Физиономия Эльриха выражала огорчение; он надеялся хоть в течение нескольких часов быть свободным человеком, а теперь с этим надо было проститься.
— Наше общество будет довольно многочисленным, — снова заговорил он. — Лейтольд, Зоннек, Эрвальд, мы трое да два английских семейства из нашей гостиницы. Целая кавалькада!
— И он тоже, разумеется, — прибавила Ульрика, взявшая в последнее время привычку обозначать предмет своей ненависти местоимением «он».
— Не думаю, чтобы Бертрам поехал. Он даже не знает о поездке; о ней мы договорились только вчера вечером.
— Он все знает, — мрачно возразила Мальнер. — Если бы я осталась с Зельмой, то это ничего бы не дало: тогда он пристал бы к нам в саду. Вы знаете последнюю выдумку этого человека. Так как Эрвальд уезжает, то он берет себе его комнату, так что через несколько дней мы будем в его обществе уже с утра до ночи. Но мы примем свои меры и спасем Зельму. Я надеюсь на вас.
— Пожалуйста, не надейтесь, — сказал Эльрих тоном, по его мнению, очень энергичным, но на самом деле самым нерешительным. — Я… я… право, дольше не выдержу.
Старая дева остановилась.
— Чего вы не выдержите?
— Этих вечных наблюдений, подсматриваний! — Он набрался храбрости. — Наконец, я не для этого приехал в Африку! Я ничего не имею против доктора; он премилый человек, и госпожа Мальнер тоже это находит; и, я полагаю, она вовсе не желает, чтобы ее спасали.
Намек на возможность чувства со стороны Зельмы вывел Ульрику из себя, и ее гнев обрушился не только на нее и на доктора, но также и на неповинного Эльриха.
В эту минуту в сад вошли доктор и Эрвальд, ходивший за ним. Они поклонились с совершенно невинным видом, и «он» довел свое ехидство до того, что дружески направился к своему врагу, восклицая:
— Доброе утро, фрейлейн Мальнер! Уже готовы? Мы едем не раньше как через час; я тоже еду.
— Я так и думала, — сказала она, награждая его взглядом василиска.
— Разумеется, я с радостью принял приглашение Эрвальда. Как здоровье госпожи Мальнер? Надеюсь, хорошо? До свидания!
Ульрика не удостоила его ответом и стремительно двинулась к дому, бросив своему союзнику повелительное: «Пойдемте!». Но этого оказалось уже слишком даже для кроткого Эльриха; сначала его выругали, а теперь приказывали таким тоном да еще в присутствии противников, которые при этом насмешливо улыбались! Правда, он подошел, но дошел только до террасы; здесь он демонстративно уселся, заявив, что устал, и погрузился в мрачные размышления.
— Она думала пронзить меня своим взглядом, но, к счастью, я хорошо забронирован, — засмеялся доктор. — Я решил сразу же покончить с этой историей; я вижу, простой осадой крепости не возьмешь, нужен штурм.
— Ах вы, бедняга! Вам порядком затрудняют дело, — насмешливо заметил Эрвальд. — Вам приходится в поте лица зарабатывать свое будущее супружеское счастье. Другой давно потерял бы мужество.
— Я тоже представлял себе борьбу с драконом легче, но решил разыграть роль святого Георгия и освободить плененную принцессу.
— А вы уверены, что она хочет, чтобы вы освободили ее?
— Уверен? Нет, но есть язык взглядов и мимики, который я применял к делу и большей частью получал ответ. Я думаю, что могу отважиться на штурм.
— В таком случае госпожа Мальнер должна была бы доставить вам случай видеться с ней наедине; при желании она могла бы этого добиться.
— Конечно, но у Зельмы нет собственной воли, она до крайности запугана, так что еле решается отвечать, когда я заговариваю с ней при золовке.
— Не обижайтесь, доктор, но это будет немножко скучный брак. Жена, у которой нет собственной воли и которая на все соглашается! Я и месяца не выдержал бы.
— У каждого свой вкус! — сухо возразил врач. — Мне нравится, чтобы у моей будущей жены не было другой воли, кроме моей. Пока она находится под террором Мартинсфельда, а когда из чемодана выскакивает еще и призрак…
— Призрак из чемодана! О чем вы говорите?
— О покойном Мальнере, этом старом эгоисте, который подло женился на бедной сироте, даже не спросив ее согласия. Я с удовольствием свернул бы ему за это шею! Наверно, он походил на свою любезную сестрицу; потому-то она и возит с собой в чемодане его призрак и при каждом удобном случае вытаскивает его оттуда. Она до смерти мучает им бедную Зельму. Сколько уж раз этот покойничек переворачивался в своей могиле! И не пересчитаешь!
— Вы договорились до настоящего бешенства! — смеясь, сказал Рейнгард. — Так скорее же положите этому конец.
— Я и намерен сделать это, если удастся, сегодня же. Эрвальд, тогда, после дуэли, вы обещали мне отплатить услугой за услугу. Мне необходимо поговорить с Зельмой наедине и, может быть, во время поездки в Карнак представится удобный случай. Избавьте меня от этой лейб-гвардии на полчаса — больше мне не нужно.
— Нелегкая задача! — задумчиво сказал Эрвальд. — Я попытаюсь, но вы должны будете взять на себя кроткого Эльриха. Мне будет достаточно хлопот и с одной Ульрикой: с ней не так-то легко справиться.
— Согласен! Я приманю его каким-нибудь иероглифом, расскажу о поразительном открытии, которое вы будто бы сделали вчера в Фивах, — и он не отойдет от Зоннека и профессора. Вот он все еще сидит; я сейчас же займусь им.
Бертрам зашагал к террасе. Обиженный и огорченный Эльрих, действительно, еще сидел на прежнем месте. Он наконец-то сообразил, до какой степени позорно обращались с ним и какой неблагодарностью отплатили ему за его самопожертвование. Какое право имела эта женщина так тиранить его и зачем он допустил это?
— Что это вы сидите так одиноко и с таким меланхолическим видом? — обратился к нему Бертрам. — Что с вами?
— Нехорошо себя чувствую, — глухо проговорил Эльрих.
— Нездоровы? Дайте-ка пульс!
— Нет, не то. Я хочу сказать, что со мной дурно обращаются, — и Эльрих бросил обвиняющий взгляд на окна второго этажа.
— Фрейлейн Мальнер? Не может быть! Ведь вы — ее вернейший союзник.
— Был до сих пор, но если так обращаются…
Доктор придвинул стул и сел.
— Это интересно! Расскажите!
Эльрих был именно в таком настроении, когда человек чувствует потребность отвести душу, и принялся жаловаться.
Бертрам слушал с видом бесконечного участия.
— Да, вы порядком отравляли мне жизнь последние две недели, — сказал он, когда Эльрих кончил рассказ. — Но я никогда не сердился на вас; я знал, что вы действуете под давлением.
Эльрих нашел такой образ мыслей весьма благородным, но это заставило его еще больше рассердиться, и он геройски воскликнул:
— Я сброшу с себя это иго! Сброшу!
— Браво! Я давно ждал, что вы сделаете это; вы — более одаренная, высшая натура и не должны подчиняться ей.
Эльрих совсем растрогался от такого взгляда на его натуру. Он только теперь увидел, до какой степени несправедливо поступали с молодым человеком.
Между тем доктор продолжал:
— Полагаю, для вас не тайна, что привлекает меня сюда. Боже мой, разве преступление — любить и стремиться к обладанию предметом своей любви?
