Арик негромко прыснул.
— Парус на лодке? — Галик растерялся.
— Ну да! А что ж, на лодке он и называться не имеет права?
— Хорошо, считай, что это прямой грот-марсель. — Галик опасливо оглянулся на Сэнди.
— Врешь ведь! — Валик с надеждой посмотрел все на ту же Сэнди.
Девушка улыбнулась и молча кивнула. Было непонятно, с кем она согласилась.
— Галик, — полушепотом спросил Арик, — а карта у тебя с собой?
Галик тревожно сунул руку за пазуху и тут же успокоился.
— Здесь она, голубушка, здесь. Подмокла немного.
— Это не страшно, — сказал Арик.
— Эй! — раздался тем временем резкий фальцет из клетки.
Галик откинул занавеску.
— Вы что думаете, — голос попугая звучал одновременно и возмущенно, и сварливо, — что я намерен тонуть вместе с вами?
— У вас есть выбор? — с оттенком иронии поинтересовался Арик, не выпускавший из рук руля.
— Разумеется, — попугай задохнулся от возмущения. — Попрошу немедленно отворить дверцу. Я не желаю идти ко дну вместе со своей тюрьмой.
— Берега нигде не видно. Куда вы полетите? — спросил Галик, но дверцу тут же открыл.
— Куда глаза глядят. — В голосе попугая звучал вызов.
— Вы не долетите, — сказал Арик.
— Как знать! — Попугай хмыкнул. — В небе птицы ориентируются лучше людей.
— Это известно, — сказал Галик.
— Но вы уверяли нас, что вы человек, — отозвался Валик, который сидел на носу и без устали смотрел вперед.
— Увы, молодой человек, — вздохнул попугай, — пока я птица.
— Это заметно, — с неожиданной иронией сказал Валик.
— У меня было сто случаев покинуть вашу кретинскую компанию, — сердито сказал попугай, — но я не сделал этого. И не сделаю впредь, пока мы не доберемся до Сферы. Я не хочу оставаться птицей. Хочу стать человеком, пусть я даже потеряю способность ориентироваться в небе.
— Логично рассуждаете, господин Якоби, — заметил Арик с кормы.
Сэнди в разговоре не участвовала. Она опустила кисть руки в море и задумчиво смотрела, как ее пальцы разрезают серо-голубую воду.
Глава 23
Завтрак короля Вивана
По коридорам дворца двигалась процессия. Человек тридцать несли тарелки, большие тарелки, блюда и огромные блюда. На блюдах дымились фаршированные павлины, фазаны и куропатки, привольно раскинулись жареные и копченые осетры, кольцами свились черные блестящие угри, шипели нагретые в масле коричневые колбасы. В специальных мисках мирно покачивались каши — сладкие и очень сладкие, утыканные черносливом, курагой и политые вареньем из неведомых экзотических ягод. Несли также кувшины, графины, соусницы и сотейники. Чашки, чайники, кофейники и вазы. Вазы с фруктами и вазы с цветами. Вазочки с орехами и душистыми пряностями. Корзины с пирогами и булками и корзиночки с вафлями и пирожными. Несли наборы столового серебра с королевской монограммой на каждой ложке и на каждой вилке. На специальной тележке везли огромный сахарный торт, изображавший по традиции один из замков Объединенного Королевства. Сегодня это был готический замок Трохольм из северо-западной провинции.
В малой обеденной зале хрустящей белой скатертью покрывали длинный дубовый стол. С кресел и стульев срочно сдували накопившуюся за ночь пыль. Витражи высоких окон задергивали полупрозрачными занавесками. Король не любил яркого света. В специальной соседней комнате парикмахеры и тупейные художники наносили последние мушки на очаровательные мордашки тех молоденьких фрейлин, которые имели честь быть назначенными на сегодняшний завтрак с королем.
Сам король, в камчатом шлафроке и папильотках, сидел перед зеркалом и пил горячий шоколад. На круглом столике, на блюде из тончайшего прозрачного фарфора лежал растерзанный с одного бока легкий фруктовый торт.
Король недовольно всматривался в собственную помятую физиономию, в мешки под глазами и кривил губу. Камердинер почтительно склонился и что-то шептал королю на ухо. Король морщился, краснел и бледнел.
— Неужели? — спрашивал он хриплым ото сна голосом и прихлебывал шоколад.
— Да, ваше величество, увы, заявилась только под утро.
— Мерзавка, — бормотал король, — и месяца не служит, а уже... Ну, мы ей покажем!
— Само собой, ваше величество.
— Из моей постели — и сразу прыгать в другую. А? Каково!
— Ужас, ваше величество. Четвертовать мало!
— Нет, погоди, мы придумаем что-нибудь послаще.
— У вас фантазия, ваше величество...
— Да нет, фантазия моя тупеет. Уже не та! Но ничего, мы придумаем.
— Посадить в бочку с дерьмом, а пить не давать. А?
— Хм... у тебя тоже воображение... Смотри-ка!
— Стараюсь, ваше величество.
— А эта дрянь? Ну с которой мы на прошлой неделе... в бельведере...
— Ах эта? — Камердинер тонко улыбнулся. — Дрянь, конечно, но очаровательная дрянь, согласитесь.
— Ну, пожалуй, — сказал король. — Так что она?
— Тоже не могут найти. Как ночь, так все пропадают.
— Совсем распустились, — сказал король. — Идет война, а они себе такое позволяют. Ну, я за них возьмусь!
— Что говорить о фрейлинах, — камердинер возвел очи к потолку, — что толковать о горничных? Когда высшие придворные дамы...
— Да? — Король поднял брови. — Кто на этот раз?
— Графиня Бродос, — сказал камердинер и печально опустил веки. — Муж на войне, храбро воюет, а она...
— Неужели? — восхитился король и в волнении откусил кусок торта. — Ведь такая красотка! Я сам засматривался. Вот проходимка! И с кем же?
Камердинер наклонился и что-то шепнул королю на ухо.
— Вот это да! — воскликнул король. — Директор королевского театра? Подумать только! Ну, этого негодяя надо бы примерно наказать.
— Уже.
— Каким образом? Кто?
— Лейтенант Марис Винк.
— Я слышал это имя.
— Это верный слуга вашего величества.
— Прекрасно. И что?
— Он дружен с мужем графини. На правах друга семьи он вызвал соблазнителя на дуэль и проколол ему плечо и бок.
— Ха! — Король всплеснул руками. — Театр в трауре! То-то, я смотрю, постановку отменили. Мою любимую оперетту. Он прилично фехтует, этот Винк?
