Спокойный хаос

возможно, даже единственное в их жизни убеждение, каким-то странным образом их успокаивает, по этой самой причине, когда они навещали меня, здесь у них появлялось мужество заняться и своей болью и, прежде всего, признать, что она у них есть, а потом прикоснуться к ней и рассказать о своих страданиях мне, чтобы освободиться от их тяжести хоть бы и на минуту, выплеснув на меня потоки таинственной и гнилой материи, из которой они состоят, потому что в том месте, которое, по их мнению, я выбрал, чтобы переживать свое горе, по какой-то загадочной причине мы все становились сильнее, но, если случилось так, что я то был здесь, то исчезая отсюда, если даже у меня появилась настоятельная потребность двигаться, бежать отсюда, накачаться наркотиком, есть спагетти, то есть, если я начинал вести себя нормально, как и они, и случалось, что, когда они приходили сюда ко мне в гости и не заставали меня на месте, им казалось, что мы все сразу ослабевали, и тогда они приходили в растерянность, а я в их глазах превращался просто в тронутого, неспособного смириться с действительностью, думаю, что я сам понял, что это означает, доктор, потому что, когда кто-то решает оставаться в одном месте, он должен на полном серьезе оставаться там, всегда, не прибегая к уловкам, сон на этом заканчивается: я выхожу на дорогу, и солнце слепит мне глаза, и октябрьский зной меня расслабляет, и я люблю, отчаянно люблю все, что попадает в поле моего зрения, и я решаю, что отсюда я больше никогда не уйду, никогда в жизни, никогда, никогда, никогда…

22

— Где ты был?

— Да так у одного чудака, он живет в доме напротив.

— У тебя есть друг, который здесь живет? Вот это лафа!

— Да нет, я с ним только что познакомился. А ты что здесь делаешь?

— Я — ничего. Так просто, проезжала мимо…

— …

— Я приехала из-за твоего звонка. Мне интересно, почему ты спрашивал меня обо всем этом.

— О диске?

— Да, о диске.

— Я же тебе сказал: пустяки, ничего особенного, простое любопытство. Не стоило из-за этого…

— Неправда, это вовсе не пустяки. Мне-то ты мог бы и не заливать. Ты ведь знаешь, что я колдунья, ворожить умею.

— Да о чем ты говоришь, Марта. Какая из тебя колдунья…

— Ты мне позвонил по вполне определенной причине, она касается того диска, а потом, чтобы замести следы, пригласил меня с детьми на ужин. Если ты не хочешь признаваться, бог с тобой, но хотя бы не отрицай, что ты мне позвонил не без причины.

— Ты права, да я и не отрицаю.

— Так в чем причина?

— А если я скажу, что это тебя не касается?

— Если бы меня это не касалось, ты бы мне тогда не позвонил.

— Послушай, давай хоть в тень уйдем, что ли. Здесь от жары в обморок грохнуться можно.

— Кстати о «грохнуться»: что, та машина все это время так там и стоит?

— Да. За ней ни одна живая душа не пришла. Посмотри, на заднем стекле все еще лежит моя визитная карточка.

— Вот это да! Она почти новая… Ну-ка дай мне взглянуть на номерной знак. 2004, новехонькая.

— Именно. Сейчас из-за солнца не видно приборную панель, но она намотала только 1400 километров.

— Возможно, она краденая.

— Сначала и мне так показалось, но думаю, что нет.

— Слушай, она краденая.

— Нет, дорогая моя, тут ты ошибаешься. Разве ты не видишь, что машина закрыта.

— Точно.

— Воры, бросая краденые машины, противоугонку не включают. Посмотри: видишь вон там огонек горит?

— Да. Действительно. Как странно.

— Да уж, странная история. Добрый день!

— Добрый день!

— Кто это?

— Учительница Клаудии по английскому. Пошли в тень, что ли. С меня пот льет в три ручья.

— Неудивительно, что ты потеешь. Посмотри, как ты вырядился.

— Я всегда так одеваюсь. Это моя униформа.

— Да нет, сегодня ты выглядишь намного элегантнее, чем всегда. Вот тебе и еще одно доказательство, что должна быть вполне определенная причина; но эта уж точно меня не касается.

— Так и есть, ты права. Здесь уже намного лучше.

— Постой-ка минутку. Дай взглянуть…

— Что такое?

— У тебя на рубашке капелька крови. Нет, две, три…

— …

— Четыре. Да что с тобой такое случилось?

— О-о-о! Да брось ты. Это не кровь, а томатный соус.

— Томатный соус. И где тебя угораздило посадить эти пятна?

— Там, у того чудака.

— А, вы тогда… обедали?

— Нет, мы уже поели.

— Да погоди ты. Не дергайся. Не съем я тебя.

— Что ты там затеяла?

— Чищу тебе рубашку. Не дергайся. А этот тип, что тебя пригласил на обед, живет прямо здесь?

— Этот тип, он порядочный человек, и приготовил вкуснейшие спагетти. Завтра он переезжает. А ты уверена, что так будет лучше? По-моему, ты только хуже сделала.

— Точно. Так еще хуже.

— Ну вот…

— Извини, правда, из меня фиговая хозяйка…

— Вот именно. Я тебя не просил счищать эти…

— Ой, ты только посмотри, какой ужас! Что теперь делать? Погоди-ка, у меня в сумочке есть бутылка минеральной воды…

— Брось. Зря стараешься. Пусть все остается так, как есть.

— Послушай, хуже не будет. Это твой мобильник?

— Да.

— …

— Это Карло. Прости. Мне нужно с ним поговорить.

— Говори. А я постараюсь что-нибудь придумать.

— Слушай, это не проблема. Я застегну пиджак. Вот и все.

— Дай я попробую. Почему ты не отвечаешь.

— Слушаю.

— Привет, братан.

— Привет! Ты уже прибыл на место.

— Да. Знаешь, какая температура в Риме?

— Нет. Какая?

— Тридцать четыре градуса. Просто дышать нечем.

— И у нас тоже не лучше.

— Послушай, я совсем забыл сказать тебе одну фантастическую вещь, мне это заявила Клаудия вчера