Улыбка не сходила с лица Федора. Закончив читать, он положил письмо на стол:
— Ну, Василий, точи перья. Его величество, государь наш, благоволит к нам. Медлить не станем, все усердно исполним на пользу державе нашей.
Пятнадцать лет прошло, как приехал в Россию Корнелий Крюйс. Немалые деньги и чин вице-адмирала пожаловал ему государь. Видимо, и то и другое прельстило голландца.
За минувшие годы он исправно правил службу, выполнял добросовестно поручения царя. Выделялся из среды иноземцев крутым нравом, горячностью, считал себя самым большим знатоком морского дела. На этой почве спорил со своим земляком шаутбенах-том Яном Резом, даже пришлось разрешать спор на шпагах. Слава Богу, тогда оказался рядом Федор Апраксин, разнял их… С появлением в России шаутбе-нахта Ивана Боциса, флагмана галерной эскадры, Крюйс частенько вступал с ним в перепалку. За время войны со шведами Крюйс умело противостоял неприятелю на подступах к Котлину, но до сей поры Крюйс не вступал в боевое соприкосновение с неприятелем под парусами один на один. Только в таком поединке и есть возможность проявить себя и определить истинную степень мастерства и стойкость характера. Теперь это время для Крюйса приспело…
Проводив царя в Померанию, Апраксин распорядился Крюйсу выходить в крейсерство.
— Пора нашей эскадроне отсиживаться у Котлина. Чаю, у тебя нынче на ходу три корабля линейных, три фрегата да две шнявы. Возьмешь в придачу себе отряд скампавей Боциса.
Слушая генерал-адмирала, Крюйс недовольно сопел. Не питал он приязни к Боцису. Больно заносчив и всегда свое особое мнение имеет…
— Я-то нынче в Выборг отправлюсь, пойдем с полками берегом на вест. Попытаем шведа теснить, как получится, — пояснил Апраксин.
К вечеру 23 июля эскадра маневрировала к западу от Котлина, на флагмане с салинга закричали сигнальные матросы:
— На весте три паруса!
У Толбухиной косы в кильватерном строю шли три шведских корабля. Вице-адмирал Лилье послал их в дозор.
Не долго думая, Крюйс прибавил парусов и пошел навстречу шведам. Сумерки сгущались, темнота заволокла горизонт. Крюйс приказал эскадре стать на якоря: точных карт нет, недолго и на мель напороться.
На рассвете оказалось, что и шведы отстаивались на якорях и начали ставить паруса. Видимо, и неприятель опасался сесть на камни.
Крюйс отрядил в погоню за ними два корабля и шняву, но скоро заштилело и пришлось буксировать эскадру скампавеями отряда Боциса. Небольшие, два-три десятка метров длины, с дюжиной-пол-торы пары весел, эти юркие, быстроходные суда были гордостью царя. По его задумке лучший корабельный мастер Федосей Скляев сподобил эти необычные малые галеры для действий в шхерах.
«Уразумей, — пояснил царь Скляеву, — ты-то в Венеции бригантины великие строил. Нам же потребно в шхерах, меж камней, маневр иметь, потому скумекай по чертежам малую бригантину на новый манер».
Новоманерные бригантины, кроме гребцов, принимали полторы сотни солдат для абордажа или действий на берегу. В носу ощетинились одна-две небольшие пушки. С легкой руки далматинца Боциса, их прозвали на итальянский лад скампавеями — быстро исчезающими. При попутном ветре они поднимали паруса.
Стоя на корме флагманской скампавеи, цепким взглядом следил Иван Боцис за равнением буксируемых кораблей. Вскидывал подзорную трубу, огляды вал горизонт, не появились ли шведы. Переводил взгляд на старшего флагмана Крюйса. Вице-адмирал Крюйс во время буксировки пригласил к себе капита нов. «Небось рассиживают сейчас с Крюйсом, из бокалов вино попивают», — сердито подумал Боцис.
И в самом деле, в эти самые минуты «адмирал, обедая у себя с некоторыми из капитанов, пил уже на «доброе счастье» рейнвейн». Но мореходы штофы опорожнить не успели, ветер засвежел, и наши суда, бросив буксиры, начали ставить паруса и отстали от шведов.
Волна развелась, забелели барашки, в откинутые пушечные порты залетали брызги.
Крюйс, лениво оглядывая нестройную колонну эскадры, подумал, что шведов не догнать.
— Поднять белый флаг! — бодро скомандовал капитану.
Тот недоумевал: «Сие значит прекратить погоню». Эскадра легла в дрейф, а шведы, заметив оплошность русских, нагло приблизились на два пушечных выстрела.
Видимо, Крюйса задело, и он, побагровев, решился на атаку.
— Поднять красный флаг!
Теперь шведы, не будь дураком, повернули на обратный курс и, имея превосходство в скорости, начали отрываться от русской эскадры…
Командир шведского отряда самодовольно улыбался. Он выполнил задание вице-адмирала Лилье, высчитал все суда русских, оценил их боевые возможности.
Наблюдая издали за маневрами эскадры, Боцис чертыхался вслух:
— Эти бездари под командой Крюйса позорят русский флаг!
Эскадра вернулась на Котлинский рейд, а Боцису скучать не довелось. Апраксин на исходе лета выступил из Выборга с Ингерманландским корпусом в Финляндию.
Тем временем Боцис лихим маневром прорвал блокаду шведской эскадры, прошелся вдоль южного берега залива и скрытно от неприятеля повернул на север, в финские шхеры. Русских не ожидали, и Боцис захватил с ходу 25-пушечную шняву, «Крефт», несколько 4-пушечных ботов. Две недели хозяйничал Боцис в шхерах, подвозил войскам боеприпасы, продовольствие. На суше русские теснили шведов. Отступая за речку Коска, шведы сожгли все мосты. Пока Апраксин раздумывал, наступила осень, пошли дожди. «Видимо, в эту кампанию нам не стоит особо рисковать, — размышлял Апраксин, — фронт для атаки велик, реку с ходу не перепрыгнешь, да и у Боциса силенок маловато».
Войска ушли на зимние квартиры в Выборг, флотилия Боциса разоружилась в Галерной гавани Петербурга.
Генерал-адмирал Вахтмейстер с бодрым настроением выступал в королевском Совете. Моряки были в минувшей кампании на высоте. «Шведы стали господами на море, и датский флот не так действует против шведов, как про него сказывали, ибо ныне транспорт шведский пропустили в 10 000 человек», — огорчался русекий царь.
Шведы высадили десант, и датчане отступили.
— Наш славный вице-адмирал Лилье, — хвастливо докладывал Вахтмейстер, — закупорил русскую эскадру Крюйса в устье Невы, а потому и войска Апраксина не посмели наступать в Финляндии.
Царь вернулся из Померании в конце зимы. Выслушав Апраксина, нервно пожевал верхней губой, подергал усики. Генерал-адмирал за четверть века с лишком хорошо познал привычки своего сродственника по младшей сестре. «Быть грозе».
Но Петр неожиданно ухмыльнулся, узнав, что три корабля, купленные Салтыковым, уже в Ревеле.
Вдруг вспомнив о чем-то, он порылся в конторке, вынул тетрадку.
— Салтыков письмо дослал. Головастый мужик, не только о корабликах печется, о державе заботу имеет. Слушай. Пропозиции его выбраны из управления разных уставов аглицких, французских, германских и прочих европейских, которые приличествуют нашему самодержавию. И он то описует, что на пользу можно употребить нашей державе.
— О чем же?
— Разные здесь прожекты — по економии, ремеслам ихних народов. Но не о том я. — Петр перелистал письмо. — Бона главка так и называется — «О Сибири».
бирского берега велеть проведать, не возможно ли найти каких островов, которыми бы мочно овладеть под ваше владение… мочно на таких кораблях - купечествовать в Китай и в другие островы, також-деив Европу мочно отпускать оттуда леса, машты, и доски, смолу…» Што скажешь?
Апраксин слушал внимательно, покачал головой:
— Мысли мудрые, но не ко времени.
— Салтыков поперед нас глядит. Я и то, грешным делом, не раз мнил, а ну как через Сибирь к океану проехать? Наши-то казаки хаживали до Японского моря.
Апраксин поневоле учился загадывать наперед у младшего по возрасту царя, которого опекал с четырех лет от роду.
— Нынче-то, Петр Лексеич, время приспело, скоро ледоход.
— И то верно. Сзывай генералов и флагманов. Потолкуем…
Успех кампании 1713 года прямиком зависел от действий флота. Апраксин, Крюйс, Боцис склонились над картой.
— Генеральная задача, — Петр размашисто провел рукой по карте, — вышибить шведов из Финляндии, она есть матка Карла. Выйдем к Аландам, там до Стокгольма доберемся. Приспела нам пора шведу показать флот русский. Гляди, адмирал, — царь поманил Апраксина, — с галерным флотом и войском пойдешь вдоль берега, штурмуешь Гельсингфорс, далее к Гангуту и Або. Всюду галерам и бригантинам десантировать пехоту морскую, подвозить припасы и провиант. Когда будешь с войском, Боциса флагманом оставишь.
Адмиралы слушали, вникали, запоминали. А Петр, кивнув Крюйсу, продолжал:
— Тебе с корабельной эскадрой занять позицию на меридиане Гельсингфорса, прикроешь нас на берегу от шведской эскадры. Действуй без мешкоты, гони неприятеля, силы у вас равные. — Петр лукаво улыбнулся, глянул на Боциса. — Слыхал я, в прошлую кампанию ты сплоховал, упустил шведа.
Крюйс скривил тонкие губы, сверкнул глазами:
— То есть навет, государь, невежество и глупость.
— Будя, Крюйс, не забижайся, — примирительно сказал Петр, — при случае потолкуем за рюмкой.
Никто не предполагал, что разбираться придется по-иному…
В конце апреля Петербург пришел в движение. Готовились к выходу 200 галер, скампавей, бригантин, шестнадцать тысяч войск.
Апраксин старался поспеть всюду, присмотреть за флотом, проверить войска, наладить работу на верфях в Адмиралтействе, наведаться на Котлин. Урывками заезжал в канцелярию. Чиновники редко принимали приказы на слух, им подай бумагу. Личную почту секретарь докладывал без промедления. Пришло письмо от племянника. Распечатывая конверт, Апраксин почему-то вспомнил о старшем брате. «Опять вдовцом остался бедолага, да и детки без матки. Год назад скончалась вторая жена Петра, княгиня Куракина, восемнадцати лет от роду, скоропостижно, при родах. «Хоть дитя не померло», — вздохнул Федор Матвеевич, читая письмо…
В первых числах мая галерный флот в двести вымпелов под флагом генерал-адмирала Апраксина поднял якоря. Авангардом головной колонны командовал контр-адмирал Петр Михайлов, как велел именовать себя Петр, а арьергардом так же контр-адмирал Иван Боцис.