Вода оказалась действительно чудесная, холодная и прозрачная, окрестный пейзаж радовал глаз. На склоне горы я заметила несколько домиков, по узкой крутой тропинке, петлявшей между деревьями, сновали люди. Мы решили поесть, и нам подали восхитительный шашлык из баранины. Шофер сказал, что нигде не готовят мясо лучше, чем на севере.
Пообедав, мы продолжили путешествие. На подъезде к Пули-Хомри я неожиданно увидела дом своей мечты, такой я рисовала, когда была совсем маленькой: на зеленой лужайке, окруженный деревьями, стоял серый каменный дом, из трубы вился дымок, неподалеку находились овчарня и колодец. Как бы мне хотелось жить в такой вот долине, среди деревьев, в тишине и покое. Это было бы чудесно... Вахид сказал, что мы проедем через деревню со смешным названием Дашти-Калигай, что по-афгански означает 'банан'.
- Ты часто рассказывал нам об этой деревне, тут что, действительно растут бананы?
- Нет, зато здесь много арбузов!
Через несколько минут шофер сказал Вахиду:
- Дайте мне ваши часы и часы вашей матери. Не оставляйте никаких украшений.
Мама удивилась, и он объяснил ей:
- Госпожа, доверьте мне ваши драгоценности: мы подъезжаем к такому месту, где машину могут остановить грабители и обобрать вас до нитки!
Спрятав часы и украшения в специальный железный ящичек, он продолжил свои наставления:
- Если кто-нибудь бросит камень в нашу машину, не пугайтесь, я не остановлюсь.
Мы действительно заметили на дороге автомобиль, который в буквальном смысле слова 'потрошили' какие-то люди, но сами доехали без приключений.
На въезде в город путешественников встречал большой транспарант 'Добро пожаловать в Мазари- Шариф!'.
Люди на улицах были в основном узбеками, одетыми в традиционную национальную одежду, - плотную коричневую рубашку-гопичу и круглый и очень длинный тюрбан. Я уже встречала узбеков в Кабуле, но в тот день в Мазари-Шарифе их монголоидные лица показались мне неотличимыми одно от другого. Некоторые женщины носили чадру, у одних был на голове платок, у других - нет.
Мы отправились в гостиницу, чтобы немного отдохнуть после утомительной поездки. В город приехало так много людей, что практически все номера были сданы, и Вахиду пришлось обратиться к самому хозяину, чтобы получить комнату на четверых.
Мой брат был очень властным человеком. Иногда они с Шакилой так ссорились, что потом по нескольку дней не разговаривали друг с другом, правда, стараясь, чтобы родители ничего не знали. Моя сестра не хотела докучать маме своими проблемами. А вот со мной Вахид был другим. Он водил меня в парк аттракционов, на автодром, без конца шутил со мной и нашими двоюродными сестрами. Помню, как он показывал нам фотокарточки звезд индийского кино - по секрету, светя фонариком, и брал с каждой по пять афгани, как за сеанс в кинотеатре. А еще он придумывал для нас воображаемые счета в банке, выписывал игрушечные чеки и требовал, чтобы мы доверили ему наши маленькие карманные сбережения. Дауд со смехом называл Вахида воришкой - все мы знали, что таким способом он собирает деньги на кино, чтобы сходить с друзьями после занятий в лицее. В год, когда мы отправились в Мазари-Шариф, Вахиду исполнилось двадцать пять лет... С тех пор брат очень изменился, лицо его всегда хранит серьезное, даже печальное выражение. Мама говорит, что он слишком много страдал.
Вахид олицетворяет в моих глазах военную историю страны, ведь в нашей семье солдатом был именно он.
Вахид учился в лицее Анзари, потом в военной школе, которую окончил лучшим в своем выпуске, и получил назначение в подразделение президентской гвардии. Советские военные послали Вахида на фронт в район Мейдан-Шахра, чтобы он завершил военное образование. Брат пробыл там около трех недель. В то время самыми жаркими точками были Кандагар, Мейдан-Шахр и Вардак. Вернувшись домой, Вахид рассказал нам, что русские убивали гражданских у него на глазах, без всякого повода расстреливали детей и стариков! В некоторых деревнях женщины бросали в советских солдат камни, а те отвечали ударами прикладов. Этот опыт потряс Вахида, перевернул его душу, мама потом рассказывала, что, слушая его, она часто не могла сдержать слез. Каждый раз, когда Вахид возвращался на фронт, она печально говорила:
- Он отправляется туда, как на заклание...
За два года Вахид участвовал более чем в ста боевых операциях. Его неоднократно наказывали за ослушание, заставляя проводить несколько суток в маленькой, тесной и низкой палатке, стоящей на влажной холодной земле. Находясь внутри, приходилось сидеть на корточках или лежать, скрючившись в неудобной позе. Командир Вахида, полковник Хазрат, без устали говорил о том, как важна для Афганистана военная помощь СССР, и требовал беспрекословного выполнения приказов советских офицеров. Вахид же часто не подчинялся, дерзил инструкторам, повторяя: 'В Афганистане достаточно людей и военных, мы можем сами справиться с нашими проблемами!' Однажды мы ничего не знали о Вахиде несколько недель; мама послала Дауда в казармы, и там ему сообщили, что нашего старшего брата приговорили к пяти месяцам тюрьмы за то, что он бросил чайник в голову своему полковнику. Потом Вахида перевели в другую часть, в Пагхман, на границу пояса безопасности к востоку от Кабула.
Как-то раз нашего отца посетил мулла из совета старейшин.
- Твой сын делает для нас большое дело, и я пришел поблагодарить тебя.
Когда Вахид, приехав в отпуск, надел национальную одежду и берет, папа, конечно, все понял, но все- таки спросил:
- За что благодарил меня этот мулла из Пагхмана?
И Вахид рассказал. Ему было поручено охранять один из участков пояса безопасности вокруг Кабула. После победы над советскими частями афганское сопротивление взяло под свой контроль практически все населенные пункты в сельской местности, а коммунистическое правительство Кабула из последних сил защищало крупные города, дороги и аэропорты. Сотни солдат стояли на позициях на холмах вокруг Кабула. Как правило, военные не разрешали крестьянам пересекать зону безопасности, чтобы купить провизию в Кабуле, а Вахид пропускал их. К несчастью, на него донесли в секретную службу, и его вызвал к себе генерал Фарух Якуби, человек номер два в КХАД. Брат с гордостью объяснил генералу, почему поступал именно так, а не иначе:
- В армии меня учили служить народу. Я пропускал в Кабул представителей народа. Если вы не согласны, замените меня вашим осведомителем!
Тогда Вахида не наказали. Наверное, его ответ смутил человека, провозглашавшего себя защитником народа... Но брат оказался на подозрении у всесильной секретной службы, созданной по образу и подобию советского КГБ.
В действительности Вахида привлекли к сотрудничеству люди из сопротивления: он был для них очень ценен как офицер, отвечающий за зону безопасности в районе Пагхмана.
За те два года, что Вахид провел на действующем фронте, его дважды посылали на военную базу во Фрунзе, в Киргизию. В конце каждой недели брат приезжал домой, снимал форму, надевал традиционный афганский костюм и отправлялся молиться в мечеть.
Однажды человек по имени Шангар, родственник президента Наджибуллы, живший в соседнем с нами доме, остановил Вахида на улице. Мне было девять лет, мы с родителями сидели на балконе и издалека наблюдали за их беседой, которая длилась два часа.
Отец был очень встревожен, он знал, что Шангар не только близкий к президенту человек, но и начальник отделения секретной службы.
Как только Вахид вернулся, мы засыпали его вопросами:
- Ну, что он тебе сказал?
- Чего он хотел?
- Ничего! Так, ерунда, ни к чему не обязывающий разговор... Не волнуйтесь!
Желая успокоить семью, Вахид не сказал ничего определенного, но потом он исчез, и мы долгих три недели не имели о нем никаких известий, полагая, что брата перевели в другое место и он просто не успел никого предупредить. К несчастью, дело обстояло иначе. Как-то однажды, жарким летним вечером, к нам тайно пришел солдат из его части, поговорил с Шакилой и быстро ушел. Как я ни приставала к сестре, она
