ПРОСНУТЬСЯ ЖИВЫМ

капельницей.

– Ты иди, Кеша, иди, кореш,- повелительно проговорил Степан.- Спасибо, что навестил. Завтра приходи, и мы обо всем договорим.

– Тебе точно легче? - напрягался Викентий, разглядывая лицо друга, упрямо не открывавшего глаз.

– Да. Иди. Счастливо тебе.

Викентий пожал Степанову руку, застывшую поверх одеяла, и пошел к двери. И услышал странное:

– Тот, кто обрел меня, оставил для тебя знак и велел бежать. Он хочет, чтобы ты спасся. Он не желает нашей гибели.

Викентий в изумлении обернулся. Степан полусидел в кровати и смотрел на Викентия в упор.

Нечеловечьими глазами. Глазами цвета расплавленного золота.

А в палате сами собой включались верхние плафоны, настенные бра и прикроватные светильники.

***

Никто не любит змей.

Потому что любить - значит не бояться.

А страху змеи нагнать могут как никто другой.

Вот потому их и не любят.

И змеи этим вполне довольны.

Иногда ненависть приносит даже большее удовлетворений, чем любовь.

Призывающий не любил их, и змеи принимали это. Он ведь позвал их совсем не для того, чтобы распинаться перед ними, заверяя в теплых чувствах. Он позвал их для Цели.

И змеям пришлось даже на какой-то момент покинуть только что найденное и обустроенное Гнездо, чтобы найти и поразить Цель.

Змеи - дисциплинированные существа. Особенно когда управляет ими Призывающий. Они черно-бурой шевелящейся рекой потекли из Гнезда, даже забыв об охоте и добыче, разгуливающей повсюду с нахальной беспечностью, которая не могла не смешить. Змеи спешили к Призывающему.

И они не опоздали. Призывающий ждал их.

Более того, Призывающий желал их. Желал, создавая в двумерном мирке чешуйчатых созданий новое, незнакомое им измерение.

Измерение похоти.

И змеи поняли, что отныне для них наступила новая жизнь. И охота теперь всегда для них будет сопряжена со сладострастием и острым, как кинжал, наслаждением, получаемым от медленного угасания жизни в глазах схваченной жертвы.

И змеи возжелали поразить Цель. Ив их маленьких, стреловидных головах кипела такая смесь вожделения, ненависти и покорности, какой не было и у грешников Дантова Ада.

Но Цель оказала сопротивление! Цель не подчинялась ни Призывающему, ни Разуму Змей, сплавленному в единое вожделеющее целое.

И змей впервые сковал страх.

Призывающий не дозволял им бояться, но сейчас они не слушали его Гласа.

Они слушали лишь собственный страх, говоривший, что выбранная Цель - не для змеиной охоты.

Собственный страх всегда унизителен. Он совершенно не к месту напоминает тебе о том, что ты всего лишь пресмыкающаяся на брюхе тварь, которой никогда не проглотить Солнца.

И змеи ринулись прочь.

Они сами выбрали свою цель.

Им нужна была охота.

И жертвы.

Чтобы забыть страх. Забыть постыдное унижение.

Забыть о том, что есть Солнце, которого тебе, пресмыкающейся на брюхе твари, никогда не проглотить.

***

Прощание с Гремлином вышло скомканное и какое-то непонятное. Теперь практикующий маг ругал себя за это. Но возвращаться, идти снова по больничным коридорам с облупившимися, давно требующими покраски стенами, кое-где разодранным в клочья линолеумом, так и норовившим вцепиться в твои брюки и заставить растянуться на полу, было выше сил. Да плюс ко всему этот ненавистный еще со времен обучения в мединституте постоянный, неизменный, вездесущий, как какое-то особое божество гигиены и медицины, густой запах хлорки и карболки!…

К тому же, как сурово заявила запирающая за Викентием дверь дама с лицом, измученным климаксом и хроническими невыплатами зарплаты, время для посещения больных уже давно закончилось, «и нечего тут задницу просиживать, не кинотеатр».

Посему Викентий зашагал от похожего на заплесневелый кусок сыра здания больницы с нехорошим чувством, что окружающий мир принялся над ним, дипломированным магом и бывшим дипломированным же психиатром, издеваться всеми приемлемыми для издевательства способами.

Взять хотя бы погоду… Да, взять и выдрать хорошенько за все производимые ею спонтанные пакости! На календаре - середина августа, самое время для жары, разморенных полуголых москвичек и завалов из астраханских арбузов. И где все это, спрашивается? Точнее, куда, куда удалилось?! Вместо вышеуказанных благодатей зарядил проливной дождь с явной заявой на то, что «Я к вам пришел навеки поселиться», по щербатому асфальту растеклись лужи, злорадно намекая всякому бедолагепрохожему, что переехать их можно исключительно на вездеходе… И главное, холод, промозглый отвратительный холод, от которого не спрячешься и не согреешься. Как нарочно!

Викентий, исхлестанный дождем и ветром, в набрякшем от воды пиджаке (теперь его можно смело выбросить - явно не выдержал шедевр Армани капризов московской погоды) и по колено заляпанных грязью брюках (а вот им хрен что сделается, потому как пошиты они на подмосковной полуподпольной фабричке не имеющими вида на жительство вьетнамцами!) добежал наконец до вожделенных дверей метро. Нет, до этого он честно пытался тормознуть кого-нибудь из пролетающих на своих подержанных «тоетах» и «пежо» частников, но те только обдавали его фонтанами грязной воды из-под колес. Видимо, Вересаев не производил достойного впечатления. Викентий это и сам понимал, но от понимания теплее не становилось, зато пришла ядовитая мысль о том, что, будь он настоящим волшебником, все эти гордые автолюбители уже сидели бы носами в кюветах лишь по одному мановению его карающей десницы.

С этой мыслью Викентий проскочил турникет и пристроился на эскалаторе среди такой же мокрой, взъерошенной и мрачно-растерянной толпы. Толпа была какая-то молчаливая: видимо, всех морально угнетало такое надругательство со стороны погоды. Хотя, возможно, и не в погоде дело… Викентий прошел туда-сюда, хлюпая ботинками, по платформе в ожидании поезда и вдруг обратил внимание, что все вокруг - и люди, и светящиеся табло над головой, и кафельные стены станции - видятся ему в каком-то мертвенно-зеленоватом свете, словно смотрит он сквозь толщу мутноватой морской воды. Даже помада на губах у женщин была с каким-то трупным оттенком.

«Что за черт!» - помотал головой Викентий, пытаясь отогнать это странное наваждение.

Не помогло. Хуже того, бывшему психиатру стало казаться, что сам воздух загустел до кисельного состояния и все вокруг движутся как попавшие в клей мухи, а звуки отдалились куда-то, превратившись в несвязный, бестолковый шум.

«Да где же чертов поезд!» - возмутился, но как-то вяло, Викентий, чувствуя, что еще минута-две, и он сам увязнет в этой всеобщей кисельной сонливости.

И тут поезд прибыл под тяжелый, гулкий грохот и странное, нескончаемое шипение, заполнившее, казалось, все каменное чрево станции. Маг шагнул было к автоматическим дверям, но какой-то толстяк, похожий на бородатого (и борода была ярко-рыжей!) Винни-Пуха, обремененный сумками и авоськами, оттолкнул его к кафельной колонне и ринулся вперед.

Навстречу тем, кто вышел из всех вагонов замершего у платформы поезда какого-то противоестественного для столичной подземки густо-зеленого с вкраплениями ярких желтых пятен цвета.

Те, кто вышел из поезда, внешне выглядели вполне как вид homo sapiens. Это и ввело в заблуждение людей, оказавшихся на станции в тот совершенно неподходящий момент. Потому что вышедшие, все как один одетые в черные, облегающие тела комбинезоны и кожаные плащи, полы которых от любого движения разлетались темными крыльями, молниеносно, без лишнего звука рассредоточились по станции и как по команде выхватили оружие - матово сверкнувшие пистолеты с длинными, усеченными на концах стволами.

Кто-то из мужчин еще успел крикнуть «Какого черта?!», какая-то женщина (или две?) истерически завизжали «Милиция!», и тут начался ад. Те, в плащах, открыли стрельбу, и несчастная станция Московского метрополитена вмиг превратилась в бойню, где смешались вспышки выстрелов и дикие, страшные вопли людей.

Можно сказать, что Викентию повезло. Он, в первое мгновение кошмара просто оцепеневший от ужаса возле своей колонны, во второй момент упал, погребенный под двумя уже мертвыми телами - того самого торопливого рыжебородого толстяка с головой, превращенной в кашу из крови и костей, и какой-то девушки, окровавленной так, словно с нее содрали кожу…

«Почему я не теряю сознание? - отрешенно как-то думал Вересаев.- Что это означает? Террористы? Война? Почему я до сих пор еще жив?»

Он лежал, вжавшись щекой в грязный гранитный пол станции, ощущая, как сверху на него давят тяжестью мертвые коченеющие тела и на шею медленно капает остывающая кровь. Он не двигался, но пытался хоть краем глаза наблюдать, что творится. Ад продолжался. Викентий видел, как растерзанная толпа рвется к эскалатору наверх, но с эскалатора людей тоже поливают огнем из каких-то странных, фантастической конструкции автоматов. Как с противоположной стороны подкатил второй поезд, и из него тоже вывалилась толпа с пистолетами… Но самое жуткое было даже не это.

Вопли, выстрелы, хрипы и визг перекрывал странный непрекращающийся звук, от которого леденело все внутри.