«федеративного европейского союза» как постоянно действующего института (прообраз ОБСЕ), наделенного исполнительскими полномочиями. Советская Россия загодя исключалась из «союза». На него автор проекта собирался возложить улаживание также социальных трений, упреждение революционных взрывов, преодоление рыночными механизмами экономических трудностей. Против этой инициативы Парижа выступили Англия и Испания, Веймарская республика обусловила присоединение к «союзу» установлением «всеобщего равенства» членов федерации.
Награждение творцов Локарно — А. Бриана, Н. Чемберлена, Г. Штреземана Нобелевскими премиями мира выдавало мину замедленного действия за добродетель. Ситуацию не просветлил и «международный поцелуй», как саркастически квалифицировал пакт Бриана-Келлога один американец. Бал правила одержимость — во что бы то ни стало очистить планету от «скверны». Ее называли «большевистской», пристегивая сей ярлык к любому неудобью.
Читателю дано самому вычислить, имелась ли и какая взаимосвязь между посулами вернуть немцам «территории на востоке», разрывом Лондоном дипломатических отношений с Москвой (1927 г.) и британскими попытками вовлечь в новое издание антисоветского альянса Германию, Францию, Польшу, Японию, США. «Демократы» уподобили женевские переговоры о разоружении толчее воды в ступе. Они срывали попытки купировать негативную динамику Локарно, откуда бы таковые ни исходили.
Тем больше досадило рьяным «цивилизаторам» заключение СССР и Германией 24 апреля 1926 г. договора о нейтралитете. Он устанавливал:
(1) основой взаимоотношений двух стран остается Рапалльский договор;
(2) в случае неспровоцированного нападения третьей державы или группы третьих держав другая сторона будет соблюдать нейтралитет;
(3) стороны не будут примыкать к коалиции третьих стран, имеющей целью подвергнуть экономическому и финансовому бойкоту одного из участников договора.
Москве, кроме того, удалось убедить прибалтов, Румынию и даже Польшу подписать т. н. «протокол Литвинова», который вводил в силу принцип отказа от войны как метода решения межгосударственных споров, не дожидаясь завершения процедуры ратификации пакта Бриана-Келлога другими странами. Позднее СССР достиг договоренности с Литвой, Чехословакией, Югославией, Румынией, Турцией об определении понятия «агрессия».
Англичане в ту пору не уставали твердить: будучи империалистической державой, Британия не может не быть агрессивной.
Эти фланкирующие действия являлись органичной частью советской программы неделимой международной безопасности. Разрыв между накоплением орудий насилия и недекларативным противовесом им год от года разрастался. Конец мировой войны никак не приближал конца чумы милитаризма. Подрывными акциями и рейдами против Советского Союза воинственный дурман не исчерпывался. Причем раздел мирового сообщества на победителей и побежденных, на чистых и нечистых не отражал специфики назревавшего очередного передела сфер господства. Геополитика диктовала новое измерение пространства и времени.
Германия в веймаровском издании, повторим, не спешила стелиться под образцовых «демократов». Где выпадал шанс, она искусно играла на слабых струнах претендентов во вселенские поводыри и, случалось, с громким эхо. Рапалло 1922 г. или Берлинский договор 1926 г. тому подтверждение. Беспокойства в Лондоне, Париже и Вашингтоне добавляла чехарда в немецком высшем эшелоне — 14 выборов в рейхстаг за 14 лет (вдвое чаще, чем предусматривала конституция), 14 канцлеров. Теряйся, в кого инвестировать, не будучи уверенным, что на очередном разъезде Берлин не сделает своевольный привал. Непорядок. Устранить его могла только твердая рука.
Что касается США, известно — они положили глаз на нацистскую активность еще в 1922 г. Помощник американского военного атташе Т. Смит не преминул отразить в докладной о встрече с Гитлером браваду будущего фюрера — не дожидайтесь, когда вам придется столкнуться с коммунистами на поле брани, поручите нам разделаться с ними. В Вашингтоне сентенции будущего фюрера не оставили без внимания. Так или иначе, помимо «швейцарских» средств к нацистам потекли полновесные американские доллары. И чтобы они не пропали втуне, к Гитлеру пристроили Э. Ганфштенгля. Рожденный от немца и американки, выпускник Гарвардского университета, он был вхож в круг, где обкатывалась политика Соединенных Штатов. По окончании Первой мировой Ганфштенгль прибыл в родные пенаты, завел связи среди мюнхенской знати, деятелей культуры и искусства. Двери их салонов он разомкнул нацистам.
Обтесывание Гитлера, коим занимался Ганфштенгль, дало всходы. Что-то нашло отражение на страницах «Майн Кампф», над которыми подраставший фюрер корпел в 1924 г. Ссуды американца позволили превратить захудалый листок «Фёлькишер беобахтер» в общегерманский рупор НСДАП. Заслуги Ганфштенгля будут щедро оплачены. Он получит пост иностранного пресс-секретаря партии и руководителя отдела иностранной прессы в штабе заместителя фюрера. Ганфштенгль организовал контакт Гитлера с семейством Черчилля за полгода до того, как фюрер сделается рейхсканцлером[25].
В 1937 г. Ганфштенгль покинул фюрера и Германию. Исчез незаметно, испытывая, согласно легенде, тревогу за свою безопасность. Или Гитлер сбился с маршрута, на который его наставляли, и тогда из друга сделался врагом? Или Центр счел законченной возложенную на Ганфштенгля миссию? Финал необыкновенной карьеры американца свидетельствует сам за себя — спустя некоторое время однокашник Фр. Рузвельта по Гарварду станет советником президента США.
Подведем промежуточный итог. Нацистское движение обрело размах, и его предводитель покорил властные высоты не вдруг и не с тощей мошной. Сброс в небытие Веймарской республики и замещение ее «тысячелетним рейхом» не верно замыкать на недовольство вялой властью немецкого олигархического капитала, юнкерства и его отпрысков или на мировой экономический кризис.
Конец 20-х гг. отмечен нагнетанием международной напряженности. «Дыхание грядущей войны чувствуется повсюду», — подчеркивалось в декларации делегации СССР, оглашенной 30 ноября 1927 г. на заседании подготовительной комиссии Лиги Наций по разоружению. Британские консерваторы вкупе с администрацией США моделировали «решительное» нашествие на Советскую Россию. На него планировали подрядить с запада — Францию, Германию, Польшу, Латвию, Эстонию, Румынию, Венгрию, Югославию, остатки группировок Деникина, Врангеля, казачьих атаманов и с востока — Японию, а также Чан Кайши.
Межимпериалистическая рознь подкосила умысел. Разрыв Лондоном дипотношений с СССР не нашел подражателей (кроме Канады). Немцы охотно кассировали предоплату за будущие «подвиги». К 1930 г. на восстановление и модернизацию экономики Германии с внедрением технологий двойного назначения притекло из-за рубежа 28–30 млрд долларов. Немцы выплатили за тот же период репараций на сумму 10– 11 млрд марок. Баланс недурной. Однако роль галерных гребцов веймаровскую поросль не соблазняла, что продемонстрировала история с захватом КВЖД, совершенным Чан Кайши по подстрекательству Соединенных Штатов в 1928 г. Подробнее об этом чуть ниже.
Разразившийся в конце 1929 г. «великий кризис» развенчивал империалистическую систему как таковую. Вашингтон, Лондон, Париж пытались обуздать стихию, утоляя аппетиты хищников судьбами других народов. Разящий удар кризиса пришелся на его эпицентр. Промышленное производство в Соединенных Штатах сократилось на 46,2 %, национальный доход уменьшился вдвое. 17 млн человек потеряли работу. Для сравнения: в Германии спад производства составил 40,6 %, в Японии — 36,7 %, во Франции — около трети. Число лишившихся работы — 7,5 млн у немцев, около 3 млн у японцев. Над Англией кризис чуть расслабился, там производство уменьшилось на четверть.
Политический небосвод заволокли грозовые тучи. Впервые после войны Севера и Юга в США повисла на волоске гражданская система власти. Пронесло — недостало поруки меж заговорщиками. Иначе силовики оседлали бы Белый дом с необозримыми последствиями для Западного и Восточного полушарий.
Вспомним, что с кознями Москвы, «демпингом» советских товаров, производимых «принудительным трудом», связывали само возникновение кризиса. К «крестовому походу» против СССР под предлогом преследования религий взывал Ватикан. Военная хунта, унаследуй она гуверовские наработки, не стала бы мельтешить и почти наверное ринулась, увлекая «демократическую» челядь во все тяжкие. Между
