На обширном стенном стереоэкране высвечивалась приемная.
И, судя по всему, настроение там царило близкое к похоронному. Не было негромкого оживления, обычного для людных присутствий. Никто не перешептывался, не листал журналы, в изобилии разложенные на круглом столике. Посетители сидели, старательно презирая друг дружку, и в их числе, между прочим, сам генеральный директор. Шеф плебейски горбился, и брюшко его, обычно стянутое корсетом, было сейчас вполне очевидно. Полтора года назад, вручая ордена, генерал-полковник выглядел куда увереннее.
А вот давешняя фиолетовоглазая дива смотрелась весьма авантажно и, прихлебывая из крохотной чашечки дымящийся кофе, о чем-то щебетала с секретаршей.
– Гюльчатай, детка, – распорядился Тахви. – Приема не будет. Гони всех к черту. Кроме майора Бразильейру.
– Есть гнать всех к черту, – прощебетал переговорник.
Прервав связь, Бебрус медленно провел ладонью по лицу.
– Я вашего директора отдаю под трибунал, – сказал он бесцветным голосом. – А он, понимаешь, свояк вице-премьера. – Вытряхнув из крохотной склянки пилюлю, Тахви привычно бросил ее под язык. – А ничего! Пусть еще спасибо скажет, что не исполнили прямо здесь, как остальных. На основании полномочий…
То ли таблетка горчила, то ли по какой иной причине, губы его гадливо скривились, словно Бебрус наступил на дохлую крысу.
– Генералы, – выцедил он, как выплюнул. – Министры, мать их так. Все – понимаешь, штабс? – все на жалованье. И у кого? У бандюг. У мрази. – Правая ладонь судорожно массировала левую сторону груди. – А кто не берет, тот ворует. – Скулы его обмякли. – А кто не ворует, тот дурак. Вот ты, к примеру… – Тахви наконец полегчало; щеки, миг тому серые, медленно розовели. – Тебе Микроб сколько предлагал? Ну!
Арчи остолбенел.
Тот разговор происходил один на один, а спустя пять минут он, серьезно нарушив Устав, задрал Грязного Коку. Ну вот не выдержал, и все тут! Очень уж безмятежно глядел Микроб. За его спиной стояла Компания, а дела, так или иначе связанные с Компанией, не доходили до суда. Поэтому Арчи снял с арестанта наручники и указал на дверь.
А потом прыгнул. Загрыз. И с омерзением съел, поскольку нет тела, нет и дела. Позже, правда, месяц лечился от несварения.
– Миллиард, – негромко сказал пожилой седоусый человек в камуфляже. – Мил-ли-ард. Так? Отвечать, когда спрашивают!
– Так, – буркнул Арчи, отводя глаза.
– А ты взял?
– Нет…
– Почему?
– Не знаю.
– Зато я знаю. – Тахви назидательно вскинул палец. – Потому что дурак. Ясно?
Арчи вздрогнул. Уши непроизвольно заострились.
– Сидеть! – прикрикнул человек в камуфляже.
И добавил:
– Мало нас, дураков. Вот что скверно.
Глаза его внезапно остекленели.
– Э-эх, сынок, тебя бы мне в мае, – сказал он с непонятной ухмылкой. – А сейчас что ж, сейчас проблемы сняты. Впрочем…
Ваэльо Бебрус умолк.
Покусал губу.
Пружинисто поднявшись, поправил ворот пятнистой куртки.
– Штабс-капитан Доженко! Именем Федерации!
Арчи вскочил и замер. Глаза его остекленели.
– Решением Ставки Верховного Главнокомандования вы назначаетесь заместителем командира отдельной штурмовой группы «Валькирия» и с сего дня поступаете в распоряжение майора Бразильейру.
– Так точно!
– Вопросы?
– Никак нет!
– Не верю. – Тонкая бровь Тахви изогнулась. – Хочешь спросить. Но молчишь. Гордый, да? – Это был не вопрос, а утверждение. – И хорошо, что гордый. Все тебе объяснят, обещаю…
Человек-легенда вновь опустился в кресло.
– Просьбы, пожелания имеются?
Арчи колебался не более секунды.
– Так точно!
– Слушаю.
– Если можно…
– Ну что? Говори!
– Хотелось бы, – выдавил Арчи, – сменить псевдо.
Просьба, он прекрасно знал это, была практически неисполнима. Согласно Уставу, псевдо присваиваются офицерам пожизненно и изменению не подлежат. Во всяком случае, прецедентов не было. Но сейчас ситуация, судя по всему, располагала, и штабс-капитан Доженко не собирался упускать случая.
– Иных пожеланий не имею.
– Хм… – Ваэльо Бебрус кашлянул в кулак. – А чем же тебе твое-то не угодило? Псевдо как псевдо. Солидное даже. Туз! – произнес он отчетливо и несколько мгновений, зажмурившись, прислушивался к отзвукам эха. – Вполне достойно для офицера.
Затем, пристально обозрев хмурого Арчи, пожал плечами.
– Ладно, будь по-твоему. Пойдем навстречу молодежи. Ну, какую погонялу желаешь? – Глаза его весело блеснули. – Может быть, Друг? Или нет, лучше – Шар, в честь Земли! А может, Барбюс, а? Писатель такой был, французский…
Арчи молчал, не смея возражать и не желая соглашаться.
– Понятно. А если – Белый Клык? Что скажет народ?
Народ упорно безмолвствовал.
– Хорошо, – кивнул Бебрус. – Убедил. Твой вариант?
– Акела… – до корней волос залившись пунцовым жаром, прошептал штабс-капитан Доженко.
– Винницкий! Я всегда знал, что ты гей, – печально сказал рав Ишайя и, не целясь, въехал Пете по детородным причиндалам твердым, словно из гранита тесанным коленом. – Но иногда, человек, мне кажется, что ты гой, и тогда мне хочется тебя удавить…
Суровый рав презирал скулеж. Следовало сдержанно обидеться.
– Это я гой? Это вы, ребе, гой! – сдержанно обиделся Петя пять мучительных минут спустя. – Просто стыдно слушать такие слова из вашего рта. Вот вам крест, посмотрите, какое у меня к нему отношение, и делайте со мной что хотите!
Он выдернул из-под воротника тускленькое латунное распятие, швырнул его в пыль и пал на колени.
– Вот я.
– Нет, – невыразимо скорбно ответил бульдозер с пейсами, быча лобастую голову. – Это потом. Сейчас ты нужен целый.
Петя просиял.
Трусом он не был, но попасть под рава боялись и многие похрабрее.
– Для вас я сделаю все. Вам нужна луна с неба? Дайте мне две тысячи кредов, и вечером она будет у вас в гараже без всякого гонорара!
Рав Ишайя сверился с золотым брегетом, вернул его в карман, аккуратно выпустил цепочку и поправил
