только сведущие люди, коих на свете весьма немного и разыскать которых не столь уж просто, готовы ответить на некоторые частные вопросы, могущие заинтересовать других людей, которые только пытаются стать сведущими.
— Ничего не понял, — сказал Валик. Его голова хотела свалиться на стол, но он не позволил ей этого сделать.
— Я хотел сказать, что ученое незнание, безусловно, выше знания, которое, в свою очередь, сплошь и рядом бывает рассадником печали. Но еще выше стоит неученое незнание, готовое откликнуться только лишь на ритмы просвещенного сердца, а не развращенного и холодного ума.
— Я понял, — сказал Валик отчетливо. — Вы философ из местного университета. Тогда вам надо с Галиком... Еще лучше с Ариком. А я не по этой части.
— О нет, что вы! — ласково сказал человек. — Я не философ из местного университета. Я старый боцман с затонувшего судна «Принцесса Мур». Это был прекрасный двухмачтовый шлюп. Небольшой, звонкий, ходкий. А какой красавец! Нынче таких уж не строят. Но глупый капитан Эд Каминка посадил его на рифы тремя милями севернее Малого Комунго. С тех пор я мыкаюсь без настоящего дела, и никто не поставит старому морскому волку стаканчик рома.
— Ну вот, вам и про Комунго известно, — тяжело вздохнул Валик. — Просто жуть какая-то! Но все равно... Галик вас живо обставил бы в «Пятнадцать камушков»! Можете мне верить. А с Ариком и не садитесь! Бесполезно, мой друг.
— Я последую вашему совету, — сказал бывший боцман с «Принцессы Мур». — Я не сяду играть с этими господами в... Как вы сказали? «Пятнадцать»?
— Да, три, пять и семь. Кому достанется последний камень, тот проиграл.
— Откуда вы знаете эти числа? — нахмурился боцман.
— Ха! Их все знают.
— Все, да не все. Поверьте мне, молодой человек. С этими числами не все так просто.
— Ну, не знаю, — вздохнул Валик. — Они бы вас знаете как раскатали? У меня друзья — ух!
— Охотно верю.
— Они прочитали чертову уйму книг. Десять! А может, и все двадцать! Представляете?
— Представляю, — улыбнулся боцман. — Должно быть, большие грамотеи.
— Жуть! С ними соревноваться? Даже и не пытайтесь.
— Вы сказали «Кому достанется последний камень», — задумчиво повторил боцман. — Последний камень! Звучит философично. И как-то немного печально.
— Чего здесь печального? — удивился Валик.
— Ах, юноша, вы еще слишком молоды, чтобы разбираться в печали. Кстати, о книгах. Вам случайно не приходилось заглядывать в книгу Иббур?
— В книгу? — Валик вытаращил глаза. — Нет.
— Грустно, юноша. Очень грустно. Впрочем, мне тоже не довелось.
— Да, — сказал Валик, обхватив голову руками, словно это мяч для игры в поло, — я глупый, я несведущий, это все так. Но почему бы вам не рассказать глупому человеку все, что вы знаете про Сферу. Ну, всё, всё, всё... И про эту книгу... И где ее раздобыть. Ведь вам все равно не достать со дна моря вашу «Принцессу»! А на чем тогда вам плыть на Комунго, а?
— Только не плыть, а идти. Моряки не дельфины и не мурены. Они не плавают, а ходят.
— Пусть ходят, — согласился Валик. — Все равно расскажите.
— Ну, не так уж много я знаю, увы. Впрочем... Почему бы не поделиться лишними и обременительными знаниями с... как вы себя определили — с глупым? Нет, я выражусь по-другому, с вашего позволения. Я скажу — с хорошим человеком. С добрым человеком, готовым прийти на помощь тому несчастному созданию Божьему, чья нежная, хрупкая душа страдает от неутолимой жажды.
— Пусть с добрым, — согласился Валик, — со способным понять чужую душу... ну, в смысле, чужую жажду... Тут вопросов нет, только поделитесь. — Он трезвел на глазах.
Боцман лишь хитро улыбнулся, глядя на свою пустую кружку.
— Момент, — сказал Валик и поднял руку. В эту ответственную минуту ему не было жалко денег.
Враскачку подошел матрос в грязном белом переднике.
— Крепкого рома для моего друга! — небрежно бросил Валик.
Спустя мгновение мутноватая желтая жидкость лилась в надтреснутую кружку. Матрос поставил бокал с ромом и перед Валиком. Но Валик пить не стал. От одного запаха рома его чуть не вывернуло. Небрежным жестом он отодвинул свой бокал.
— Сфера, — начал боцман, дождавшись, когда матрос отойдет, и делая большой судорожный глоток, — это довольно просто... Это... — боцман выждал, пока огненная жидкость не согрела ему желудок, — это шар из зеленой лучистой меди, покрытый хрустальной чешуей и опоясанный кольцом из полевого изумруда. Внутри шара расположен искусно сделанный планетарий, а также специальный прибор для связи с различными участками внутреннего и внешнего пространства, включая края видимого и невидимого мира. Координация и связь рассчитаны на общее гармоническое взаимодействие всех субъектов коммуникации.
Валик вновь вытаращил глаза.
— Изготовлен этот шар, — невозмутимо продолжал человек с красной грушей вместо носа, — в раннюю эпоху предыдущей династии в мастерских нижнего города под руководством мастера Иоанна Безродного и астронома Николаса Чеха. Оба достопочтенных мужа использовали не только собственные знания, впрочем, весьма обширные. Но нет! Они посчитали нужным прибегнуть к услугам известного на ту пору волшебника — магистра Дольфуса-старшего. Сей ученый муж научил их особой работе с пространством, когда вещь изнутри гораздо объемней, чем она же, взятая снаружи. Называется такой прием инверсией пространства и времени. Это понятно?
— А вы не сочиняете? Без Арика, моего образованного друга, мне этого не понять.
Боцман тяжело смотрел на собеседника. Сделал глоток, другой. И вдруг повеселел. «Сочиняю? Я? Как можно?!» — говорила его плутоватая физиономия.
— И каков размер этого шара?
— Размер? — Боцман задумчиво смотрел в кружку. — Одни говорят, что с мяч для игры в поло. Другие утверждают, что с небольшой сноп сена. Третьи решительно заявляют, что Сфера равна центральному куполу Большого белого храма в городе Громе. Это примерно то же самое, что и купол центрального храма здесь, в Лабаре. Вы добирались до центра города? Это как раз неподалеку от университета.
— Не помню, — сказал Валик.
— Хотя на самом деле Сферу никто не видел, и все эти оценки приблизительны. Важно, как я только что сказал, что внутри этот шар гораздо больше, чем снаружи. Если проникнуть внутрь, то там, как утверждают некоторые маги, можно даже путешествовать, можно улететь далеко-далеко. За пределы видимых созвездий. Но это чисто теоретическая возможность, поскольку как раз проникнуть внутрь невозможно.
— А как же она действует?
— Посредством излучения. Кроме того, на медной поверхности расположены таинственные невидимые кнопки. Если на них правильно нажать...
— Ха! Как же на них нажимать, если их не видно?
— Надо раздобыть волшебные очки.
— Вот как? А где их раздобыть?
— В том-то и вопрос. Никто не знает, где их раздобыть.
— Час от часу не легче. А если очков нет?
— Тогда остается одно — разбудить собственную интуицию.
— Легко сказать. А как ее разбудить, эту... как ты ее назвал?
— Ин-ту-и-ци-я! Запомнил? Это такой таинственный голос, который дремлет в глубине сознания каждого человека.
— В глубине? Дремлет! Ой-хой! А что нужно сделать, чтобы этот голос проснулся? В барабаны, что ли, бить?
— Это бараны пусть бьют в барабаны. А у творческого человека этот голос дремлет легко, даже нежно.
