снова занес правую руку. Я скользнул в сторону и от души вмочил ему по почкам. Он хрюкнул и повернулся в мою сторону. Я переложил пистолет в левую руку и, решив, что пора кончать, со всего размаху въехал ему правой по подбородку. Бедняга прогнулся назад, на ватных ногах отступил на пару шагов и осел на пол, вытянув ноги и опустив обмякшие руки на колени. Так он сидел пару минут, потом завалился на бок и замер.
- А говорил, одной рукой, - обиженно пропыхтел один из дружков, здоровый блондин с бычьей шеей.
- Я имел ввиду одновременно, - пожал плечами я и снова переложил пистолет в правую руку.
Костяшки пальцев слегка онемели, и я подумал, что завтра рука наверняка распухнет. Лоб немного вспотел, мышцы разогрелись и приятно вздулись от притока крови. Я чувствовал себя великолепно. Смотри, Красная Роза, я готов к встрече с тобой.
- Поднимите его, - бросил я. - И выведите отсюда к чертовой матери.
Рыжий все еще продолжал закрывать руками окровавленное лицо. Остальные трое поставили вожака на ноги и поволокли к двери. Все пятеро опустили головы, подыскивая слова, чтобы ретироваться с достоинством. Наконец, блондин нашелся:
- Мы знаем, где тебя найти, - пригрозил он.
- Вы и сегодня знали, - улыбнулся я. - Видите, что из этого вышло.
Ни у кого больше не нашлось возражений. Они молча выволокли культуриста за дверь и ушли.
Я сунул пистолет обратно в наплечную кобуру, зашел в умывальник и несколько минут держал руки под струёй холодной воды. Потом ополоснул лицо, вытерся и, подойдя к окну, выглянул на перекресток Беркли и Бойлстон и несколько раз глубоко вздохнул.
'...Похоже, он может довериться ей. Он мог говорить с ней о таких вещах, о которых никогда не рассказывал ни одному человеку. О том времени, когда он ходил в школу. О матери. Она никогда не говорила сама. Так было нужно. Что-то типа обета молчания... Всегда легче держать рот на замке'.
- Моя мать всегда говорила, что женщины обязательно высосут из меня все, что можно.
Она чуть улыбнулась и кивнула.
- Я думаю, она имела в виду деньги. Что они будут идти со мной за деньги.
- А у вас было много денег?
- У меня? Нет. У отца было немного, но у меня - никогда. Ну, то есть я был ребенком. У детей нет денег.
Сегодня на ней был светло-серый костюм с высоким круглым воротником, украшенным жемчугом. Чулки и туфли были белыми.
- Но, может, они могли высосать из вас и кое-что еще? - спросила она.
- В каком смысле?
Она пожала плечами.
- Мне всегда становилось как-то не по себе, когда она это говорила. Ну, что никто не пойдет со мной, ну, понимаете, просто так. И я чувствовал себя последним болваном и думал, что любая девчонка высосет из меня все, что можно, а я буду слишком слабым, чтобы остановить ее.
- Слабым, - повторила она. Это был не вопрос, но и не утверждение.
- Глупо, конечно.
Она кивнула.
- Но когда я был мальчишкой, эти слова и эти мысли заставляли меня очень бояться девчонок.
- Угу.
- Иногда я, бывало, начинал фантазировать... - Его вдруг захлестнула волна страсти и почти сексуального возбуждения: еще никогда он не был так близок к откровению. - Я представлял, что связываю их. - От возбуждения он едва мог говорить.
Она молчала. 'Я бы с удовольствием связал и тебя, - подумал он. - Если бы взял с собой веревку. Я бы поднял тебя на ноги и связал'.
- А как вы считали, что именно могли высосать из вас девочки? наконец спросила она.
Он чуть не кончил от возбуждения.
- Меня самого, - ответил он каким-то чужим голосом. - Они могли высосать меня самого.
- Откуда?
- Из нее. - Голос как будто отделился от него и звучал сам по себе, странным эхом разносясь по кабинету.
Глава 21
Мы с Сюзан сидели в уютной кабинке ресторана 'Дейвио' на Ньюберн-стрит и обедали. Сюзан так приучила себя к красному вину, что могла запросто осушить стакан в один присест. На столе стояла бутылка 'Шианти' и два салата.
Но она отпила не больше грамма 'Шианти' и поставила стакан.
- Ммм, - одобрительно кивнула она.
- Мы отобрали из твоих клиентов семерых. Семерых возможных, - сообщил я.
- Возможных убийц Красных Роз?
- Тех, кто мог подбросить тебе розу и убежать.
- Но как вы это сделали?
- Мы дежурили под домом и следили за каждым, кто подходил под описание.
- Кто это 'мы'?
- Квирк, Белсон и я. Хоук сидел с тобой.
- Потому что ты был единственным, кто видел его.
- Да, - ответил я.
- Засветились?
- Нет. Ни один не заподозрил, что за ним следят. - Я вручил ей листок с семью отпечатанными на машинке фамилиями. Но Сюзан даже не взглянула на него.
- Я тоже думала над этим вопросом, кто это может быть, - сказала она. - Чтобы убежать от тебя, ему нужно было иметь кое-какие физические качества.
Я кивнул. В вазочке лежал хлеб. Я отломал маленький кусочек и доел салат.
Сюзан взглянула на список.
- Да, - согласилась она. - Некоторых из них я тоже отметила. А остальных вы отбросили, потому что они не похожи на человека, за которым ты гонялся - прежде всего по росту?
- Правильно.
- Жаль. Очень жаль, что наши профессии вдруг так пересеклись. И все это именно после того, как мы только-только ощутили весь вкус личной жизни.
- Знаю, - ответил я. - Но придется как-то смириться с этим. И похуже бывало.
- Да. - Она сделала еще один крошечный глоток 'Шианти'. - Придется. Но мы справимся. Это похоже на тот случай, когда проблема проходит одновременно сквозь деловую и личную сторону жизни. Причем затрагивает самую сердцевину наших отношений.
- Я знаю.
- Но мы сможем любить друг друга так же, как раньше. Ведь каждый из нас может существовать самостоятельно. В то время, как мы вместе образуем единое целое.
Официант принес горячее и унес тарелки из-под салата. Когда он ушел, Сюзан продолжала:
- Знаешь, все это очень нарушает мою самостоятельность. Я никогда не нахожусь одна. Если ты уходишь, со мной постоянно сидит Хоук. Даже когда я работаю, кто-нибудь из вас сидит наверху с пистолетом наготове.
Я кивнул.
- Я вовсе не хочу сказать, что устала от тебя, - объяснила Сюзан. Она слегка подалась вперед, склонившись над тарелкой.
- Я понимаю.
- Или от Хоука. После тебя он первый, с кем мне приятно находиться.
- Но иногда тебе бывает нужно побыть одной.
- Совершенно верно.
- Но мы не можем позволить ему убить тебя.
- Не можем. - Сюзан улыбнулась. - И я уверена, что не позволим.
