их щедрых предложений. Многие из них могли бы несказанно обогатиться с помощью тех, чьи головы они рубили с таким энтузиазмом.
Сэра Арнульфо из Бриндизи они обнаружили живого и невредимого. Он стоял, опираясь на турецкого жеребца в прекрасной попоне и улыбался. Увидев соратников, он слабо помахал им закованной в сталь рукой.
– Я подсчитал, милорд, что сегодня я убил двадцать два неверных, и я молю Бога, чтобы он позволил мне поразить их еще больше. Но он не может этого сделать, пока кто-нибудь не поможет высвободить мою ногу.
«На Помощь! На помощь!» – доносился со всех сторон один и тот же слабый призыв. Бывший граф, казалось ему, столетия назад выкрикивал эти слова в замке Агрополи. Никогда больше сын Роджера де Монтгомери не будет чувствовать себя таким обессиленным и таким истощенным.
Он распорядился посадить сэра Арнульфо на кобылу с одной стороны, а для противовеса с другой стороны пристроить сержанта-викинга Сигурда, потерявшего сознание от сильного удара по голове.
Крики о помощи продолжали раздаваться в быстро сгущавшихся сумерках. Непослушными ногами Эдмунд переступал через павших франков и мусульман, чьи руки и ноги торчали под самыми невероятными углами. Их кровь образовала огромное блестящее озеро.
На древке одного копья слабо раскачивался порванный вымпел. Крупный, светловолосый сэр Этельм, приподнявшись, указал на него, хотя при его ранении ему не позволяли даже шевелиться. Эдмунд узнал изображение на вымпеле – голову черного вепря на красном фоне. Вместе с Гертом и другими неранеными спутниками они стали разгребать окоченевшие тела, обходя павших или умирающих лошадей, пока не обнаружили барона Дрого из Четраро почти в бессознательном состоянии. Его левая нога была придавлена серым боевым конем.
Эдмунд стащил со своего зятя шлем и узнал его красивое лицо. В последний раз он видел его искаженным ненавистью на зеленом лугу под Сан-Северино. Бедро ломбардца было сломано, к тому же он получил глубокую рану в правое запястье. В полузабытьи барон Дрого продолжал звать на помощь.
Дрого, должно быть, отчаянно бился в одиночестве, поскольку больше никаких франков – ни мертвых, ни раненых – вокруг не было. Его огромный кулак продолжал сжимать рукоятку сломанного меча.
Появились еще какие-то рыцари из частей Вермандуа. Один из них, Роже из Барневилля, весьма известный капитан с огромным крючковатым носом и выдающимся вперед подбородком, слез с коня.
– Я приехал, – объявил он на грубом гасконском диалекте, – чтобы найти тело доблестного бойца, брата короля Франции.
– Приветствуем вас, – вымолвил Эдмунд, – сэр Дрого еще дышит. С помощью Непорочной Девы, надеюсь, он выживет и снова будет разить идолопоклонников.
Огромной и разнообразной была добыча, обнаруженная в лагере Кылыдж Арслана: усыпанное драгоценными камнями оружие, посеребренные кольчуги, седла с золотой и серебряной инкрустацией, сотни прекрасных лошадей, верблюды, мягкие ковры, шелковые одежды, коробки с пряностями и множество странных золотых инструментов, о назначении которых можно было лишь гадать.
А между тем разбитые подданные султана разбрелись во все концы, распространяя легенды о мощи франков. В результате этих страшных слухов свежие армии сельджуков, двигавшиеся к Дорилеуму сочли более благоразумным повернуть и искать пристанища в широких долинах, что раскинулись за горами вокруг Никеи.
Глава 7 КОЛОКОЛА ПОБЕДЫ
Весь день победно звонили разноголосые колокола множества церквей и храмов Константинополя. Этот торжественный перезвон вливал новые жизненные силы в души христиан. Дождавшись, наконец, радостных известий, толпы народа участвовали в богослужениях в честь победы в Святой Софии, в храме Святого Спасителя и во многих других известных церквах. Позднее взволнованные толпы с пальмовыми листьями в руках наводнили широкие улицы города, а затем собрались на ипподроме, чтобы поглядеть на специально устроенные бесплатные скачки.
У людей были основания для радости. Сначала пришли известия о воссоединении Никеи и богатых земель, окружающих город. Правда, эти земли были опустошены при турецком правлении. Однако их плодородие можно восстановить за несколько лет.
Затем солнечный телеграф – гелиограф – передал описание полного триумфа христианских армий на равнине Дорилеума. Эти известия, однако, были так хитро изложены самим императором, что создавали впечатление, будто победу в основном принесла доблесть византийского оружия.
По знойным летним улицам двигалась длинная процессия монахов и монахинь с высоко поднятыми распятиями. Они распевали религиозные гимны. По приказам Алексея Комнина, из имперских складов населению раздавали щедрые дары.
Баронесса из Четраро вызвала в свой большой мрачный дом на улице Крылатого Быка католического священника. Она попросила его отслужить несколько благодарственных месс, а затем помолиться за благополучие ее мужа и брата. В ее дом были приглашены франкские рыцари, которые проезжали через город, чтобы присоединиться к силам, сражающимся в южном направлении. Сюда же пригласи-. ли и отдельных западных леди, которых оставили в тылу их мужья. Высокую и стройную Розамунду совершенно не беспокоило, что в последнее время увеличилась ее талия, а пышная грудь вылезала из одежды, хотя совсем недавно платье облегало ее тело совершенно свободно.
Византийские гарнизоны, которые отводились из европейских провинций империи, проходили через город, двигаясь в восточном, а не в южном направлении! Очевидно, им предстояло очистить Анатолию от остатков орд Кылыдж Арслана, и ни одна часть, как удалось узнать Розамунде, не будет направлена на подкрепление символическим силам, посылаемым Алексеем в поддержку крестоносцев.
Алексей Комнин, без сомнения, стремился отвоевать провинции, утраченные его предшественниками. По существу, его мало заботило, освободят ли Гроб Господень или нет.
За столом Розамунде прислуживала Хлоя, теперь изящная молодая девушка с приятным лицом и грациозной фигурой. При тусклом свете свечей леди Розамунда пыталась управляться инструментом для еды с тремя зубцами, который предпочитали византийцы вместо пальцев. Уже давно златовласая баронесса Четраро оставила привычку набивать до отказа пищей рот по манере франков и не выплевывала кости на пол рядом со своим стулом.
Сегодня у нее на обед подавали особо изысканное блюдо из мяса козленка, вымоченного в молоке, бедро жареной дрофы, семена лотоса и грецкие орехи. Посреди обеда появился мажордом Розамунды, грек-евнух. Он молча поклонился в пояс и оставался склоненным, пока ему не приказали говорить.
– В прихожей ожидает франкский рыцарь, госпожа, – доложил грек. – Говорит, что он из отряда вашего благородного брата. Он потерял руку при Дорилеуме.
– Глупец! Почему ты не пригласил его в залу?
Розамунда быстро поднялась, бросила на мраморный пол трехзубую вилку и легкими шагами вышла в приходую.
При колеблющемся свете факела ее поджидал высокий, широкоплечий человек. Женщина обратила внимание на его левую руку, поддерживаемую грязной, в пятнах крови повязкой.
Посетитель вежливо поклонился.
– Я сэр Гастон из Бона. В последнее время состою в отряде вашего брата.
– Добро пожаловать, сэр рыцарь, – улыбнулась Розамунда.
Она хлопнула в ладоши и распорядилась, чтобы принесли вина. Очевидно, сэр Гастон прибыл в ее дом прямо с дороги к Антиохии: слой пыли покрывал его плащ и остроконечные башмаки из мягкой кожи. Вокруг шеи и под мышками на плаще проступали темные пятна пота.
– Пойдемте. Вам необходимо освежиться, – начала было Розамунда, но что-то в поведении пришельца ее остановило. – Что случилось? Несчастье с сэром Эдмундом? – с беспокойством спросила она.
– Нет, миледи, несмотря на то, что он был в самом пекле и сражался как Роланд при Ронсевале.
– Тогда… тогда не убит ли мой муж?
– Нет, миледи, не убит, но тяжело ранен при Дорилеуме. Неделю назад, перед моей поездкой на север, он еще не совсем пришел в себя, не знал, где находится, но продолжал произносить ваше имя…
– Благодарение Господу в небесах! Какие еще известия вы можете сообщить?
– Добыча, доставшаяся нам после разгрома Красного Льва, превзошла все ожидания, – заявил сэр Гастон. Он сделал большой глоток из врученного ему кубка. Голос его зазвучал громче, эхом отражаясь от темного сводчатого потолка. – Никогда еще глаза западного воина не созерцали такого невероятного богатства. Драгоценные камни, золото, тысячи прекрасных лошадей и вьючных животных, парчовые одежды, сундуки со сладостями и пряностями, целые груды первоклассного оружия. Самый бедный крепостной теперь имеет отделанный золотом кинжал. Наши вьючные животные нагружены такими ценностями, за которые можно купить несколько прекрасных владений во Франции или в Италии.
– Значит, мой брат даже не ранен? – переспросила Розамунда.
– Это еще не все. У Боэмунда и его армии только и разговоров о доблести и стойкости графа Эдмунда, – отвечал сэр Гастон. – Этому способствовал сам барон Дрого, – добавил он, покосившись на кувшин с вином. – Говорят, что воины Четраро заставили неверных бежать с поля боя, так же как доблесть нашего отряда и сэра Эдмунда не дала туркам удрать до похода войска лотарингцев и провансальцев.
Розамунда с гостем допоздна засиделись в сумрачном и сыром обеденном зале, где с капителей колонн на них взирали искусно вырезанные птицы и звери. Хлоя, суетившаяся поодаль, наконец набралась смелости поинтересоваться судьбой оруженосца по имени Герт Ордуэй.
– Оруженосец был легко ранен, но с тех пор рана его зажила. Невозможно забыть его меткие удары алебардой, – промычал сэр Гастон, обгладывая с косточки мясо барашка. – Удаль саксонского молодчика повсеместно отмечалась в войске герцога Боэмунда.
После того как обеденный стол был полностью очищен, Розамунда провела гостя в небольшой садик, где умиротворяюще распевали птицы, а прохладный ветерок с Босфора разгонял дневную жару.
Они уселись под раскидистой сосной. Рыцарь положил свою раненую руку на принесенную слугами подушку. Разгоряченный
