трогать.

—    Что они делают теперь?

—    Строятся в боевые порядки, вот что! Они хотят бить нас, Биргер. Нам надо срочно переправляться на тот берег к Улофу.

—    И что? Пасть к нему в ножки? — почти проры­дал Биргер.

—    Иного выхода нет, — тоже чуть не плакал Торкель.

—    Нет, брат, лучше вовсе уйти отсюда и вернуться в Швецию.

—    Тогда, брат, нам придется искать службу у дру­гого государя. Эрик не простит нам этого бегства.

—    О Боже! Как все было хорошо еще вчера!

Он стонал, не зная, какое принять решение. Един­ственным его успехом за весь сегодняшний день можно было считать лишь победу над кровотечением. Народ­ное средство помогло, заполненная кашей из переже­ванного аскирона страшная рана перестала кровото­чить.

Неподалеку от Биргера врачи колдовали над епис­копом Томасом, который до сих пор не пришел в себя, хотя продолжал дышать и, судя по всему, не торопил­ся в свой католический рай.

Наступил полдень. На другом берегу сражение шло уже на подступах к селу, где Улоф пока успешно сдер­живал русский натиск. Понимая всю чудовищность своего положения, Биргер все больше склонялся к при­нятию самого неожиданного решения — дождаться боя с норвежцами и датчанами. Не только не препятст­вовать разгорающемуся противоборству, но и, как можно старательнее, поспособствовать ему. В таком случае можно будет впоследствии говорить так: мы хо­тели переправиться на тот берег и влиться в ряды Уло-фа, но в этот миг норвежцы под предводительством болвана Мьельнирна и датчане, руководимые ковар­ным и трусливым Кнудом Пропорциусом, совершили предательство, возможно, замысленное еще накануне похода, напали на наших и вынудили принять бой.

—    К тебе еще Кнуд Пропорциус явился, — объя­вил Торкель.

—    Весьма кстати, — усмехнулся Биргер, и когда Кнуд встал перед ним не менее гневный, чем норвеж­ский придурок Мьельнирн, он надменно спросил его: — Чего тебе надо, рыцарь Кнуд?

—    Ответа, — не менее надменно произнес Пропорциус. — Что происходит, и какие решения готов пред­принять зять короля Эрика?

—    Я как раз хотел послать к тебе Торкеля, чтобы он передал следующее: все войска финнов, норвежцев и датчан, ввиду сложившейся тяжелой обстановки, отныне полностью переходят в мое подчинение. Я тре­бую беспрекословно исполнять любые мои приказа­ния. Я буду безжалостно пресекать любые попытки кого бы то ни было не подчиняться мне. Ясно?

Лицо Кнуда налилось еще большим негодованием.

—    Мне странно слышать столь повелительное и требовательное «я» от человека, проигравшего битву и находящегося в столь плачевном состоянии, — раз­дувая ноздри, произнес датчанин. — Мне необходимо вернуться к своим воинам и обсудить твои решения,

Биргер Фольконунг. Я пришлю человека с ответом.

—    Нильс! — позвал Биргер коротышку Мюрландика, когда Пропорциус с важным видом удалился.

—    Что угодно моему господину? — спросил тот.

—    Надеюсь, ты еще хранишь мне верность? Наде­юсь, ты не забыл все благодеяния, которыми Фольконунги всегда осыпали Мюрландиков? — хитроумно начал Биргер.

—    Видит Бог! — прижав руку к сердцу, ответил верный Нильс.

—    В таком случае, я хочу поручить тебе важное де­ло. Ты должен отправиться к Мьельнирну и передать ему слово в слово следующее: «Биргер Фольконунг приказывает тебе и всему норвежскому воинству от­ныне беспрекословно подчиняться любым решениям, принимаемым братьями Торкелем и Биргером Фольконунгами и, в первую очередь, явиться и просить

прощения за все грубые слова, произнесенные Мьельнирном по отношению к шведскому доблестному ры­царству и самой короне Швеции». Запомнил?

—    Запомнил, — побледнев, ответил рыцарь Нильс.

—    Тогда ступай к Мьельнирну, — отправил его Биргер.

—    Так вот ты что задумал… — пробормотал Торкель, когда Мюрландик удалился. — Что ж, возможно, это самое мудрое решение… Но и самое чудовищное.

Стали с нетерпением ожидать возвращения Нильса. Торкель занялся построением войск. Тем временем от врачей поступило сообщение, что епископ Томас пришел в сознание и явно чувствует себя лучше. Очень хорошо — пусть будет свидетелем восстания норвежцев и датчан!

Полдень заканчивался, солнце медленно трону­лось к закату. Наконец бледный и горестный явился оруженосец Нильса с ужасным известием о том, что норвежский военачальник Мьельнирн, придя в бе­шенство, собственноручно лишил жизни рыцаря Мюрландика.

Глава двадцатая

ОКОНЧАНИЕ БИТВЫ

Солнце было красным. Будто кровь, обильно осво­бождаемая сегодня из человеческих и конских тел, до­текла до неба, окрасив собою вечное светило. На восто­ке появились тучи, постепенно приближаясь и покры­вая небосклон серовато-белым льняным саваном. И этот погребальный покров тоже был в крови, испач­канный алыми лучами заката.

Битва еще продолжалась, но это были последние бои на прибрежных окраинах ижорского села, где послед­ние свейские храбрецы прикрывали погрузку своих то­варищей на шнеки. Чуть поодаль на середине реки сто­яло на якоре около сорока шнек, груженных воинами. Свей готовились к подведению итогов и к принятию ре­шений, что делать ночью и завтра утром.

Александр, сидя на своем, слава Богу, нераненом Аере, находился на краю берега и следил за действия­ми уходящих с земли на реку врагов. Солнце пока еще слепило в глаза своим кровавым светом, и ему прихо­дилось держать над лицом ладонь козырьком. Сильно болела переносица, ушибленная во время сражения. Ни меч, ни топор, ни стрела, ни копье не нанесли кня­зю за весь сегодняшний день ни царапины, а вот какой-то свей, с которого сбили все оружие, сорвал с головы шлем, швырнул его, попав главному сегодняшнему по­бедителю прямо в переносицу этой стальной шапкой. Крови вытекло мало, а как больно и досадно…

Страшная усталость владела всем его существом — телом, мыслями, чувствами. Не исключено, что завт­ра предстояло вновь биться с незваными гостями. Вот если б можно было отпроситься у Бога на одну ночку, слетать в Новгород, побыть немного с Саночкой и Ва-сюней, поцеловать их ручки и ножки, тогда и завт­рашний бой нисколько не в тягость…

К нему подъехал боярин Ратибор. Лицо его было скорбно.

—    Кто еще? — спросил Александр с тревогой.

—    Юрята.

Александр перекрестился. Молча. Не было ника­ких сил просить Господа об упокоении раба Божия Ге­оргия Пинещенича, милого Юряты, такого же незаме­нимого, как все, кто погиб сегодня в битве с прокляты­ми папежниками.

Ох, Юрята, Юрята… Сразу двух великолепных пев­цов унесла война! Первым еще в середине дня пал от множества ран Ратмир. Кто теперь так споет, как он! На­веки умолк его голос. Пусть не полностью, но хоть как-то мог заменить его в пении Пинещенич, но, видать, не хотел Господь одного без другого видеть в своих слад­чайших райских кущах. Сегодня же предстанут оба пев­ца перед Предвечным Престолом и станут на два голоса услаждать слух Всевышнего.

Вот Ему радость-то! А нам?..

Слезы навернулись на глаза князя. Впервые за весь день он вдруг почувствовал, что может себе их позво­лить.

—    Славич!.. — испуганно молвил стоящий рядом Савва.

—    Савка… — выдавил из себя Александр и уже неудержимо заплакал, как ребенок. — Нет сладкопев­цев наших!..

—    Нету их, Славич… — поникнул головой Савка и тоже заплакал навзрыд. — А я ж, бывало, ругался… дрался с ними!..

—    Вот и плачь теперь, подлец! — сердито припом­нил князь бесчинства своего слуги и оруженосца.

Сам же он, сердясь и на свою слабость тоже, реши­тельно мотнул головой — не время еще рыдать!

—    Что там свей? Упорствуют? — спросил он боя­рина Ратибора.

—    Совсем мало их на берегу осталось. Почти все уже на шнеках. Полагаю, уйдут. Уж очень крепко мы их потрепали с Божьей помощью, — ответил Ратибор.

—    Скорее всего, что уйдут, но нам все равно надо готовиться к возможному еще и завтрашнему продол­жению.

Он медленно поехал вдоль берега, разглядывая мертвые тела, примерно подсчитывая, сколько на­ших, сколько свейских. Наших попадалось совсем ма­ ло, Александр с удивлением обнаруживал, что в ос­новном все сплошь лежали трупы пришельцев. К тому же наших уже оттаскивали подальше от поля брани.

Он остановился над одним из мертвых свеев. Чуд­ной свей. Уже в конце сражения он вдруг прорвался сквозь наши ряды, подскочил к Александру с мечом и громко воскликнул по-русски:

— Я вырву из тебя сердце!

Но в следующий миг сокрушительный топор Сав­вы, поваливший ставку Биргера, почти пополам раз­рубил наглеца.

— Сердце ему!

Чудно, ей-богу! Мелковатый такой свей, а туда же! Даже жаль его как-то стало. Смелый, собака. Лежи вот теперь…

Александр невольно прижал ладонь к сердцу. Там оно гулко стукает в груди, солнце телесное, пора и ему к закату, на покой и сон. Немало было тут сегодня же­лающих вырвать его из Александровой груди, да не за­ладилась у них охота.

Всех погибших русских воинов решено было снес­ти на самую большую из захваченных свейских шнек. Александр отправился туда, стоял у мостков и

Вы читаете Невская битва
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату