что позволяло максимально сократить время на привалы. Уже на второй день погони, выехав на холм, преследователи увидели сотню наемников, не спеша пыливших по караванной тропе.
Наемники были так уверены в своей безнаказанности, что даже не выставили охранение. Сотня в полном составе шла походной колонной, почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
Это позволило ветеранам приблизиться к сотне почти вплотную и спокойно рассмотреть состав колонны. Радостный вздох облегчения вызвала весть, что их мастер жив и почти здоров. Его вез за спиной огромный, звероподобный наемник. Руки юноши были связаны за спиной, а широкий кожаный ремень не позволял ему соскользнуть с крупа тяжеловоза.
Уже после, вернувшись из разведки, ветераны весело подтрунивали над Разманом, рассказывая ему о человеке, который точно так же, как и сам кузнец, предпочитал тяжеловозов обычным лошадям.
– А что тут удивительного? – недоумевал кузнец. – Мой Малыш добрая, покладистая животинка, способная сутками везти меня рысью. Пусть скорость у него и не такая, как у ваших коней, но свое дело он знает, и, благодаря его выносливости, я от вас не отстану. А что касается того парня, вот догоним наемников и посмотрим, кто больше, а кто тяжелее.
Ветераны только посмеивались над кузнецом, в душе понимая справедливость его ответов. К вечеру второго дня к их отряду присоединилось еще двадцать человек. Это были солдаты, которые еще могли подолгу держаться в седле и вести бой после долгой погони.
Оставшиеся в поместье, были уже не способны на такие подвиги. Старые раны и старческие болячки приковали их к дому. Но и эта полусотня была грозной силой. Это были ветераны многих схваток, и опыт этих боев делал их мастерами самого высокого уровня. А если вспомнить выучку дворцовых гвардейцев, то становилось понятно, почему пятьдесят старых бойцов вполне серьезно принялись обсуждать время и условия нападения на сотню наемников. Даже соотношение один к двум не пугало этих старых вояк.
Нападение было запланировано на раннее утро, когда тишина и полное спокойствие в природе навевало на караульных неодолимое желание спать. Распределив роли, ветераны разбили бивак и принялись ждать. Костров было приказано не разводить, а коневоды головами отвечали за соблюдение тишины в табуне. Не спеша перекусив вяленым мясом и лепешками, ветераны завернулись в одеяла, и вскоре почти вся полусотня мирно спала, набираясь сил перед ночной схваткой.
Прислонившись к огромному валуну, Ал-Тор пошевелил связанными за спиной руками и, устроившись поудобнее, начал потихоньку доставать тонкий обоюдоострый кинжал, спрятанный на поясе, за спиной.
После пленения его обыскали на первом же привале, отобрав почти все оружие. Почти, но не все. Костюм юноши был сшит так, чтобы в поясе, рукавах и на спине можно было спрятать множество опасных для человеческой жизни предметов.
Он и сам по себе являлся оружием, но контузия еще давала себя знать, и в первый день он просто не решился на побег. Голова кружилась, и юношу все время подташнивало. Проблем добавляла и долгая скачка. Вынужденное безвольное мотание на широком, как стол, крупе тяжеловоза не добавляло сил и здоровья.
Но на второй день молодость и крепкое сложение все-таки взяли свое. Спокойный сон у костра и простая, но сытная солдатская пища быстро помогли юноше восстановить силы. Теперь он был готов к схватке.
Расположившийся рядом Живоглот уже вовсю выводил носом такие рулады, что даже устроившиеся в стороне наемники с руганью принялись швырять в него сапогами. Проснувшись, Живоглот с ревом выхватил огромный боевой топор, и наемники разбежались, не рискуя связываться с взбешенным гигантом, ярость которого была сродни ярости буйвола. Только окрик сотника заставил яростно размахивающего топором гиганта успокоиться и убрать оружие.
Подойдя к своему одеялу, Живоглот злобно пнул сидящего у камня пленника. Ал-Тор успел сгруппироваться и спассировать удар. Сорвав злость, Живоглот улегся на одеяло, и через минуту над поляной снова раздался его могучий храп. Только теперь уже будить злобного гиганта не решился никто.
Вскоре над стоянкой повисла тишина, нарушаемая только звоном цикад и шелестом степного ковыля. Дождавшись, пока все вокруг стихнет, Ал-Тор осторожно достал кинжал и принялся пилить ремни, стягивавшие запястья. Сыромятные ремни тяжело поддавались клинку, но упорство и желание пересилили, и вскоре руки юноши были свободны.
Взошедшая луна ярко осветила лагерь, и юноша замер, выискивая взглядом караульных. Четверо часовых медленно расхаживали по периметру лагеря.
В ярком свете луны четко вырисовывались фигуры всех расположившихся на ночлег наемников.
Внимательно присмотревшись к перемещениям караульных, Ал-Тор выбрал момент, когда караульные смотрели в степь, и осторожно скользнул в тень валуна, у которого сидел. Прокравшись к границе лагеря, юноша выбрал самую густую тень и затаился, ожидая часа собаки. Предрассветного часа, когда все живое ненадолго затихает, ночные существа отправляются на покой, а дневные еще не проснулись.
Часовые медленно бродили вокруг лагеря, с завистью поглядывая на спящих соратников. Но время шло и, отдежурив положенное, часовые разбудили смену, быстро пристроившись на нагретых телами товарищей одеялах.
Зевая и почесываясь, разбуженные побрели на указанные посты, а юноша, воспользовавшись моментом, проскользнул за границу лагеря и затаился. Он был свободен, но не мог оставить в руках врагов свое оружие. Меч, частица которого была им самим. Меч, в сталь которого была вплавлена бронза подарка его приемного отца.
С приближением часа собаки, часовые все больше расслаблялись, решив, что ночь прошла и вскоре отряд тронется в путь. Но это было иллюзией. Небольшие облака то и дело скрывали полную луну. По ночной степи пробегали темные пятна, и это позволило отряду ветеранов подобраться вплотную к стоянке наемников.
Медленно взяв стоянку в кольцо, ветераны приготовились к атаке. Сигналом готовности стал крик неясыти, болотной совы. Изредка эти ночные охотники залетали в степь в поисках добычи. Так что подобный крик не должен был вызвать подозрений у караульных. У караульных, но не у Ал-Тора.
Что-то в крике птицы насторожило воина. Вжавшись в осеннюю траву за широким, вытянутым в высоту валуном, словно палец, указывающий в ночное небо, юноша внимательно всмотрелся в темноту степи. Очень скоро его внимательность была вознаграждена.
По степи, следуя в тенях от облаков, бесплотными тенями, совершенно бесшумно скользили человеческие фигуры. Убедившись, что тени в степи не плод его воображения, юноша решил подождать, что будет дальше.
Вскоре весь лагерь был окружен. Раздался тихий шорох вынимаемого из ножен оружия, но ни один клинок не блеснул в лунном свете. Еще в лагере ветераны нанесли на оружие сажу от костров. Это был один из старых приемов, которые гвардейцы переняли от асассинов. Сажей же были разрисованы и лица бойцов.
Из своего убежища юноша внимательно наблюдал за действиями нападавших. Ему понравились слаженность и четкость, с которыми действовали неизвестные, окружившие лагерь.
Караульные медленно бродили по границе лагеря, больше стараясь не заснуть, чем охранять стоянку. Снова прокричала неясыть и степь медленно и бесшумно зашевелилась. Неизвестные осторожно сжали кольцо, четыре тени одновременно взмахнули руками, и караульные беззвучно повалились в траву.
Они так и не поняли, что произошло. Просто вдруг из темноты прилетело что-то, что с тихим стуком вонзилось в затылок каждому из караульных. Метательные звездочки были всажены в ямки на шеях. Отточенные до бритвенной остроты лучи перебили позвоночники. Наемники умерли, не успев даже захрипеть.
Это тоже был прием профессиональных убийц. Очень часто они убивали именно так, не давая жертве даже понять, что произошло. Но подобную смерть они дарили только для охранения тишины. Когда надо было убрать тех, кто мог поднять тревогу и помешать их планам. Жертвы же зачастую умирали намного тяжелее.
Убедившись, что часовые не подают признаков жизни, нападавшие скользнули в лагерь, и началась резня. Удары наносились быстро и четко. Убиваемые успевали только вздрогнуть и дернуться несколько раз. Но это были рывки агонии.
Большая часть сотни была уже уничтожена, когда пропажа пленника была замечена Живоглотом. Перевернувшись с боку на бок, он ткнул кулаком в то место, где должен был находиться пленник, но пудовый кулак с размаху врезался не в живое тело пленника, а в камень, у которого он устроился на ночлег.
Почувствовав боль, Живоглот поднял голову и взглядом поискал своего подопечного. Не увидев юношу у камня, наемник поднялся и шагнул за валун, надеясь найти его там. В этот момент внимание его привлекли безмолвные фигуры, скользившие по лагерю.
Несмотря на природную тупость, Живоглот был солдатом и прекрасно понимал, что посторонних в лагере находиться не должно. А если они есть, значит, часовые проспали, и сотне грозит беда.
Подхватив с земли топор, Живоглот глубоко вдохнул, и степь огласил рев бешеного буйвола.
– Тревога! В лагере чужие! Тревога, подъем, тревога!
– Заткнись, гоблин иблисов! – раздался в ответ рев не слабее его собственного и на Живоглота надвинулся человек, по габаритам не уступавший наемнику.
Вскинув топор, Живоглот нанес удар, который должен был располовинить нападавшего. Но не в этот раз. Противник вскинул огромную шипастую булаву, жестко встречая удар топора. Посыпавшиеся от удара искры на мгновение осветили противников, а оружие в их руках завибрировало, заставляя бойцов отступить и приготовиться к долгой схватке.
За свою долгую службу Живоглот не раз встречал сильных людей, но равных ему по силам еще не находилось. Обычно все заканчивалось через три- четыре удара. Пару раз находились шустрые ребята, продержавшиеся больше двух минут, уходя от ударов его топора.
Но в этот раз все пошло не так. Абсолютно все. Живоглот наносил удары в полную силу, стараясь побыстрее разобраться со своим противником, но на каждый удар наемника его противник наносил ответный удар, и сила их ничуть не уступала в силе ударов самого Живоглота.
Разбуженные криком наемники моментально оказались на ногах. Это были опытные солдаты, не позволявшие себе роскоши медленного перехода от сна к яви. Частенько от скорости этого перехода зависит жизнь наемников.
Тут же завязался смертельный бой, но даже спавшие с оружием наемники не смогли оказать нападавшим достойного сопротивления. Только сотник Деметрис и десяток наемников продолжали ожесточенное сопротивление.
