ответил, что мы 'свои' и поехал на восток вслепую.
Часов в 6 утра, когда уже стало светло, у села Карманово навстречу нам попался вооруженный мужчина на велосипеде. Я снова справился о дороге, он показал, но я, очевидно, проскочил мимо поворота. Пришлось возвращаться обратно, и тут мы снова встретили того же мужчину. Он предъявил документы на имя начальника Кармановского РО НКВД Ветрова и сказал, что в этом районе приземлился самолет и от него отделился мотоцикл с людьми. Я предъявил ему свои документы и предупредил, что спешу. Но Ветров потребовал, чтобы я поехал с ним в РО НКВД. Я подчинился…'
Конечно, Таврин выложил перед Ветровым все свои 'козыри' — погоны майора, грудь в орденах, среди которых своим блеском завораживала Золотая Звезда Героя Советского Союза, наконец, удостоверение заместителя начальника отдела контрразведки 'Смерш' 39-й армии 7-го Прибалтийского фронта, командировочное предписание в Москву… Однако провести чекиста не удалось. Операция по уничтожению Сталина сорвалась.
Материалы уголовного дела оставляют странное впечатление. Перед нами появляется фигура, которая не раз описана в художественной литературе. Хлестаков и Ноздрев, Бендер и Ходжа Насредин в одном лице. Правда, не один из них не ставил на кон свою собственную жизнь. Таврин играл по-крупному. Однако в его показаниях мы не найдем мотивов. Материалы уголовного дела не дают сведений о том, что он питал ненависть к Советской власти или хотел отомстить лично Сталину. Поступки зачастую немотивированны и вызывают изумление. Ну, например, зачем было столь самозабвенно врать гитлеровцам, чтобы всего лишь пересечь линию фронта и скрыться на необозримых просторах СССР? Ведь он имел дело с людьми жесткими и решительными. Одного косого взгляда могло хватить, чтобы от Таврина не осталось даже воспоминания. А во лжи его уличали. И уличали не раз.
Почему он потащил за собой жену, которую намеревался бросить сразу после пересечения линии фронта? Почему на его условие пошли немцы, зная, что Шилова не умеет работать на рации?
Почему он, подготовленный к самому серьезному делу, оснащенный немыслимым арсеналом вооружения, дал себя арестовать сотруднику НКВД.
Почему, покинув самолет, первым делом избавился от радиостанции — важнейшего атрибута его миссии? Ведь и Шилову послали вместе с ним именно для того, чтобы была обеспечена надежная связь с диверсионным центром.
Почему, имея на руках надежные документы, даже не пытался выкрутиться, выложив сразу и свое задание и сдав своих хозяев.
Примечательно, что и советской контрразведке он врал самозабвенно, как может врать только прирожденный Хлестаков. Полтома его показаний перечеркнуто жирной красной чертой — 'липа'.
Практически до мая 1945 года советская контрразведка вела с абвером радиоигру, передавая от имени Таврина и Шиловой донесения. 8 мая ушла последняя, оставшаяся без ответа шифрограмма.
Первого февраля 1952 года Шило-Таврина и его жену Шилову-Адамчик судили как изменников родины и приговорили к расстрелу.
Владимир Томаровский
Без страха и упрека
Ничто в жизни шпиона… не может казаться особо привлекательным обыкновенному человеку. Если он действует успешно, о его работе никто не знает. Если он проваливается, он обретает дурную славу. Когда он оказывается в тюрьме, вся его дозволенная переписка подвергается цензуре, чужой человек составляет его завещание, и он должен быть готов умереть во враждебной стране.
Джеймс Донован. Незнакомцы на мосту.
Тюрьма Сугамо, что располагалась в районе Икэбукуро, в северном пригороде Токио, просыпалась в шесть утра. Точнее, само здание, массивное и надежно укрепленное, оставалось безмолвным и внешнебезлюдным. Жизнь начиналась внутри, за бетонными стенами, где в это время будили заключенных. А спустя час начинался обход камер. Трое надсмотрщиков отпирали железные двери в узкие бетонные пеналы: пять шагов в длину, три — в ширину, и задавали традиционный вопрос: жив? В ответ заключенный распластывался в поклоне на полу.
Так было и в один из дней весны 1942 года. Пройдя ряд камер, тюремщики остановились перед дверью под номером двадцать на первом этаже второго корпуса, которая ничем не отличалась от других, но тем не менее на протяжении нескольких месяцев являлась для них объектом повышенного внимания. Один из надсмотрщиков, звякнув ключами, отпер замок. В камере за столом, которым служила крышка умывальника, в спокойной позе сидел крупный мужчина в арестантской куртке. Это был европеец. Высокий выпуклый лоб, покрытый сетью мелких и крупных морщин, прямой нос, резко выступающий вперед, глубоко посаженные глаза и несколько шрамов придавали его лицу суровое, почти демоническое выражение. Узник взглянул на вошедших. Его светлые глаза выражали волевую решимость…
Доктор Рихард Зорге — представитель германской газеты 'Франкфуртер цайтунг' в Токио — под таким именем значился заключенный. Но кем он был на самом деле? Японские полицейские упорно добивались ответа на этот вопрос. Прокурор Йосикава, допрашивавший Зорге, так определял задачу следствия: 'Мы хотели знать, действительно ли Зорге был германским шпионом и, используя коммунистов в Японии, на самом деле шпионил для нацистского режима. Это один вопрос. Второй вопрос — был ли Зорге двойным агентом, работая и на Берлин, и на Москву, притворяясь нацистом'.
Пройдут годы. Этот человек станет легендой. За выдающиеся заслуги перед Родиной и проявленные при этом мужество и геройство ему будет присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. В Москве, Баку и Токио ему поставят памятники. Его именем назовут улицы в Москве и Берлине. Деятельность в Японии разведывательной группы под его руководством по праву признают наиболее успешной из всех шпионских операций Второй мировой войны.
Сегодня западная, японская и отечественная библиография включает большой перечень научных и исследовательских трудов, публицистических и беллетристических работ, мемуарной литературы о Зорге. Состоялись три международных симпозиума памяти Р. Зорге: Токио, 1998 год; Москва, 2000 год; Франкфурт-на-Майне, 2002 год. В результате 'зорговедение' пополнилось новыми документами, свидетельствами по делу Зорге, фактами из его биографии. И интерес к личности легендарного разведчика не иссякает. По-прежнему продолжается полемика вокруг его имени. Многие не без основания полагают, что не все загадки разгаданы, и вопрос: 'Кто вы, доктор Зорге?' — так же актуален, как и полвека назад.
'…Профессию разведчика я не избрал бы'
Есть только три способа быть счастливым: думать только о Боге, думать только о ближнем, думать только об одной идее.
Иногда говорят: фамилия — это судьба.
Sorge в переводе с немецкого означает — забота, то, о чем я беспокоюсь.
Признано, что в большинстве фамилий закреплены прозвища, данные когда-то нашим предкам. Бывало, прозвища прилипали случайно, их давали в шутку или в насмешку. Но, как правило, они содержали в себе указание на какую-либо заметную устойчивую черту характера человека, его деятельности. Так вот, беспечный, легкомысленный человек не мог получить прозвище Sorge. Видать, жила в родоначальнике этого имени, вела его по жизни какая-то беспокойная мысль, неугомонная забота. И, судя по всему, передавалась она по наследству, из рода в род.
Ничто не указывает на то, что Рихард Зорге по своей природе был забиякой, бунтарем или искателем приключений. Свой незаурядный интеллект и большие способности он поставил на службу революции, Коминтерну, а затем и Четвертому разведывательному управлению Красной Армии в соответствии со своими убеждениями. Надо признать, что он был твердым и последовательным коммунистом-интернационалистом, отстаивающим свои идеалы без оглядки на национальные границы и национальную принадлежность. И можно с большой долей уверенности предполагать, что если бы ему довелось дожить до наших дней, его взгляды вряд ли претерпели эволюцию, и развал Советского Союза он воспринял бы не иначе, как предательство.
И все-таки, при беспристрастном исследовании жизни, научного и публицистического наследия Зорге, внимательном прочтении его тюремных записок, можно увидеть, что коммунизм, коренное переустройство мира по марксистской методологии не было для него самоцелью. Его марксизм имел прикладной характер, как и разведдеятельность, которая в определенных обстоятельствах стала для него единственно приемлемым средством служения идее, которой он был одержим. Вспомним его исповедальные слова: 'Если бы мне довелось жить в условиях мирного общества и в мирном политическом окружении, то я бы, по всей вероятности, стал ученым. По крайней мере, я знаю определенно — профессию разведчика я не избрал бы'.
Вообще эти слова представляются ключевыми при рассмотрении проблемы Зорге. 'Мирное общество' и жизнь 'в мирном политическом окружении' — вот мечта, осуществлению которой он жертвенно посвятил себя. Уже на пороге жизни ему было дано осознать, что пока мир не избавится от войн, он движется не к процветанию, а к гибели.
Август 1914 года. Германия устами кайзера Вильгельма объявляет о начале войны. Рихарду Зорге восемьнадцать лет. Он учится в предпоследнем классе в повышенном реальном училище.
Как и многие его сверстники, под воздействием шовинистической пропаганды юный Зорге записывается добровольцем в армию и, наспех обученный, в составе студенческого батальона 3-го полка полевой артиллерии под гром барабанов и литавр отправляется на войну.
Под Диксмойде, во Фландрии, получает боевое крещение. Говорят, что Фридрих Великий понимал и любил музыку войны, а паузы между походами заполнял игрой на флейте. Возможно, так. Возможно, у полководцев особый слух. Что же касается простых солдат, тем более необстрелянных новобранцев, то при свисте пуль и разрывах снарядов их первое естественное желание — как можно глубже втянуть головы в плечи, укрыться где-нибудь, переждать шквал огня, и единственные слова, которые выговаривают их дрожащие губы: 'Спаси и сохрани!' Под Диксмойде же был настоящий ад. Десятки тысяч плохо
