тельце напряглось, как будто ты видишь эту сцену впервые, как будто тебе неизвестно, что в конце, исчерпав последние силы, но не выявив победителя в этом единоборстве, противники обнаружат, что их обоих проклял какой-то мрачный господин, и получится, что в действительности они не враги, а друзья…
Теперь уж, звездочка моя, весь мир сошел с ума. Полимеры, гормоны, мобильная связь, бендзодиадзепин, долги, тележки в супермаркете, заказы в ресторане, магазины оптики, А влюблен в В, но В не любит А, и все кончается тем, что всегда кому-то удается украсть деньги и в любой смерти кто-то обязательно виноват. Вот, как все происходит в нашем мире.
О, это настоящая трагедия — телефонный звонок посреди ночи…
О, жар того поцелуя…
Я заснул.
Звонит телефон. Мультфильмы. Клаудия спит на диване. Она ровно дышит. О, тот поцелуй. Телефон продолжает звонить. Пять минут третьего. Конечно, случилось какое-нибудь несчастье. С моим отцом. С Карло. С Мартой. Какой поцелуй?
— Слушаю!
Шум, треск. В трубке звучит музыка. Дети Марты. Тот поцелуй во сне, он мне приснился. Член у меня затвердел…
— Пьетро?
Голос Жан-Клода.
Тишина.
Целый каскад щелчков счетчика межконтинентальных звонков.
Музыка в трубке — это песня, ее поет Элтон Джон.
— Да?
Тишина. Щелчки.
Тот потрясный поцелуй.
Песня называется «Sacrifice»[74].
— Как дела?
— Все хорошо. А у тебя?
Тишина.
Пять минут третьего
Я выключаю звук телевизора.
Я готов.
Тишина.
Щелчки.
Песня «Sacrifice».
— Алло! Жан-Клод?
Тишина. Щелчки. «Sacrifice».
Тот поцелуй в темноте на грязных простынях в гостинице.
— Да?
— У тебя все в порядке? Ты в Аспене?
Тишина.
Ну вот, сейчас извинится за поздний звонок и скажет мне свою новость.
Что это была за гостиница?
Тишина.
Он не знает с чего начать. Просто наверняка случилось какое-нибудь несчастье.
— Да.
Тишина. «Sacrifice».
Да, он в Аспене или да, все в порядке?
Щелчки.
Или то и другое вместе?
Во сне я был в каком-то бесконечном помещении.
— Жан-Клод, ты меня слышишь?
Щелчки. Тишина. «Sacrifice».
Да, в бескрайнем помещении. Как будто это был целый город под крышей.
— Да.
Тишина.
Клаудия заворочалась, перевернулась на бок. Она может упасть с дивана? Во сне я искал ее в этом бесконечном помещении, меня снедала тревога. Нет, не упадет. Почему Жан-Клод ничего не говорит? Получается, что вроде бы это я ему позвонил, а не он мне.
— Алло! Жан-Клод, что случилось?
Тишина. Музыка звучит тише. «Sacrifice» превращается в едва слышное бурчание. Что случилось?
— Мой отец был пилотом
А-а-а, вон оно что. Он пьян.
Тишина. Щелчки. Тихое урчание.
— Он, может быть, даже работал на секретные службы.
Да он просто в стельку пьян. Боже мой.
— Может быть.
Много лет назад Жан-Клод страдал алкогольной зависимостью. Но сумел выкарабкаться. Так, по крайней мере, он утверждал.
— Ты и это знал?
— Да. Ты мне об этом рассказывал.
Во сне я умирал от отчаяния, потому что боялся, что Лара похитит у меня Клаудию.
— Вот почему он так ни разу и не пришел за мной в школу.
Тишина. Щелчки. Мурчание.
— Он не мог, понимаешь?
Тишина.
— Но он любил меня.
Клик.
Тишина. И щелчки прекратились, и мурчание тоже.
— Алло!
Он повесил трубку.
Что теперь? Что он будет делать? Он мне перезвонит? Позвонит кому-нибудь еще? Я должен перезвонить ему?
У меня в горле застрял комок, и даже не один, а много комков: у меня спирает в глотке после пробуждения и из-за сна, который мне вспоминается, и из-за того поцелуя, и из-за моей эрекции, и из-за предполагаемого несчастья, все еще веющего над этим звонком. Что случилось? Клаудия ворочается на диване, мямлит какие-то непонятные слова — «
В моем сне ей угрожала опасность, Лара олицетворяла эту опасность.
Я беру ее на руки. Как всегда, она легкая, как пушинка. И как всегда, она до конца не расслабляется,
