— Прогнил?! — Симкин остановился словно вкопанный. — Я уязвлен в самое сердце! Возьмите же мой кинжал, — при этих словах кинжал и вправду возник у него в руке, — и заколите меня!
Молодой человек широким жестом распахнул парчовый камзол, явив миру грудь, обтянутую зеленой шелковой рубашкой.
— Я не в силах жить с болью такого бесчестья!
— Прекрати сейчас же! — прикрикнул на него Сарьон, понимая, что на них сейчас глазеют все окрестные жители.
— Не прекращу, пока вы не извинитесь! — драматически воскликнул Симкин.
— Ладно, ладно, я извиняюсь! — пробурчал Сарьон. Он был настолько сбит с толку, что даже не мог нормально сформулировать вопрос.
— Я принимаю ваши извинения, — любезно отозвался Симкин, и кинжал исчез, сменившись трепетанием оранжевого шелка.
Глядя в глаза Джорама, Сарьон видел там душу — измученную, темную, горящую гневом, но тем не менее душу, которую делали живой самые ее страсти. Глядя же в глаза этому колдуну, Сарьон не видел ничего. Блеклые, непроницаемые глаза на несколько мгновений уставились на каталиста. Затем легким движением тонких век Блалох велел ему сесть.
Сарьон повиновался. Взгляд этих глаз поглотил его волю столь же безоговорочно, как заклятие.
Дуук-тсарит. Привилегированный класс. Их присутствие в Тимхаллане служило залогом безопасности и мира. Обходилось это недешево, но люди, памятуя былые времена, готовы были платить и такую цену.
Колдуны, столь разительно отличающиеся от каталистов, во многом были подобны им. Они были столь же могущественны в магии, сколь каталисты были слабы, но дети, родившиеся со склонностью к Таинству Огня, были большой редкостью. Их тоже забирали из дома в раннем детстве и отдавали в школу, местонахождение которой держалось в тайне. Там молодые чародейки и чародеи овладевали могучей магией и совершенствовали свое искусство. Там их приучали к строжайшей дисциплине, которой надлежало отныне определять всю их жизнь. Учили этому сурово, если не сказать жестоко, ибо Дуук-тсарит необходимо было научиться обуздывать свою силу и держать ее под контролем. Некогда, давным-давно, в древнем Темном мире это породило проблемы — во всяком случае, так гласили легенды. Чародеи, недовольные тем, что им приходится скрывать свое магическое искусство, съехались в некую страну и объявили ее своей. Они навлекли на себе подобных всеобщий гнев. Последовавшие за этим гонения вынудили многих бежать из тех краёв и искать новый дом среди звезд.
Большинство тех, кто обладал способностями к Таинству Огня, становились Дуук-тсарит, Исполняющими, стражами порядка в Тимхаллане. А некоторые, самые могущественные, становились Дкарн-дуук, Мастерами войны. Были, конечно, и те, кто не оправдывал ожиданий. Но о них ничего не было известно. Они не возвращались по домам. Они просто исчезали. В народе верили, будто их отсылают за Грань.
Что же было им наградой за эту суровую, безрадостную жизнь? Безграничная власть. Осознание того, что даже сами императоры, хотя и стараются это скрывать, со страхом взирают на черные фигуры, бесшумно скользящие по дворцовым коридорам. И как каталисты способны даровать Жизнь, так Исполняющие способны ее отнимать. Малозаметные, неразговорчивые, Дуук-тсарит бродят по улицам, залам и полям, завернувшись в невидимость, вооружившись Нуль-магией, способной вытянуть Жизнь у любого мага или волшебника, оставляя его беспомощным и беззащитным, словно младенца.
Блалох был одной из ошибок этой системы. Он не удовлетворился властью как таковой и пожелал более материального вознаграждения. Никому было не ведомо, как ему удалось бежать. Должно быть, побег был нелегким делом и свидетельствовал, что этот человек обладает незаурядным искусством, мужеством и самообладанием — ибо Дуук-тсарит живут вместе, замкнувшись в своем собственном маленьком обществе, и надзирают за собою самими столь же строго, как и за всеми прочими. Сарьон думал обо всем этом, уже усевшись. В присутствии облаченного в черное чародея ему было не по себе; каталиста бил озноб. Блалох опять трудился над своим гроссбухом и отложил его в сторону, лишь когда подручный доложил о приходе Симкина и каталиста. Храня свойственное Дуук-тсарит молчание, Блалох устремил взгляд на Сарьона. Осанка этого человека, морщины на лице, положение рук сказали ему о каталисте больше, чем можно было бы выяснить за час дознания.
Как Сарьон ни старался оставаться спокойным и недвижным, у него ничего не вышло: он заерзал под этим пристальным взглядом. На него вновь нахлынули кошмарные воспоминания о своем собственном кратком знакомстве с Исполняющими — в Купели, когда он совершил преступление; у Сарьона пересохло в горле, а ладони вспотели. Тайна эффективности Исполняющих отчасти крылась в их способности устрашать одним своим присутствием. Черные одежды, скрещенные руки, постоянное молчание, бесстрастное, ничего не выражающее лицо — все это долго и тщательно отрабатывалось. Отрабатывалось умение вызывать одно-единственное чувство — страх.
— Ваше имя, отец. — Вот каковы были первые слова, произнесенные Блалохом: не столько вопрос, сколько утверждение.
— Сарьон, — ответил каталист. Правда, удалось это ему не с первой попытки.
Сцепленные руки колдуна лежали на столе. Комнату окутывало молчание — плотное и тяжелое, словно черная ряса Исполняющего. Блалох бесстрастно взирал на каталиста.
Под этим пронзительным взглядом Сарьон нервничал все сильнее и сильнее — ему казалось, будто глаза колдуна смотрят ему в душу, — и ему отнюдь не прибавляло бодрости, что даже Симкин казался подавленным, а яркие краски его одеяния словно вылиняли в темной тени Дуук-тсарит.
— Отец, — произнес наконец Блалох, — в этом селении не принято расспрашивать людей об их прошлом. Но что-то в вашем лице мне не нравится, каталист. Морщины вокруг ваших глаз выдают ученого, а не ренегата. Обожженная солнцем кожа принадлежит человеку, привыкшему проводить дни в библиотеке, а не в поле. В линии губ, в развороте плеч, в выражении глаз я вижу слабость. Однако же, как мне сказали, вы восстали против вашего ордена и бежали в самый опасный в этом мире край — во Внешние земли. А потому расскажите мне вашу историю, отец Сарьон.
Сарьон взглянул на Симкина. Тот играл лоскутом оранжевого шелка, шаловливо делая вид, будто пытается обвязать его вокруг плюмажа лежащей на коленях шляпы. Сарьону не оставалось ничего иного, кроме как вести эту ужасную игру по собственному разумению.
— Вы правы, Дуук-тсарит...
Блалох не выказал ни малейшего удивления по поводу того, что его именуют титулом, которым он не назывался. Сарьон же решил употребить именно его, поскольку слышал, как один из приспешников Блалоха именно так к нему и обратился.
— …Я — ученый. Моя специальность — математика. Семнадцать лет назад, — негромко произнес Сарьон, внутренне поражаясь тому, насколько ровно звучит его голос, — я совершил преступление. Меня толкнула на него жажда знаний. Меня поймали за чтением запрещенных книг...
— Каких именно запрещенных книг? — перебил его Блалох. Конечно же, он, как Дуук-тсарит, был знаком с большинством запрещенных текстов.
— Тех, что имеют отношение к Девятому Таинству, — ответил Сарьон.
Веки Блалоха дрогнули, но это было единственным внешним проявлением хоть каких-то чувств. Сарьон сделал паузу — убедиться, не захочет ли колдун спросить еще о чем-нибудь, — и скорее почувствовал, чем увидел, что Симкин слушает его очень внимательно, с необычной заинтересованностью. Каталист набрал воздуху в грудь.
— Меня разоблачили. Из снисхождения к моей молодости — а на самом деле, как я подозреваю, из-за того, что моя мать приходилась кузиной императрице, — мое преступление замяли. Меня послали в Мерилон, в надежде, что я вскоре забуду о своем интересе к Темным искусствам.
— Да, это соответствует истине, каталист, — сказал Блалох. Его руки — все такие же недвижные — по-прежнему лежали на столе. — Продолжайте.
Сарьон побледнел. Сердце его сжалось. Так значит, он не зря подозревал, что Блалоху уже что-то известно о нем. Несомненно, этот человек сохранил какие-то связи с Исполняющими, а разузнать подобные сведения наверняка особого труда не составляло. А тут еще и Симкин! Кто знает, что за игру он ведет?
— Но я... я осознал, что ничего не могу с собой поделать. Я... Темные искусства притягивали меня. При дворе я сделался обузой для своего ордена. Проще всего было бы перевестись обратно в Купель. Я надеялся продолжить там свои изыскания — втайне, конечно. Однако из этого ничего не вышло. Моя мать недавно умерла. Я не обзавелся при дворе никакими прочными узами и не завел нужных связей. Потому начальство сочло, что я представляю собою угрозу, и меня отослали в ту деревню, в Уолрен.
— Жизнь полевого каталиста жалка — но безопасна, — заметил Блалох. — Она явно лучше жизни во Внешних землях.
Он медленно, неспешно выпрямил указательные пальцы. Это было первое его заметное движение за все время беседы. И Симкин, и Сарьон, словно зачарованные, уставились на эти пальцы; а те сомкнулись, образовав живой кинжал из плоти и костей, и острие этого кинжала устремилось на каталиста.
— Так почему вы ушли из деревни?
— Я услыхал про эту общину, — недрогнувшим голосом ответил Сарьон. — В деревне я загнивал. Мой разум начал превращаться в кашу. Я пришел сюда учиться... познать Темные искусства.
Блалох не шевельнулся и не произнес ни слова. Его сложенные пальцы по-прежнему были устремлены на каталиста, и даже кинжал, приставленный к горлу, не причинил бы Сарьону большей боли или страха, чем вид этих рук, лежащих на столе.
— Отлично, — сказал вдруг Блалох. При звуке его голоса почти что загипнотизированный каталист испуганно вздрогнул. — Вы будете учиться. Только сперва вам придется научиться не падать в обморок при виде кузни.
Кровь прилила к лицу Сарьона. Он наклонил голову, пытаясь укрыться от взгляда блеклых глаз; Сарьон искренне надеялся, что это смущение припишут замешательству, а не чувству вины. Его беспокоил вовсе не вид самой кузни. Точнее говоря, вид кузни его беспокоил куда меньше, чем вид Джорама.
— Вам выделят жилище и долю в пище. Но от вас будут ожидать, что вы, как и все прочие, как-то это отработаете...
— Я буду только счастлив помочь жителям этого селения, — уверил его Сарьон. — Целительница уже сказала мне, что здесь очень велика детская смертность. Я надеюсь...
— Через неделю, — продолжал Блалох, полностью проигнорировав слова каталиста, — нам нужно будет заняться заготовкой запасов на зиму. Работа в кузне и в шахте отнимает столько сил, что мы, как вы можете догадаться, не в состоянии заниматься еще и выращиванием пищи. Поэтому всем необходимым нас снабжают поселения полевых магов.
— Я готов с вами отправиться, если вы так хотите, — сказал несколько сбитый с толку Сарьон, — но мне кажется, я был бы более полезен здесь...
— Нет, отец. Вы будете более полезны мне, — бесстрастно произнес Блалох. — Видите ли, эти селения не знают, что они будут помогать нам перезимовать. В прошлом нам приходилось прибегать к налетам, похищать провизию по ночам. Унизительное занятие. И малопродуктивное. Но... — он пожал плечами и сел, облокотившись и опершись подбородком на руку, — тогда у нас не было магии. Теперь же у нас есть вы. У нас есть Жизнь. И, что еще более важно, у нас есть Смерть. Эту зиму мы проведем неплохо. Не так ли, Симкин?
Если неожиданный вопрос имел целью напугать или смутить молодого человека, то он своей цели не достиг. Симкин, похоже, с головой ушел теперь в
