, между прочим, один. Мальчишка-то не улетел.
– Как это? – не понял Дрюпин.
– Так это.
Я снял ботинки и тоже сунул ноги в речку. Не одному же Дрюпину осквернять своими ногами незамутненность Баренцева моря!
– Так это, – повторил я. – Я прекрасно знаю, что никуда этот пацан с нашей базы не улетал. Он остался здесь. И я, лично, вижу только две возможности. Либо его где-то тут держат, либо его…
Я выстрелил в Дрюпина из указательного пальца. Дрюпин вздрогнул.
– Ты думаешь, они его убили?
– Или убили, или он в пятом блоке. Это точно не он ночью к тебе заходил?
– Точно, – выдохнул Дрюпин.
Я вытянул из бревна гвоздь, резко размахнулся и швырнул в воду. Люблю звук входящего в воду гвоздя.
Подошла Сирень.
– Глушилку включил? – спросила она.
– Ну, конечно. Все включено, как говорится. Можно начинать беседу. Вот наш уважаемый шеф и вождь говорит, что он видел, как Ван Холл привез сюда какого-то пацана…
– Я тоже видела, – сказала Сирень.
Какая наблюдательность. Сирень удивила меня в очередной раз.
– Один я, что ли, ничего не видел?
– Тебе надо самому имплантаты вставить, – усмехнулся я. – И глазные, и для других частей.
– Хватит, а? – попросил Дрюпин. – Мы что, собрались для того, чтобы опять поглумиться надо мной?
– Здоровый смех еще никому не вредил…
– Мне кажется, что его убили, – сказала Сирень.
– Как убили? – растерялся Дрюпин. – Вы что, серьезно?
Я достал из лукошка Сирени горсть орехов и принялся их чистить. Одновременно просвещая Дрюпина:
– Знаешь, Дрюпин, почти половина твоих изобретений направлена на то, чтобы так или иначе выводить из равновесия биологические системы. Говоря языком Пушкина, для того чтобы их убивать. Даже безобидные сапоги-скороходы ты превратил в маленькие машины смерти. У тебя талант, Дрюпин, талант смерти. После этого нечего проявлять чистоплюйство, ты не член Великого Курултая. И никогда им не станешь.
Дрюпин отвернулся.
– Не надо изображать Льва Толстого, Дрюпинг! – начал злиться я. – Не надо изображать, что ты не при делах! Ты вот думаешь, что обозначают буковки у тебя на рукаве?
– «РТ»? – Дрюпин посмотрел на плечо.
– Вот именно! «РТ»!
Дрюпин растерялся.
– Я всегда думал, что это означает Российская Таможня… или Российский Транспорт? Русское Топливо? Прикрытие какое-то…
Я хмыкнул:
– А цвет почему такой? Золотисто-черный?
– Цвет императорского штандарта… – неуверенно предположил Дрюпин.
– Я тоже так раньше думал. Только вот при чем тут императорский штандарт, ты сам прикинь? Каким боком мы относимся к императорскому дому?! Ты что, князь Потемкин?!
– Нет…
– То-то и оно. А цвет тебе ничего не напоминает? На мысли не наводит? Сочетание черного и золотого?
Дрюпин задумался. Думал не долго, все-таки мозги у него были выдающиеся. Ведь IQ его выше, чем у меня. Дрюпин чертовски умен, ему только сообразительности не хватает.
– Пчелы такой расцветки бывают, – сказал Дрюпин.
– Догадливый, – усмехнулся я. – Сирень, скажи этому гомункулюсу, что означает «РТ».
– Сам скажи, – огрызнулась Сирень.
– Это приказ, Сирень.
– Мы не на базе, тут ты не можешь приказывать.
– Хорошо, тогда я сам скажу. Буквы «РТ» означают «Philantus Triangulum». Это латынь. В переводе означает Пчелиный Волк. Знаешь, кто такой пчелиный волк?
Дрюпин отрицательно покачал головой.
– Это такая оса, она норки роет. Длинненькая такая, может, видел? Они и здесь даже есть, эти волки.
Длинненькую осу Дрюпин не видел.
– Объясняю популярно. Эта оса живет сама по себе вблизи ульев пчел-медоносов. Сама она мед не собирает, поскольку ей влом. Она подстерегает рабочих пчел, набрасывается на них и вонзает жало в голову.
Дрюпин поморщился.
– После чего тащит мертвую пчелу в нору на корм личинкам. И сама тоже питается. Выжимает из пчелы мед и ест. Вот теперь и думай, чем могут заниматься в проекте с таким замысловатым названием? Вряд ли разведением ромашек.
Дрюпин скис. Сирень была совершенно равнодушна. Сим из вод не показывался, спокойны были воды.
– Не знаю, Дрюпин. – Я пожал плечами. – Может быть, его и не убили, того парня. Может, он до сих пор в пятом блоке. Ты там был хоть раз?
– Не был… – помотал головой Дрюпин. – Сам же знаешь…
Дрюпин отвернулся, и я понял, что он врет. Дрюпин тоже понял, что я понял.
– Ну, был, был. Только там ничего интересного нет. Такие же комнаты, как у нас, вот и все. У них в главный вентилятор крыса забралась, а механик ногу сломал.
– Пройти туда можно?
– Нет, – однозначно ответил Дрюпин.
– Сенсоры?
– Хуже. Там после входа сразу начинается коридор. Почти тридцать метров. А над коридором танки с клей-бетоном. Старая схема. Если нет допуска, срабатывает сброс. Через клей-бетон не прорваться никак вообще, ты же знаешь…
– Отключи сброс, Дрюпин. Ты же технический гений. Влезь в базу данных…
Дрюпин ехидно рассмеялся:
– Это только в кинах можно влезть в управление ядерной ракетой! – Дрюпин плюнул в воду. – Если все было бы так просто, то уже давно ядерная война бы сделалась. Нельзя отключить сброс.
Я задумался.
– Может, ты чего скажешь? – спросил я Сирень.
– Надо проверить пятый блок, – сказала Сирень.
– Надо проверить, – сказал я. – Надо проверить пятый блок.
– Пчелиный волк… – вздохнул Дрюпин и снова пошевелил пальцами в воде.
– Что, пальцы болят? – заботливо спросил я. – Перекачал небось?
– Голова болит.
– Голову перекачал? Тут надо осторожнее…
