принявших мусульманство бывших рабов, христианских пленников, отбитых в морских сражениях у пиратов, католических клириков, обслуживающих приходы христианских общин, францисканских и доминиканских миссионеров, которые в XIV веке бродили по дорогам всего мира.

Медресе аль-Кутубийин, где остановился Ибн Батту-та, стоит в самом центре медины, рядом со знаменитой Большой мечетью - Джами аз-Зейтуна. Медина обнесена мощной крепостной стеной, с западной стороны к ней примыкает городская цитадель - касба, сооруженная еще в эпоху альмохадов и значительно реконструированная хафсидскими халифами. Здесь же, в медине представляющей собой сеть узеньких улочек, змеящихся, как ручейки, среди беспорядочно прилепленных друг к другу плосковерхих мусульманских построек, находятся торговые ряды, лавки ремесленников, цирюльников, приземистые купола общественных бань. В эти знойные дни в городе необычно тихо. У лавок с полуопущенными навесами роятся мухи, отгоняя их, подрагивают плешивыми ушами привязанные к дверным кольцам невозмутимые ослики. На улицах ни одного прохожего, лишь изредка мелькнет, пугливо прижимаясь к стене, закутанная в черное покрывало женская фигурка или прогромыхает, вздымая клубы пыли, деревянная повозка с арбузами или дынями, накрытыми дерюгой, обильно смоченной в воде.

Идут последние дни месяца рамадана. В этот месяц мусульмане постятся: от восхода солнца до захода воздерживаются от еды и питья. Ближе к вечеру город несколько оживляется, наполняется резкими запахами готовящейся пищи, возбужденными голосами правоверных, ожидающих сигнала к разговению. Но сигнал этот будет дан, лишь когда белая нитка станет неотличимой от черной в сгущающейся темноте, а до этого прикоснуться к еде или к женщине - значит взять на свою душу тяжкий грех.

В Тунисе Ибн Баттута проводит дни веселого праздника, которым по традиции завершается месяц великого поста. Самое яркое событие праздника - торжественный выезд халифа на молитву в Джами аз-Зейтуна.

Исключительная помпезность и изощренность церемониала призвана подчеркнуть незыблемое могущество хафсидского трона. Под приветственные крики толпы, с утра ожидающей у ворот царской резиденции Каср Та-бья, молодой халиф выезжает верхом на белом коне. Грохот барабанов и звон литавр сливаются с ликующим тысячеголосым криком приветствий и славословий. За султаном, волоча по земле полы белоснежных бурнусов, горделиво шагает его многочисленная свита - придворные, знатные вельможи, высокопоставленные шейхи. Шелестят, развеваясь на ветру, разноцветные языки знамен из вышитого шелка, и выше всех покачивается на тонком древке белый халифский штандарт, символ могущества и власти.

Вооруженная охрана из христиан-наемников стройными рядами топает вслед за придворными, глотая поднимающуюся из-под их ног пыль. Надменно задрав вверх щетинистые подбородки, колонну замыкает регулярное войско - джунд, пестрый сброд неустрашимых головорезов из турок, андалузцев, арабов, персов, переметнувшихся в мусульманство христиан…

В Тунисе Ибн Баттута окончательно оправляется от болезни, понемногу приходит в себя после утомительных караванных переходов и неуютных ночевок в грязных постоялых дворах. Покровительство шейха Зубейди открывает ему доступ в высшие круги, и здесь молодой магрибинец сразу же завоевывает всеобщее признание своими обширными познаниями в области мусульманского богословия и права. Особенно льстит самолюбию юного танжерца то, что даже самые признанные религиозные авторитеты, привыкшие нести свои головы, словно они сделаны из хрусталя, теперь церемонно раскланиваются с ним, называя его шейхом.

Долгие летние вечера Ибн Баттута проводит в домах известных богословов, где после обильных, а порою попросту неумеренных угощений принято читать Коран, спорить, давая собственное истолкование тому или иному спорному месту. Нередко дебаты затягиваются до утра, и лишь с первыми лучами солнца покидает Ибн Баттута гостеприимных хозяев, со счастливой улыбкой шагая в направлении медресе Кутубийин по пустынным, еще хранящим ночную прохладу улочкам медины.

Признание, пришедшее без всяких скидок на его юный возраст, опьяняет его, и в мечтах он видит себя почтенным шейхом, сидящим у одной из колонн мечети в окружении почтительных учеников.

Необъятность и многообразие мусульманского мира, раскинувшегося на огромных пространствах от Атлантического океана до загадочной страны Катай, волнует воображение Ибн Баттуты. Долго ворочаясь на кошме в тесной келье спящего медресе, он мысленно беседует со знаменитыми улемами Иерусалима и Багдада, достойнейшими из достойных, познавшими мудрость аллаха, на которой, как на гранитной скале, держится вселенная…

К началу осени весь город говорит о предстоящем выходе каравана в Хиджаз. Шейхом каравана халиф назначает благочестивого паломника из Суса, судьею - Ибн Баттуту. Для безопасности каравану выделяется отряд из ста всадников, вооруженных мечами и луками.

В начале ноября караван трогается в путь. Дорога идет вдоль моря, время летит быстро, без особых событий, в однообразном чередовании дневных переходов и ночных привалов, иногда прямо под открытым небом у костров, разложенных проводниками на обочине караванной тропы.

Никогда не забудет Ибн Баттута эти славные ночи!

В воздухе свежо и безветренно. Шевелятся, обугливаются в языках пламени кирпичики из высушенного верблюжьего помета, стреляют, выбрасывая вверх огненные брызги, витые стебли верблюжьей колючки. Красные отсветы колышущегося пламени выхватывают из темноты спокойные строгие лица собеседников, рассказывающих удивительные вещи о странах и городах, в которых им довелось побывать. Где-то рядом журчит теплая средиземноморская волна, слышится гортанный переклик ночной стражи…

* * *

«Добродетельная жена лучше, чем весь мир и все, что он вмещает», - сказал однажды пророк, очевидно, имея в виду свою Хадиджу, которой он был обязан очень многим из того, что произошло в его удивительной жизни. Впрочем, еще задолго до его проповедей почитаемый всеми арабами легендарный мудрец Лукман достаточно определенно высказался на этот счет. «Добродетельная жена, - утверждал он, - как корона на голове царя, а нечестивая - как тяжелая ноша на спине старца».

Итак, речь пойдет о прекрасном поле, к которому наш путешественник питал особую слабость, заставившую его посвятить подругам своей беспокойной кочевой жизни несколько самых возвышенных и трогательных страниц книги воспоминаний.

Мы говорим о подругах жизни во множественном числе, ибо известно, что ислам допускает полигамию. Свободный член мусульманской общины наделен правом иметь одновременно четырех законных жен. Кроме того, ему позволяется содержать сколько угодно рабынь-наложниц.

Однако установленные Кораном рамки не являлись преградой для сластолюбцев, всю жизнь искавших любовных утех. При исключительной легкости расторжения брака мужчина мог иметь практически бесконечное число жен, ибо, разводясь с одной из них, он тут же брал себе новую, никогда не выходя за пределы предписанного ему максимума. История знает много таких примеров.

Строгое затворничество женщин и их содержание за стенами гаремов, равно как и многоженство, также не было изобретено исламом. У бедуинов Аравии женщина пользовалась достаточной свободой и не скрывала своего лица за чадрой. Обычай ревниво оберегать своих жен от посторонних глаз, превращая их в пожизненных пленниц, был заимствован арабами у персов, задолго до возникновения ислама разделявших свои дома на мужскую и запретную женскую половину, охраняемую рабами-евнухами.

Коран, определяющий число положенных мужчине жен, содержит и другие предписания, регламентирующие внутрисемейные отношения, вопросы наследования, развод.

«Мужья стоят над женами», - утверждает Коран, законодательно закрепляя неравенство женщины, характерное, впрочем, не только для ислама, но и для многих других религий. Пренебрежительное отношение к женщине проистекает в данном случае не только из того обстоятельства, что жена находится на содержании у своего мужа, или, как говорит Коран, «они (мужья) из своего имущества расходуют на тех (жен)», но также из убеждения, что обязанность заботиться о семье мешает правоверным исполнять свой религиозный долг.

Но вернемся к нашему герою. Что же случилось в его жизни во время остановки каравана в древнем городе-крепости Сфакс?

А случилось то, что рано или поздно должно было произойти: молодой магрибинец задумал жениться.

Напрасно было бы искать за этим решением романтическую историю в духе Тристана и Изольды, ибо хорошо известно, что в традиционном мусульманском обществе браки чаще всего заключались не по любви, а по условиям заранее составленного контракта, к тому же заочно: до самой свадебной церемонии жених и невеста, как правило, не имели представления ни о внешности, ни о достоинствах или недостатках друг друга.

В своей книге Ибн Баттута посвящает этому событию лишь одну строку. «В Сфаксе, - пишет он, - я заключил брачный контракт с дочерью одного из тунисских синдиков. Ее привезли ко мне в Триполи». И больше ни слова.

О причинах, побудивших Ибн Баттуту решиться на такой шаг, мы, таким образом, ничего не знаем. А поэтому, верные своему принципу, не будем восполнять неизвестное домыслами и догадками, ограничиваясь тем, что имеет подтверждение в источниках и сомнению не подлежит.

Считается, что из всех месяцев мусульманского лунного календаря лучшим для женитьбы является жеваль, а худшим - мухаррем. Ибн Баттута затеял женитьбу в мухарреме. Очевидно, оттого, что торопился.

Брачный контракт у мусульман чаще всего устный, реже записывается на бумаге, и это делается специально приглашенным судьей - кадием. Церемония заключения контракта довольно проста. Невесту, как правило, представляет отец или кто-нибудь из близких родственников. Со стороны мужа требуется присутствие жениха или его представителя, а также двух свидетелей и кадия. Участники церемонии хором читают первую суру Корана - фатиху, и жених передает отцу невесты выкуп, сумма которого заранее оговорена. Обычный акт купли-продажи завершается рядом формальностей, без которых он не имеет законной силы. Жених и представитель невесты садятся на землю, и каждый из них с силой давит оттопыренным большим пальцем на большой палец другого. Кадий набрасывает на их соединенные руки платок и торопливо читает проповедь. После этого они повторяют вслед за ним текст брачного договора.

- Я отдаю свою дочь, являющуюся девственницей, за сумму… - тянет отец, подтверждая, что вполне доволен тем числом динаров, которые весело позвякивают в кармане его халата.

- Я беру ее у тебя, - подпевает жених, и это означает, что сделка состоялась и пересмотрена быть не может. Счастливый жених обнимает тестя и сообщает ему дату свадебного пира, который по традиции происходит через 8-10 дней после заключения контракта…

Первый брак Ибн Баттуты оказался на удивление недолговечным. Уже по пути в Триполи, куда паломники двигались по осенней распутице, окоченевшие от ледяного ветра и проливных дождей, Ибн Баттута в пух и прах рассорился со своим тестем и сгоряча бросил в лицо молодой жене те два слова, которых достаточно для расторжения брака.

«Ты свободна», - повторил он три раза, давая понять, что решение его бесповоротно.

Троекратный повтор этой незамысловатой формулы исчерпывает всю процедуру развода у мусульман. Отвергнутой жене не остается ничего иного, кроме как выждать три месячных цикла, чтобы убедиться в отсутствии беременности, и уйти, получив от мужа то, что полагается ей по шариату.

Между тем, избавившись от первой жены, Ибн Бат-тута уже подумывает о следующем браке.

«Я женился на дочери одного из фесских паломников, - сообщает он. - Когда ее доставили ко мне в Каср аз-Заафия, я закатил пирушку для каравана, которая продолжалась целый день…»

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату