Морская сила(Гангутское сражение)

—    На неделе Боцис пойдет в шхеры, вдоль фин­ского берега розыск устроит шведам. Крюйса пошлю в дозор нынче.

— Добро. Нынче я отъеду с Меншиковым к вой­скам в Померанию. Не позабудь готовить припасы на тот год.

Петр окинул взглядом стапеля, — везде торчали ребра шпангоутов. На крайнем свободном стапеле, где стояла «Полтава», расчищали место для закладки но­вого корабля.

— Чуть не позабыл, передай Науму, пущай сбира­ется в путь. Со мной поедет в Померанию, а оттуда прямиком к Салтыкову.

В далекую Померанию царь спешил на выручку к своим союзникам — датчанам и саксонцам. Фреде­рик и Август сговорились дать бой шведскому корпу­ су генерала Стенбока, не дожидаясь русских полков, «ибо хотели одни славу одержать». И жестоко про­махнулись. Стенбок разбил их в пух и прах.

— Сколь курьеров посылал к Фредерику — обо­ждать наше войско, не ввязываться со Стенбоком, — возмущался Петр, — ан спесь заела, вот и намяли им бока. Слава Богу, што не всех побили.

Дело затянулось к зиме, кампания не удалась. Царь отослал Сенявина:

— Поезжай-ка в Копенгаген к Салтыкову, он тебя небось заждался. Накажи ему поспешать. В будущую кампанию шведа потесним на море.

Совсем недалеко, четыре сотни верст напрямую, в Копенгагене, встретились давние приятели Федор Салтыков и Наум Сенявин.

На рейде Копенгагена покачивались на легкой волне три первенца, купленных Салтыковым в Ан­глии.

Федор на правах хозяина повел Наума сначала на 50-пушечный, двухпалубный «Святой Антоний». Се­нявин едва поспевал за Федором, быстро семенившим по верхней палубе.

—    Не ведаешь, сколь мороки с купцами испытать довелось, — на ходу рассказывал Салтыков, — каж­дый денежный интерес имеет, обмануть норовит ток­мо. А мне-то мало, что весь кузов обшарить от киля до верхней палубы надобно, все высмотреть, крепость проверить, нет ли где гнилости и течи. — Федор мах­нул рукой. — Ты сам же понимаешь, корабль три го­да сооружают сотни людей, а мне несподручно враз все обозреть. А еще государь велит, дабы пропорции соблюдать ему погожие да штоб кораблики резвы бы­ли на ходу. А рази сие усмотришь, ежели деньги про­плачены. — Федор досадно поморщился.

—    В самом деле, ты, Федор, мастак, а одному-то такое невмочь.

—    Вот-вот, — засмеялся видимо польщенный Салтыков, — теперь ты доглядывай, што я недосмот­рел. С экипажем столкуйся, особливо с капитанами. Тебе с ними в схватку на море вступать.

—    Верно сказываешь, — проведя рукой по шер­шавой, с облупившейся краской мачте, согласился Сенявин, — тута работ на месяц.

—    Правильно, — в тон ему ответил Федор, — но токмо на одно судно, а их еще два, — кивнул он в сто­рону стоявших рядом на якорях «Рандольфа» и «Эсперанса» и показал на открытые орудийные порты. — Не позабудь пушки оглядеть, а мне, брат, днями в Лондон отъезжать. Там еще пяток корабликрв при­смотрел. Кто за ними-то притопает?

—    Слыхал от Апраксина, будто братца моего, Ивана, снарядят.

—    Ежели никого не пришлют, с англичанами от­правлю…

По пути в Лондон Салтыков заехал в Гаагу к по­слу, князю Борису Куракину. Почти одногодки, они пока не расходились во взглядах на затеянное царем Дело по покупке кораблей.

Вместе они «волонтерами» отправились за грани­цу с Великим посольством царя в 1697 году. Там пути их разошлись. Куракин поехал в Венецию, Салты­ков — в Голландию.

Оба они выделялись из среды близких «дружков» царя, Меншикова, Скляева, Кикина и прочих «подло­го» звания, своей боярской родословной.

— Покуда, Федор Степанович, государь исправно переводит деньги для оплаты моих векселей.

Куракин знал, что, выполняя царские наказы, Салтыков мечется туда-сюда, покупает суда во фран­цузском Дюнкерке, Гамбурге, Амстердаме. В послед­ нее время он обосновался в Англии, убедился, что на лондонских верфях строят добротно и расчетливо по « пропорциям ».

Об этом же напомнил ему и Куракин перед отъездом:

— Днями получил от государя письмецо, — посол достал из шкатулки вчетверо сложенный лист, — для вас, пишет государь, купить корабли пять или боль­ше, а по конечной нужде три от шестидесяти до соро­ка осьми пушек, чтоб были доброй пропорции. Верев­ки и паруса каковы есть и запасных не надобно, ибо дома дешевле оное найдем. — Куракин отложил пись­мо и поднял глаза: — Государь, как всегда, о копейке печется…

В Лондоне Салтыков еще раньше сговорился о по­купке пяти кораблей. Теперь следовало проверить все тщательно и лишь потом оформлять купчую. С утра до вечера досматривал — как всегда, на совесть — один корабль за другим. Поздним вечером возвращаясь в свою скромную каморку, Федор при свече принимал­ся за другую, по его мнению, весьма важную работу.

Пятнадцать лет назад, впервые очутившись в Ев­ропе, Федор с изумлением взирал на жизнь и быт в Голландии. Все там отличалось от устоев жизни на его родине. Присматриваясь, он с горечью подмечал добротность и аккуратность в работе на верфях, поря­док и уютность в домиках простых плотников и куз­нецов, отлаженное времяпрепровождение, меру в пи­тие, обходительность горожан друг с другом. Но кое в чем уже тогда Федор оказался на высоте.

Как-то царь познакомил его с бургомистром Ам­стердама Николаем Витсеном. Тот занимался геогра­фией. Заметив пристрастие Салтыкова к наукам, по­ казал Федору свое сочинение «Северная и Восточная Татария», как называли тогда в Европе Сибирь. Уви­дев карту, Салтыков заспорил с Витсеном:

— Сия карта не есть истинная, у вас не можно до­браться морем по северу от Енисея и Лены до Амура и Епона с Китаем. А сие совсем не так.

Витсен в недоумении посмотрел на Салтыкова:

— Позвольте, но я составил карту по документам из России. Откуда вам известно другое?

Салтыков сразу же ответил:

— Много лет проживал я в Тобольске с батюшкой. Зрил там немало доношений казаков наших Дежнева да Атласова, которые хаживали морем вокруг Свято­го Носа на Чукотке из Колымы к Анадырю.

Салтыков уверенно провел пальцем по карте, где Витсен изобразил сплошной материк, соединенный с Америкой.

— В том месте нет перешейка, а есть море-океан, но льды великие…

Еще в то время Салтыкова мучила обида за неуст­ройство жизни на родине. Насмотрелся сын воеводы и в Москве, и в Тобольске, и в других местах на лихо­имство и казнокрадство разных чинов, беспробудное пьянство и забитость «подлого» звания людей, произ­вол и беззаконие правителей больших и малых.

Теперь, в Лондоне, долгими вечерами и ночами просиживал он, собираясь с мыслями, излагал свое видение для обновления жизни в России.

Накануне нового, 1713 года решился поделиться своими замыслами с царем:

«При сем доношу вашему величеству, — писал он, сообщая о покупке кораблей, — между повелитель­ными вашими указы, в свободное время, будучи здесь, прилежно потщился выбрать из правления уставов здешнего английского государства и прочих европей­ских, которое приличествует токмо самодержавию, а не так, как республикам или парламенту, по кото­рому учинить в ваших государствованиях в прибы­лях, как внутренних, так и внешних, вновь доходы великие, которые еще у нас неведомые, а людям ни малой тягости не будет; такожде всенародное обу­чение во всяких свободных науках и во всяких худо­жествах может исправиться и сравнятися в крат­кое время со всеми лучшими европейскими государст-вы, по образу, как и здесь сочиняется ныне, и ежели в. в-во изволите ко мне премилостивый свой указ при­слать при подписании вашей властной монаршей ру­ки, чтоб оное прислать, я немедленно сие учиню пунктами со всякою аккуратностью и демонстраци-ею и пришлю с нарочным курьером».

Канцелярией у Салтыкова с недавних пор заведы-вал секретарь Василий Шапкин. Его рекомендовал Федору сам Алексей Макаров, кабинет-секретарь царя Петра, которому Василий приходился племянником. Весьма прилежный и аккуратный, окончивший в свое время Навигацкую школу, он вел переписку с много­численными коммерсантами, предлагавшими на про­дажу военные суда. Салтыков доверял ему оформлять и денежные документы. Кроме всего прочего, Василий обладал убористым каллиграфическим почерком. Все взгляды и размышления пропозиций, как называл их Федор, секретарь заносил в особую тетрадь.

День за днем трудился Салтыков, кратко излагая свое видение издалека многих сторон жизни в России, которые знал не понаслышке, а главное, предлагал верные, на его взгляд, меры по переустройству.

Были здесь и рассуждения о духовных, воинских, гражданских чинах, о мастеровых людях, боярских сынах и крестьянах, о школах и обучении простого народа.

Частенько Шапкин не понимал суть рассуждений Федора, все же допытывался, для чего все это.

— А того для, Василий, — обычно пояснял Сал­тыков, — што народ наш российский такие же чувст­ва и рассуждения имеет, как и прочие европейские народы, токмо его потребно обучать и к верному пути направить.

Особо Салтыков выделял давнюю задумку об осво­ении сибирских земель, где он прожил почти десять лет. Так он и озаглавил свои позиции «О Сибири», в которых предлагал царю:

«Первое.

Велеть построить корабли на Енисейском устьеи на иных реках, понеже оной реки устье позади Ледови­того моря, и в Сибири от Енисейского устья до Китая все надлежит вашему владению оной морской берег.

Второе.

И теми кораблями, где возможно, кругом сибир­ского берега велеть проведать, не возможно ли найти каких островов, которыми бы мочно овладеть под ва­ше владение.

Третье.

А ежели таких островов и не сыщется, мочно натаких кораблях купечествовать в Китай и в другиеостровы, такожде и в Европу мочно отпускать от­туда леса, машты и доски, смолу и тар, понеже там изобилство великое лесов, а здесь, в Европе, зело в том великая нужда и дороговизна, и в том будет в государстве прибыль великая; а лесов там, в Сиби­ри, великое множество…»

Минул всего месяц с небольшим, как, на диво, царь прислал ответ на высказанные Салтыковым рас­суждения.

Воскресным утром Шапкин сходил на почту и вер­нулся с сияющей физиономией:

— Из Петербурга весточка, сударь, никак из кан­целярии государя.

Салтыков вскочил с постели, распечатал конверт.

— Верный у тебя глаз, — засмеялся он, пробежав первые строчки. — Послушай, письмо-то без шифра. «Права, о которых вы писали, что вы выбрали из ус­тавов аглицких и прочих европских, которые йадлежит, кроме республик, пришлите к нам».