Фигуры исчезли. Космос опять стал черной ночью с холодными кристаллами звезд. А потом и такой космос исчез.
Сеня очутился в пыльном сером мареве. Будто частицы копоти кружились повсюду. И какое-то безразличие овладело им. И отупение.
Он даже не испугался, когда из марева выплыла бурая шарообразная масса. И отвратительная харя уставилась на Сеню тупым, пристальным взглядом.
– Ух! – рыкнула харя. – Новый условно живой.
Сеню перевернуло: чудовище ухватило его огромной ручищей и, словно орден, поместило себе на тулово. Сеня ощутил острую боль в пояснице – будто его пригвоздили как бабочку. Он закричал, услышал свой голос – тоненький комариный писк.
Чудовище двигалось куда-то сквозь серую мглу, – явно целенаправленно – пока из сумерек не вынырнула новая харя.
– Во! Гля, условно живой, – похвасталось первое чудовище и хлопнуло ручищей прямо по Сене.
– Да-а, – завистливо прогнусавило второе, – у тебя и так уже много. Отдай.
– Не-е, не дам, – проворчало первое. – Потом отдам. Пускай сперва поработает.
– Зачем мне потом жмурик? Дай сейчас.
– Не дам.
Чудовище поплыло прочь.
А Сеня оказался в подозрительно обычном офисе какой-то средней руки фирмы. Он сидел слева от забранного жалюзями окна, за обычным офисным столом черного пластика, в мягком вращающемся стуле, обтянутом черным же кожезаменителем. Гудел кондиционер, нагоняя в помещение теплый воздух. Напротив, за таким же столом сидел еще один работник, молодой, рыжеватый блондин с энергичными чертами лица. Имени его Сеня не вспомнил, но зато хорошо знал, что тот сейчас за своим компьютером не в базе данных работает, а преспокойно режется с машиной в преферанс. А может даже по локальной сети перебрасывается скабрезными репликами с Полечкой, секретарем-референтом.
И знал Сеня также, что он, Сеня, занимается в этом офисе – а вот как фирма называется, запамятовал, – счет-фактурами и таможенными декларациями на поступающие от зарубежных партнеров товары. То есть, вспомнил Сеня, он работает в отделе внешнеэкономических связей. 'Ну, связей так связей', – тупо подумал он.
В пояснице ныло – радикулит, что-ли? С утра вроде бы не ныло. Впрочем, что было утром, не припоминалось. Зима, холод. Прострелило. Сеня вспомнил, что он уже двадцать минут ждет заказанного кофе, а девочка, которую начальница отдела взяла недавно для выполнения этой нехитрой функции, почему-то не несет. Игнорирует. И вообще, все они его игнорируют. Сене стало жалко себя. Так вот всю жизнь просидишь простым клерком, на дядю проработаешь, а потом тебя на цугундер снесут. При мысли о кладбище Сене стало дурно, закружилась голова.
И в этот момент в комнату вошла начальница. Как ее зовут Сеня тоже сейчас не помнил, но боялся ее панически. Очень уж неприятна была ее нездоровая, всячески подчеркиваемая страсть к Сене; нет, не эротическая, а какая-то… уж не гастрономическая ли? Так смотрят на сладкий яблочный пирог.
– Ну как дела, мой сладенький? – осведомилась она. – Готова сводка? Ты же такой умница, все так аккуратно делаешь.
Она наклонилась над столом, положив руку на сенино плечо. Рука была теплая, женская, мягкая, но Сеня привычно сжался. Душа уходила в пятки, когда начальница оказывалась слишком близко. Сеня вспомнил, что сводкой он еще не занимался.
– Ну вот, так я и знала. Что же ты так, мой хороший? Я только сегодня хвалила тебя у директора. Нехорошо, – и неожиданно крепкими пальцами больно сжала сенино плечо.
Слова застряли у Сени в горле.
– Давай решим так, – невозмутимо продолжала она, – за полчаса до окончания работы я зайду, а она будет во-от здесь красиво лежать.
Начальница мягко хлопнула ладонью по столу, повернулась и, покачивая тощими бедрами, вышла. Сеня отер пот.
– А ты попробуй плюнуть, – подал голос сосед. – Ты же не бобик. А еще лучше – дерни ее. Я выйду, постою на дверях, а ты дерни. Ты же мужик, в конце концов.
Сеня испуганно глянул на коллегу и счел за благо промолчать.
– Или избей до бесчувствия, – разошелся тот. – Ты же личность, ты же можешь делать, что захочешь. Ты же, наверное, не отказался бы ее зарезать, а?
Коллега подмигнул. Да, в общем-то было такое смутное желание, посещало иногда. Но как это можно – делать, что захочешь? Никак нельзя. Нельзя, и все. В том числе и потому, что личность. Надо все-таки и других уважать.
– Поверь мне, ничего тебе за это не будет. Мир не настолько задан, как тебе кажется. Уважать только начнут. А иначе – сидеть тебе до самой смерти здесь до десяти вечера сверхурочно, каждый день, и трястись мелкой дрожью. Я ведь тебе добра желаю. Вот, смотри на меня. Да смотри, глаза подними, что ты уткнулся в свои бумаги? Видишь меня? Как я выгляжу?
'Как довольный хрен', – подумал Сеня, и тут же испугался своей мысли.
– Вот видишь, именно так и выгляжу. Сижу себе, до шести вечера дурака валяю. А захочу, прямо сейчас уйду, да только сейчас делать нечего. Это вечером – кабаки, компании. А кстати, какой у тебя оклад? Да ладно, я и так знаю, какой. Сто несчастных баксов. А мне в конвертике – пять сотенных, да премии, да отпуск не десять дней, а сорок пять. Усекаешь? А все почему? Потому что, я человек.
Сеня вздохнул: 'А я что, не человек, что-ли? Ты, наверное, здесь по блату. Наверное, чей-то родственник'.
– Как же, сейчас, – словно бы ответил на мысль Сени сосед. – Думаешь, я родственник чей-то? Хрена. Просто я – человек. Сечешь? Нет? Глухо?
Эх, Сеня помассировал подбородок и с тихим упреком, с каким-то безвольным упрямством возразил:
– Но ведь я тоже человек.
– В том-то и дело, что нет. Будь ты человеком, ты и вел бы себя как человек, и начальница тебя десятой верстой обходила. Ты хоть раз замечал, чтоб она ко мне цеплялась?
– Ну-у… – протянул Сеня.
В самом деле, не было такого. Он об этом раньше не думал, ему казалось, что она ко всем пристает, как к нему, но так только казалось.
– А все потому, что ты – фантор, а она – дя.
– Как? – тихо переспросил Сеня. В словах самоуверенного коллеги ему почудилась некая скрытая правда, с которой бесполезно спорить.
– Больше всего меня бесит, что вы, фанторы, этого не замечаете. Они вас жрут, а вы не замечаете. Боитесь, труситесь, а все равно, скармливаете себя этим ящерам.
– Ящерам? – опять переспросил Сеня.
– Им самым. Дя – ящеры. Мы – люди. А вы – фанторы. В детстве дя и выглядят как ящеры. Мы, люди, их такими натурально и видим. Хвост у них потом отпадает, и телосложение трансформируется. Тогда они на нас становятся похожи. Внешне. А внутри – ящеры, самые натуральные. Плотоядные бестии. Поэтому, всегда в начальниках. Нам, людям, начальствовать ни к чему, никакого удовольствия. А вам – кишка тонка, да и кто вас, пищу, начальствовать пустит? Дя вас насквозь видят, потому что телепаты. Мы, конечно, тоже телепаты, и тоже кое-что умеем, иначе они и нас бы в пищу превратили. А так – ничего, негласный паритет. Мы их не трогаем, они нас не трогают. Вот я – выйду на улицу и набью первому встречному рожу. А ты рядом будешь. Так вот тебя в ментовке сгноят. Выйдешь живым, но инвалидом. А я протокольчик подписал – и адью к своим девочкам. Девочки у меня тоже люди, с фанторами мы не водимся. Это сегодня у меня что-то непонятное, приступ жалости. А так, нам до вас дела нет. Ну вот, какое у меня с тобой может быть дело? Ты – пища для ящеров. И мозги у тебя, как у коровы в стойле. Тьфу! Хоть бы огрызнулся, что-ли. Ладно, работай, кропай свой доклад. Авось, небольно укусит.
Сосед иссяк и уткнулся в свой компьютер. Сеня только сейчас вспомнил, что того зовут Толиком. Просто, по имени Сеня к нему никогда не обращался. Только «простите» да «пожалуйста». Но делать нечего, надо
