— Неужели вы забыли собственное имя? — удивился Валик.
— Посиди, друг мой, в клетке с моё. Еще не то забудешь.
— Не хочу в клетку, — сказал Валик.
— То-то же! А звали вашего бедного друга... Минуту! Ага! Звали его очень даже не слабо — Якоб Якоби. Это древнее и очень славное имя.
— Якоб Якоби? — переспросил Галик. — Вас так зовут на самом деле? Здорово! По-нашему это выходит Яков Яковлев.
— Возможно, — снисходительно согласился попугай.
— А как звали вашу женушку? — поинтересовался любопытный Валик.
— Молчи, юноша! — закричал взволнованный попугай. — Ни слова больше. Не вспоминай об этой злодейке! Простое повторение ее подлого имени усилит действие ее черных чар. А нам этого не надо, поверьте мне.
— Все, все, молчу, — прошептал испуганный Валик.
— Вы лучше скажите мне, что это за пушки здесь грохотали? По поводу или без? Я очень нервничал.
Ребята сбивчиво, на несколько голосов, пересказали попугаю эпизод с корветом.
— Так, так, — пробурчал попугай. — Без причины, конечно, стрелять никто не будет. Так? Несомненно, это так. А какова причина?
Каюта молчала, затаив дыхание.
— А я вам скажу, какова причина. Они знают, что мы плывем за Сферой.
— Откуда? — удивился Валик.
— Кр-хо! Откуда!? Он спрашивает! Юноша, что вы знаете о тайнах разведки и контрразведки?
— Ну...
— Может, бедный попугай и научит вас основам. Хоть что-то будете знать. А сейчас грустная констатация — об искусстве шпионажа и контршпионажа вы не знаете ничего. Круглый ноль. Хотел бы я посмотреть на того невежду и охламона, который легкомысленно отважился кинуть вас в это безнадежное дело.
— Не обижайте нашего генерала! — вскричал Валик.
— Ах все-таки генерал, — вздохнул попугай. — Так я и думал. Наивная, простая душа солдата. Святой человек.
— Ну-ну! — грозно насупил брови Валик.
— Не надо, юноша, не усугубляйте. Послать на поиски Сферы темных деревенских парней! Сколько классов приходской школы вы окончили?
Валик возмущенно засопел.
— Понятно, юноша. Взгляните на ваших друзей. Они молчат. Они покраснели, как раки, которых швырнули в кипяток. Что ж, румянец по делу. Берите с них пример.
От такого нажима Валик растерялся.
— Ну, что вам сказать, мои юные друзья? Дело ваше плачевно. Весьма.
— Почему? — решился спросить осмелевший Галик.
— Он спрашивает почему. А вы, дорогой сэр, тоже готовы это спросить? — Бусинками глаз попугай уставился на Арика.
— Готов, — принял вызов Арик.
— Да, в нахальстве вам не откажешь! — Попугай скептически перекосил свой и без того кривой клюв. — Но хуже другое — вместе с вами тихим пламенем начинаю гореть и я.
— Но почему? — упорствовал Галик.
— Серьезный юноша. Настаивает. Хорошо! Ответьте мне, серьезный юноша, какие у вас на руках козыри?
— Козыри? — Галик задумался. — Вы имеете в виду карточную игру? Мы не играем в карты.
— Я знаю, вы играете в «Пятнадцать камушков». Но я спрашиваю не про карты и даже не про камни, а про игру жизни.
— Тогда я вас не понял.
— Сейчас поймете. Вы плывете вместе с вашим бравым, но, простите, весьма недалеким сержантом за некоей тайной реликвией, называемой невеждами и болтунами Сферой, так?
— Ну вот, теперь нашего сержанта оплевал! — возмутился Валик.
— Никого я не оплевывал, — резким голосом парировал попугай, — это ваши беспочвенные фантазии. Я дал объективную оценку человеку, только и всего.
— Какую оценку? Об... Обе... — Валик наморщил лоб.
— М-да! — сказал попугай. — Разговор приобретает тяжелые формы.
— Дорогой наш попугай Уискерс... О, простите, дорогой господин Якоби, — вступил в разговор Арик, — не кажется ли вам, что вы отклонились от темы?
— Не кажется, — бросил попугай и тут же, словно поперхнувшись, начал прочищать горло. — Кра-ка- тау! Кро-ко-дилы! Кр-ра-сота! Кошмар-р-р!
— При чем здесь крокодилы? — спросил Арик.
— Крокодилы? Ни при чем. Пока. Равно как змеи, саламандры и огнедышащая лава.
— По-моему, наша славная птица заговаривается, — заметил Арик.
— Я заговариваюсь, — сардонически усмехнулся попугай. — Я заговариваюсь, а у них в кармане Сфера! Тогда предъявите ее, и дело с концом.
— Ну, пока мы ее предъявить не можем, — осторожно сказал Арик.
— Мы уже полчаса разговариваем, — заключил Галик, — но не продвинулись ни на шаг.
— Отлично! — закричал попугай. — Будем продвигаться!
Он сделал уже привычное сальто на шестке, потом еще одно быстрее, а следующее совсем стремительное. Внезапно окончив бешеное вращение, он уставился на ребят колючими точками глаз.
— А теперь скажите честно, — хрипло сказал попугай, — показывал вам сержант только что карты островов? Восемь карт разного размера и потертости и еще одну, тайную из тайных, которую якобы дал генерал.
— Откуда вы знаете? — удивился Галик.
— Откуда! Юноша, вы меня утомляете. Я же не могу вам семьдесят седьмой раз повторять, что я птица особая, волшебная, что я многое знаю и кое-что умею.
— А если вы такой волшебник, почему вы не расколдуете сам себя? — с вызовом спросил Валик. — Почему не превратите себя в человека?
— Положительно, я попал в компанию недоумков. — Попугай горестно всплеснул крыльями. — Вы что- нибудь понимаете в волшебном деле? В магических свойствах минералов и растений? В тайном влиянии знаков и символов? В тонкостях прямых и возвратных заклинаний? В разнице между духовным напряжением истинного светлого волшебства и ручными пассами колдовства примитивного, если не сказать черного и злого?
— Ну... — начал было Валик.
— Мне это нравится, — сказал попугай. — Что означает это их «ну»? Что они еще и нахалы.
— Да нет, — сказал Валик. — Я не слишком разбираюсь в волшебном деле. Это правда.
— Вот именно, — сказал попугай. — Подумайте сами, если бы я мог сам снять с себя чары, неужели я по доброй воле обрек бы себя на путешествие в подобной компании? — Колючим взором он оглядел троих друзей. — Да никогда в жизни!
— Немного вас зная, — вставил с улыбкой Арик, — охотно вам верю, дорогой попугай.
— Опять я для вас попугай?
— О, простите, господин Якоби.
— Мне самому надоела наша бесплодная перепалка. — Попугай изобразил серьезность. — Давайте лучше поговорим о картах. А уже потом о козырях.
— Да, так что о картах? — оживился Галик.
— Первое: карта с крестом, на которую вы возлагаете туманные и совершенно необоснованные надежды, которую вы до боли в висках пытались запомнить в каюте сержанта, — обыкновенная