Делал доклад Микоян, затушевывал перемену курса и отделывался общими соображениями. Признал, что ввезли 15 млн. пудов хлеба, но будь больше золота, ввезли бы 100—150 млн. пудов. В прениях первым выступил тов[арищ], говоривший, что принятые решения носят на себе отпечаток сокольниковщины[429] — политика партии в деревне была не ленинской, существующая правая опасность в стране и в партии руководством замазывается. Требовал прекращения арестов и ссылок и возвращения оппозиции в партию. К концу выступления поднялся шум, при голосовании о продлении времени (после 15—17 минут речи) 12— 15 человек голосовало за продление. После него выступало еще 10 человек. Говорили о неправильном курсе на индивидуальное хозяйство, один — с производства — отметил наличие кулаков в волостных советских и парторганизациях. Другой, также с производства, говорил, что незачем сваливать на стрелочника, нужно ответственность за парт[ийную] линию взять ЦК. Сейчас повышение цен — уступка кулаку, что будет, если кулак еще раз нажмет. В заключительном слове Микоян начал и кончил выступлением первого товарища, говорил о необходимости учиться хозяйству у мужика, о том, что недобрали 70 млн. пудов хлеба. Разногласий в партии нет, а на вопрос, кто тянет к решениям XIV съезда, рассказал про письмо Фрумкина. При голосовании первый выступавший внес дополнение о прекращении репрессий и возвращении оппозиции в партию. Было решено дополнение не голосовать. Необходимо отметить ряд выступлений оппозиционеров по ячейкам (или оппозиционное выступление) — такие выступления были на 3 Швейной фабрике (Красная Пресня), где одна работница на цеховом собрании предложила вернуть оппозицию, мотивируя это тем, что сейчас партия приняла линию оппозиции. За предложение голосовало два, воздержалось 6, большинство против. В Первой Образцовой типографии оппозиционеры предложили резолюцию с требованием дальнейшего наступления на кулака, чистки низового аппарата, организации Союза бедноты, освобождения и возвращения оппозиции и т. д. За резолюцию голосовало 5 рабочих из 300 присутствовавших.
На Шаболовском трампарке было принято предложение оппозиционера (после его выступления) о пересмотре инструкции внутреннего распорядка. Создана комиссия во главе с оппозиционерами. В Миусском парке комиссию также возглавлял оппозиционер. На Богородском кожевенном заводе делегатское собрание выдвинуло оппозиционера в фабком — всякими неправдами администрация его отвела. В Богородске же на общем собрании рабочих Глуховской фабрики по докладу Угланова о самокритике выступили рабочие, которые говорили, что те, кто критиковал,— уже высланы.
На заводе Амо бюро ячейки сняло редактора стенгазеты за «преувеличения» в области самокритики. Стенкоры и многие другие рабочие остались недовольны снятием и выступили с критикой линии бюро и завкома. Завком и бюро ячейки обвинялись в поддакивании директору завода Лихачеву[430], в том, что они идут на поводу у директора. Вопрос всплывал неоднократно на собраниях и сильно волновал рабочих. Райком и МК поддержали бюро ячейки. Дело дошло до ЦКК, которое поручило Подвойскому провести обследование. Подвойский ходил по цехам и спрашивал рабочих, как там проходит самокритика. Рабочие отвечали, что самокритика дело хорошее, но только за нее выбрасывают с предприятия. На беседах, проводившихся Подвойским на заводе, выступали оппозиционеры и вскрывали сущность самокритики и методы ее проведения. В результате обследования заговорили о снятии всего состава завкома и секретаря ячейки. Секретарь предусмотрительно снялся сам под видом ухода на учебу. В начале сентября состоялось общее собрание ячейки, на котором выступил Угланов, открыто солидаризовавшийся с линией бюро, заявивший, что присходит травля хозяйственников, принимающая недопустимую форму. Он прозрачно полемизировал с Подвойским и говорил о недопустимости неделовой критики. Окончательное решение должно было быть вынесено МКК[431] (выделившей специальную комиссию), но назначенное на 7-е заседание МКК было отложено. Передают, что секретариат ЦК специально организовал обследование, чтобы иметь материал против МК (т. е. персонально против Угланова, которого Сталин рассчитывает заменить Кагановичем) .
Вторая поправка о немедленном сокращении производства водки и запрещении продажи ее в рабочих районах. Угланов: «Мы сами это проводим». Рабочие: «Тогда почему же не соглашаетесь принять поправку?» Председатель — опять без всякого голосования — объявил, что поправка не принята.
Третья поправка об активизации Моссовета, о большем вовлечении рабочих в работу Моссовета и о развертывании самокритики.
Многие рабочие перед голосованием ушли с собрания. Беспартийные рабочие, выступившие в прениях, говорили о самокритике так: «Рот нам затыкаете, дожили до того, что в цеху не можем говорить — сейчас же обо всем доносится секретарю ячейки. Если будете затыкать нам рты, мы все уйдем отсюда». Второй оппозиционер говорил о недостатках в области бытовой. В заключительном слове Угланов сказал: «Критиковать критикуйте, но не смейте разбрасывать листовки. За листовки мы будем брать за шиворот. Оппозиция говорит, что она спасет революцию. ЦК пытался уже проводить политику оппозиции, а какие результаты получились, вы сами знаете. Если бы оппозиция была во главе руководства, она пошла бы еще более вправо». В этом месте Угланову кричали: «Значит, ЦК ведет действительно правую политику?» После этого собрания среди рабочих наблюдается большое оживление.
