Эйслинн не прикасалась к посоху?
Дония взглянула на Эйслинн и объяснила:
— Я была смертной. Я понятия не имела, кто он такой. Да и никто из нас не знал. Ты первая, кто видит его истинного. Ты видишь их всех настоящими, как и меня.
— Ты была смертной? — С сомнением переспросила Эйслинн, и Дония кивнула в ответ. — И что произошло?
— Я полюбила его. Я сказала «да», когда он попросил меня остаться с ним. Он предложил мне вечность, любовь, полночные танцы…
Дония пожала плечами, не желая предаваться мечтам, на которые у нее не было права, тем более, сейчас, когда на нее смотрела Эйслинн. Однажды Сета не станет, но Кинан будет всегда. И если Эйслинн — Летняя Королева, то когда она полюбит Кинана — всего лишь вопрос времени. Как только она увидит его сущность, того, кем он может быть…
Дония потрясла головой и добавила:
— Другая девушка пыталась отговорить меня. Однажды она тоже доверилась ему.
— Но почему ты не послушалась? — Вздрогнув, спросила Эйслинн и прижалась к Сету.
— А почему Сет здесь?
Эйслинн не ответила. Ответил Сет. Сжав ладонь Эйслинн, он сказал только одно слово:
— Любовь.
— Будь мудрой, Эйслинн. Выбор за тобой. Сет может уйти, оставить тебя…
— Этого не будет, — перебил Сет.
Улыбнувшись ему, Дония продолжила:
— Но ты можешь. А для нас, когда мы выбираем Кинана, пути назад уже нет. Иначе…
— Тогда никаких проблем, — вмешалась Эйслинн. — Я не хочу Кинана.
Она дерзко задрала подбородок, хотя руки ее заметно дрожали.
— Захочешь, — мягко осадила ее Дония.
Дония помнила, как впервые увидела его настоящего, перед тем как поднять посох Зимней Королевы. Он был так невероятно прекрасен, что она тогда с трудом вспомнила, как дышать. Как смертная могла отвергнуть его, когда он становился самим собой?
— Теперь, когда он знает о твоем даре, он может быть с тобой самим собой. Ты забудешь, как тебя зовут.
— Нет, — покачала головой Эйслинн. — Я видела его таким, какой он есть. И мой ответ по-прежнему «нет».
— Неужели? — Дония смотрела Эйслинн в глаза, ненавидя себя за то, что собиралась сказать, но Эйслинн должна услышать правду. — Вчера ты тоже так говорила?
— Это совсем другое дело, — процедил Сет сквозь зубы.
Он встал и шагнул вперед. Дония даже не шевельнулась. Она мягко выдохнула, подумав:
— Я только знаю, — проговорила Дония, — что он верит, что Эйслинн предназначена ему судьбой. Когда-то он так думал и обо мне, и вот результат его любви.
Дония протянула руки и прикоснулась к ледяной стене. Она слегка вздрагивала, пока лед постепенно возвращался в нее, впитываясь сквозь кожу.
— Это все, что я могу сказать вам сегодня. Идите и сделайте свой бальзам. И обдумайте то, что я сказала.
Глава 22
Пришло воскресное утро, и Эйслинн ни капельки не удивилась, когда, проснувшись, обнаружила, что бабушка уже встала и пребывает в полной боевой готовности. По крайней мере, она дождалась окончания завтрака, перед тем как перейти в наступление.
Эйслинн уселась на пол у ног бабушки. Она провела так много времени, позволяя ей расчесывать свои волосы, слушая ее истории и просто находясь рядом с женщиной, которая вырастила ее, любила ее. Эйслинн не хотела ссориться, но жить в страхе и дальше ей тоже не нравилось.
Она постаралась придать голосу спокойную интонацию:
— Я уже взрослая, бабуль. Я не хочу убегать и скрываться.
— Ты не понимаешь, — начала бабушка.
— Вообще-то, понимаю. — Эйслинн взяла ее за руку. — Правда, я действительно понимаю. Они ужасны, я знаю. Но я не хочу провести свою жизнь, прячась от мира из-за них.
— Твоя мать была такой же, глупенькой, уверенной, что у нее все получится.
— Правда? — Голос Эйслинн оборвался.
Бабушка никогда внятно не отвечала на вопросы о последних годах жизни мамы.
— Если бы она не вела себя так, — с горечью продолжала бабушка, — она до сих пор была бы с нами. — Голос ее звучал слабо, она казалась не просто усталой, а изнуренной, изможденной. — Я не вынесу, если потеряю еще и тебя.
— Я не собираюсь умирать, бабуль. Она ведь умерла не из-за фейри, она…
— Ш-ш. — Бабушка посмотрела на дверь.
Эйслинн вздохнула:
— Они не могут услышать меня здесь, даже если они прямо за дверью.
— Ты не можешь этого знать. — Бабушка расправила плечи. Теперь она выглядела не как измученная старая женщина, а как строгий воспитатель, который все детство внушал Эйслинн необходимость дисциплины. — Я не позволю тебе совершить глупость.
— В следующем году мне будет восемнадцать, — возразила Эйслинн.
— Прекрасно. А до тех пор ты живешь в моем доме, а значит — и по моим правилам.
— Бабушка, я…
— Нет, — отрезала бабушка. — С сегодняшнего дня — в школу и обратно. Можешь брать такси. Будешь постоянно докладывать мне, где ты находишься. Больше никаких прогулок по городу. — Морщинки на ее хмуром лице слегка разгладились, но решительность ее не ослабла. — И так до тех пор, пока они не перестанут ходить за тобой. И прошу тебя, не спорь со мной, Эйслинн. Я не смогу снова пройти через это.
На это Эйслинн нечего было сказать.
— А как же Сет? — Тихо спросила она.
Выражение лица бабушки смягчилось.
— Он так много значит для тебя?
— Да, — ответила Эйслинн и в ожидании прикусила губу. — Он живет в поезде. Стальные стены…
Бабушка посмотрела на нее и, наконец, уступила:
— Такси туда и обратно. И оставайся внутри.
— Обещаю. — Эйслинн обняла ее.
— Понаблюдаем еще какое-то время. Они не смогут достать тебя в школе или здесь, да и в доме Сета тоже. — Бабушка кивала, словно составляла список относительно безопасных мест. — Если ничего не изменится, ты перестанешь вообще выходить из дома. Ясно?
И хотя Эйслинн чувствовала свою вину за то, что не сказала бабушке о ее ошибочной убежденности в безопасности школы и дома Сета, она постаралась придать своему лицу нейтральное выражение и просто сказала:
— Ясно.
На следующий день, в понедельник, Эйслинн ходила по школе как лунатик. Кинана не было. Других фейри тоже. Она видела их снаружи, на ступеньках к входным дверям, видела их на улицах, пока ехала в такси, но внутри школы ни одного из них не было.
Судя по тому, что говорила Дония, ставить точку явно было рановато, но Эйслинн не могла думать ни о чем другом, кроме пробелов в памяти. Она хотела знать — нет, ей необходимо было знать, — что там еще произошло. Только об этом она и думала, переходя из класса в класс.
В середине дня она сдалась и вышла на улицу через главный вход, не заботясь о том, кто мог это увидеть.
Эйслинн спускалась по ступенькам, когда заметила его: Кинан стоял на другой стороне улицы и смотрел на нее. Он так улыбался, словно был безумно рад ее видеть.
— Значит, ты действительно видишь меня?
