обратили мало.
Но Виктор и сам не знал, зачем заглянул по пути домой на этот полудикий авторынок — делать ему здесь было совершенно нечего. Денег в кармане не хватит даже на фирменные свечи, так что на роль солидного покупателя Рогов претендовать не мог.
Продавец из него тоже получился бы никудышный — старенький «москвич» стоит не дороже металлолома, а за покрышки из подвала теперь можно получить разве что в морду.
Впрочем, было на что и просто поглазеть. Вроде обыкновенный будний день, двенадцать часов, рабочее время — но на рынке все равно суета, гомон, толкучка.
Сменяют друг друга на вьезде и выезде иномарки, занимают места получше, вытеснив в кучу подержанные «жигули» и один-единственный затесавшийся к ним «москвич» сорок первой модели. Впрочем, есть ещё одно чудо техники — ушастый «запорожец», тоже в какой-то степени иностранный автомобиль. Справедливости ради стоит отметить, что все машины, без различия цвета, возраста и национальной принадлежности чисто вымыты и готовы к продаже.
Виктор приценился к нескольким авто, глянул на выписанные фломастером цифры и с грустью подумал, что в ближайшее десятилетие ему придется ходить пешком.
Протиснувшись сквозь толпу мужиков, он наискось пересек сквер с танком-памятником на пьедестале и прибавив шагу запрыгнул в трамвай.
До дома оставалась несколько остановок, и Рогов сел на свободное место — благо, других пассажиров почти не было.
Виктор просто ехал и ехал, стараясь ни о чем не думать. Настоящее казалось странным и страшноватым, будущего вообще могло не быть, поэтому Рогов воспринимал мир таким, каким он сейчас виделся из катящегося по рельсам трамвая. Усталый мозг отказывался, не хотел анализировать, делать выводы и прогнозы — он просто фиксировал картинки за окном и тут же сбрасывал их в отвал подсознания.
Случайные мысли цеплялись одна за другую, не оставляя следа и практической пользы. Почему-то вспомнилось: «Кесарю кесарево, а слесарю слесарево!»
Вагон подождал светофора на следующей остановке, хлопнул погнутыми дверями и покатился дальше, тренькая и переваливаясь с боку на бок. Поплыли мимо стеклянные, бесконечные ленты окон жилых кварталов, типовые универсамы, школы, кинотеатр.
Рогов помнил — когда-то он назывался «Веснушка». Виктор в детстве и ранней юности множество раз сидел в его темном, уютном зале. Что же тогда шло? «Зорро»… «Сломаная подкова»… Много было хороших фильмов.
Говорят, сейчас больше кино не крутят. Кончились утренники, затих ребячий шум и ворчание старой уборщицы в синем, выцветшем сатиновом халате… Только раз в неделю какая-то секта арендует зал для своих молебнов и проповедей.
— Жаль. Жаль, конечно, если правда.
Выплыл навстречу обшарпанный лайнер из стекла и бетона — здание Корабелки. Трамвай прошмыгнул мимо, как чумазый буксир под бортом океанского теплохода, робко тренькнул звонком, поприветствовал.
Виктор вышел на следующей остановке. Вдоль недавно прорытого, но так и не доведенного «до ума» канала углубился в парк, поднялся по тенистой аллее и очутился в квартале от своего дома.
«Вот сейчас приду, — подумал он, — и просто завалюсь спать. Выключу телефон, завалюсь на диванчик…»
— Привет, Рогов. А я тебя заждался. Ох, заждался! И не я один.
Виктор опешил. По телу его пробежала судорожная, холодная волна, отразившаяся в глазах непониманием и тревогой.
Прямо в лоб Рогову, снизу вверх, от бедра глядел вороненый ствол «макарова». Это, разумеется, исключало всякие возражения.
— В чем, собственно, дело? Что нужно-то от меня?
— Обьясню, — лицо участкового не выражало ничего, кроме серьезного и вдумчивого отношения к работе. — Обьясню! Только не здесь. Давай-ка отойдем…
В голосе и словах стоящего напротив человека Виктор не почувствовал ни злобы, ни даже законной радости удачливого ловца, на которого выбежал зверь.
— Куда отойдем?
— А куда хочешь, — продолжал удивлять участковый. — Хочешь, в кафе… Я бы, честно сказать, сьел чего-нибудь. А то ведь сутки тут из-за тебя толкусь, не жравши толком.
— В кафе? С этим? — Рогов кивнул на пистолет.
— Зачем граждан пугать? — Собеседник оглянулся и сунул оружие под мышку, в кобуру. — Мы же интеллигентные люди.
— А может, опять ко мне домой? — Бросил пробный шар Виктор.
— Нет, вот туда как раз нельзя! — Улыбнулся, будто остроумной шутке участковый. — Ни в коем случае нельзя.
Он ощутимо и настойчиво подтолкнул Рогова в плечо:
— Давай без глупостей? Пойдем. Нечего тут светиться. Сожрем чего-нибудь, посидим, покалякаем. Ты мне что-нибудь веселенькое раскажешь, потом я тебе…
— О чем рассказывать-то?
— Разберемся, Витя. Сам знаешь, есть о чем…
— Подожди, может быть…
— Не надо! Не надо кочевряжиться. А то ведь, ей-Богу пальну.
— Что же, — поверил Рогов. — Кочевряжиться не буду.
— И правильно. Сам же понимаешь, зла я тебе не желаю. Хотел бы повязать — повязал бы, «браслеты» в кармане.
— Нет проблем, Серега. Пока, правда, ни хрена не понятно, но пусть будет по-твоему.
И мужчины пошли, теперь уже рядом, в противоположном от дома Рогова направлении…
Зальчик на втором этаже торгового центра был размалеван «под кирпич»: над каждым столиком свое бра, стойка темного дерева, скатерти… Раньше здесь по выходным шумел довольно дорогой гриль-бар. Теперь шумит каждый день, но уже неизвестно что — какое-то не то питейное заведение средней руки, не то притончик сомнительный.
Едальня, одним словом… Главное, располагалась она совсем на другом конце района, у самого залива, и вероятность встретить здесь общих знакомых была тем самым сведена к минимуму.
Но все равно сели в самом темном уголке, за перегородкой. Участковый заказал «на двоих»:
— Не возражаешь, если угощу?
— Серега, вот теперь мне уже страшно, — хмыкнул Рогов.
— Почему?
— Такое начало… Не каждый ведь день старший лейтенант милиции обедом кормит.
— Капитан, — поправил участковый.
— Извини… Поздравляю!
— Спасибо, — рассеянно кивнул собеседник. Виктор подумал, что в штатском он выглядит таким же уверенным в себе, как и при милицейских погонах. — Что тебе взять?
Рогову было не до меню, он ожидал обьяснений, а потому только пожал плечами:
— Выбирай сам.
Для начала выпили по сто граммов водочки, закусили салатом из свежих помидоров, расслабились.
Потом участковый небрежно выкинул на стол несколько снимков:
— Глянь!
Виктор взял в руки фотографии, отшатнулся и выдавил из себя:
— Это не я сделал. Серега, это не я.
На верхнем снимке крупным планом было зафиксировано опрокинутое, в кровоподтеках и ссадинах лицо мертвого Пиккельмана.
