… В Мексике мужчины носят сомбреро с широкими полями — для того, чтобы во время тропического ливня под ними могла укрыться вся семья. Разумеется, в Панаме все носят панамы.
При том, что в Уругвае и Коста-Рике нет негров, и смотреть на них ходят в цирк за огромные деньги, в одной Бразилии негров больше, чем во всей Африке…»
Пролистнув ещё страницу, Рогов с облегчением понял, что пока ещё пребывает в здравом уме. Просто, автор очерка о путешествиях описывал распространенные в свое время географические стереотипы.
Виктору очень понравились рассуждения насчет экватора. Дескать, принято считать, что он разделяет земной шар пополам… Но так ли это? Люди вообще все любят делить пополам, в том числе и собственную судьбу: вот, мол, и первая половина жизни прошла. А сами понятия не имеют, откуда следует начинать отсчет, и где именно поставить точку. Легко разделить пополам деньги, сложнее — яблоко. Но можно ли поделить любовь, страдания, больную совесть или утраченную веру?
Рогов посмотрел на часы и стал читать дальше:
«… Не бывает одинаковых слез: есть слезы боли и смеха, горя и радости, слезы мужчины и слезы женщины, слезы ребенка. Горькие, соленые, сладкие, совсем безвкусные… Когда человек плачет, он очищается, обретает себя нового. Но за это обновление он плачет солью, вот почему слезы на первый взгляд кажутся одинаковыми.
Случается плачет не только невинный ребенок или проигравший сражение воин. Плачут пойманные за руку обманщики, воры, убийцы, трусы и предатели тоже заливаются слезами. Помните, сладкие слезы фальшивого человека — это опасный яд!
А раскаяние приходит только со страхом, нет его — нет и раскаяния…»
Виктор поморщился и неожиданно для самого себя потерял интерес к чтению. Закрыл журнал, сунул его обратно в сумку и повернулся к высокому, в половину стены, окну.
Вечерело.
Скупое, односложное предложение. Вечерело — и все тут! Не за что зацепиться, некуда пойти, некому жаловаться… Рогов почувствовал себя маленьким, беззащитным и одиноким настолько, что ему захотелось тут же исчезнуть из этого города, этого мира, из этой жизни.
Взлететь — и растаять навечно в густеющих сумерках.
— Все заодно…
— Что? — Встрепенулся дремлющий рядом дядечка.
— Нет, ничего. Извините.
Неприятным женским голосом ожила трансляция:
— Гражданин Циркачев! Вас ожидают у кассы номер три. Гражданин Циркачев…
Обьявление прозвучало для него — значит, Курьев уже на месте. Поднявшись, Виктор поправил ремень и плечом ощутил приятную тяжесть сумки: помимо документов, белья и некоторых необходимых на железной дороге мелочей, в ней покоился обернутый полотенцем обломок сабли.
— Привет, — у кассы, в конце короткой очереди, стоял знакомый уже человек со шрамом.
— Привет, — Рогов ответил на рукопожатие и пристроился сзади.
Курьев обернулся, и недавние враги схлестнулись взглядами. Недавние? Враги? Пожалуй… Но теперь между ними не могло быть ничего личного, только дело и общая цель впереди.
«Пусть пока так,» — прищурился Куря.
«Пусть пока так,» — стиснул зубы Виктор.
Потом изобразил улыбку:
— Чего припозднился-то?
— Билеты брал в Центральной. Вот: двадцать второй вагон, места пять и семь, оба нижние.
— Когда отправляемся?
— Через час.
— Это хорошо… — Рогов шагнул к освободившемуся окошечку:
— Девушка, будьте любезны на Минск, два билета в купе.
— Минский через двадцать минут отходит, — пояснила кассирша.
— Ничего, мы успеваем, — заверил её Виктор. Потом обернулся к спутнику:
— Паспорт давай!
— Зачем это? Ты чего чудишь? — Сдвинул брови Курьев, однако спорить не стал.
— Обьясню… — Рогов сунул в окошко деньги и документы. Получив билеты, он вместе с Курей отошел от кассы:
— Понимаешь, береженого Бог бережет. А небереженого — конвой стережет! Менты не идиоты, но и мы тоже умные. Поедем в Минск, оттуда в Чернигов. А уже из Чернигова автобусом медугородным прямо до Светловодска.
Виктор подхватил сумку и не дожидаясь ответа пошел к выходу на перрон:
— Покатаемся заодно. Мир поглядим…
— Чудишь, Циркач… Погоди-ка, я Болотову позвоню!
— Некогда, — обернулся Рогов. — Поезд уйдет. Поехали!
— Дай я хоть билеты свои сдам!
— Плевать. Оставь себе, не жадничай. — И не давая Куре отстать ни на шаг пояснил:
— Если на вокзал ориентировка пришла, то прежде всего менты куда кинутся? В компьютер, билеты проданные проверять! Ты билеты на чьи фамилии брал?
— На наши, — пожал плечами Куря. — Как велели…
— То-то! Ты билетик заранее купил, я — только что. Если и будут нас менты ждать, то на твоем Днепропетровском поезде. И пускай! Мы-то уже уедем.
— Толково, — усмехнулся Курьев.
… Вагоны Минского поезда отличались от «Красной Стрелы» — и вовсе не в лучшую сторону. Были они какими-то зеленовато-серыми и пыльными, с потрескавшимися кое-где стеклами и застарелым перекосом оконных рам.
Впрочем, внутри было относительно чисто и уютно. Занавесочки, коврики, теплый титан и даже пустая баночка для окурков.
Проводником у Рогова и Курьева оказался мужчина средних лет в заломленной на затылок фуражке и синем кителе. Мельком взглянув на билеты, он молча кивнул и вздохнул о чем-то своем.
До отправления оставались считанные минуты. Новых пассажиров на опустевшем перроне видно не было, поэтому проводник зашел в служебное купе.
— Простите, — обратился к нему Виктор.
— Я вас внимательно?
— Можно нам с приятелем сразу, прямо сейчас выдать белье? Очень хочется спать, день был сумасшедший.
— Нет проблем.
Рогов расплатился рублями — белорусских «зайчиков» у него, разумеется, не было. Затем порылся в кармане, вытащил сто долларов и сунул купюру проводнику:
— Пожалуйста… Если можно… Народу, вроде, немного, так что вы не подсаживайте к нам никого, ладно? Придумайте что-нибудь, если претенденты появятся.
— Нет проблем! — Значительно живее, чем в первый раз отреагировал мужчина.
— И постарайтесь нас до утра не будить.
— Спите спокойно. Вагон — могила! Не беспокойтесь, шуметь никому не позволим.
Виктор уже стоял в коридоре, когда проводник проявил инициативу:
— Может, чайку? Или ещё чего… для лучшего сна?
— Нет, спасибо, — начал было Рогов, но тут же передумал. — Послушайте, а водка есть?
— «Столичная», — кивнул собеседник. — Высший сорт!
— Давай бутылку.
