сразу же задумывается: а не хлопнуть ли по такому случаю рюмашку-другую?
Дальше — больше. Выпили, закусили… но вот уже внимание переключается на случайных попутчиц и единственное, что не позволяет обычно дорожным романам стремительно достигать кульминации — так это теснота и многолюдность, характерные для наших поездов.
Отечественные плацкартные вагоны, как, впрочем, и пригородные электрички вообще плохо приспособлены для интима. В связи с чем, скучающим пассажирам приходится ограничивать себя задушевными разговорами под водочку, под коньячок или даже под темный от соды, плохо пахнущий чай.
Трое временных обитателей хвостового вагона поезда дальнего следования, на борту которого красовалась эмалированная табличка «Санкт-Петербург-Кременчуг», от среднестатистических российских мужичков ничем не отличались и поначалу вели себя соответственно: глотали водку, спорили, горланили и громко хохотали по поводу и без повода.
Однако, на вторые сутки пути народ несколько притомился, и теплая южную ночь застала большинство пассажиров мирно дремлющими на занятых согласно железнодорожным билетам местах. Вместе с остальными затихли на полках бандит средней руки Тимур Курьев, товарищ Сергей Иванович Круг и Александр Губченко, известный также под кличкой Шурэн.
Окруженная со всех сторон звездами-малявками полная, медная луна бесцеремонно заглядывала через окно вагона. Сквозь прорехи в придорожных кустах мелькали подслеповатыми окнами крытые соломой украинские хаты, а на полузабытых Богом разъездах состав прощупывали острыми лучами фонарей какие-то люди в комбинезонах.
Уже далеко заполночь поезд сбавил ход, качнулся из стороны в сторону и проскочил очередную стрелку. Заскулили протяжно тормоза, после чего вагон, преодолев по инерции несколько десятков метров, замер напротив небольшого, но симпатичного здания вокзала. С улицы послышались голоса, ласкающие слух немногих проснувшихся россиян свежей мягкостью певучего украинского языка.
Курьев оторвал голову от влажной подушки:
— Какая станция?
— Вроде, Ромодан, — отозвался Сергей Иванович. — Еще часа три — и все. Приехали.
— А сейчас сколько?
— Начало третьего. Пятнадцать минут.
— Ох, твою мать! — Заворочался Курьев. — Тянемся по этой чертовой железке, как последнее дерьмо. Вонища вокруг, теснота…
Тимур приподнялся на локтях и вдруг обнаружил какого-то гражданина, примостившегося на краю его постели.
— А ну, пошел вон, петлюровец!
Гражданин от пинка рухнул на пол вагона, но тут же вскочил, как ужаленный, и заголосил:
— Чего ты пхаешь-то? Чего пхаешь?
— Мое место! — Рявкнул Курьев в ответ. — Какого хрена расселся?
— А чего такого-то? Где мне ещё сидеть-то? Все у вас тута занято, а мне домой, до Семеновки, пилить и пилить…
— Ты без билета, что ли?
— Проводник пустил… все так делают.
— Ладно, — смилостивился Тимур. — Садись уж. Только мог бы и разрешения спросить!
— Так я будить не хотел, — виновато признался попутчик. — Вы же спали.
— Это что, называется сном? — Курьев сел на постели и пальцем махнул вдоль вагона:
— Вон тот мудак наверху бздит всю дорогу! Черт его знает, чего налопался? Бабуля рядом рейтузы свои развесила, мне под самый нос. Ни выпить, ни пожрать — тошнить тянет!
— Потерпи маленько, — отозвался со своего места Круг. — В Кременчуге оттянешься.
— Номер приличный, с отдельным душем. Ветчинка, салатики… курорт! Передохнешь недельку. Или, может, поболее.
— А как же Циркач?
— Не гони. Успеется. Мы его пока сами пощупаем. — Сергей Иванович усмехнулся:
— Циркач твой, наверное, сейчас тоже не спит. Закатился с дружками в какой-нибудь кабачок, вроде «Ночной гавани» или «Молодежного», гуляет, касатик, по полной программе… Сдачу у официанток не берет никогда — фасон держит.
— Ладно. Недолго ему осталось, — скрипнул зубами Тимур.
— Надеюсь. Но пока придется подождать.
— Вы начальство. Вам виднее, — Курьев прикрыл веки и опять попытался заснуть.
«Украина, Ромодан какой-то, — думалось ему сквозь тяжелую, липкую полудрему. — А дальше что? Кременчуг? Светловодск этот засраный? И Витек с тесаком наготове? В прошлый раз меня не дорезал, так теперь… несет же нелегкая!»
Тимуру припомнилось все, что говорил про городок на берегу Днепра господин Губченко по прозвищу Шурэн. Панельные многоэтажки только в центре построены, а на окраине, у подножья холмов — несколько улочек частного сектора. Правда, есть ещё пляж общественный, и довольно известная зона отдыха возле реки: несколько туристических баз, рестораны, пристань. Вверх по течению плотина со шлюзом, а остальное все — глухомань деревенская.
— Слышь, Шурэн? — Окликнул спутника Курьев. — Спишь, нет?
— Сплю, — ответил Губченко.
— А как там у вас с экологией? Чернобыль не слишком надымил?
— Тебе-то что?
— Да не очень-то хочется изотопы ловить.
— Насчет изотопов не знаю. А так, вроде, чисто все.
— Нет у нас радиации, — подал голос Сергей Иванович. — Но поганого, может, нюхнешь.
— Чего это? — Удивился Тимур.
— В середине июля море наше зацветает. Рыба задыхается, всплывает кверху брюхом, а волны её на берег выбрасывают. Вонища в городе тогда стоит жуть!
— Это точно, — подтвердил Шурэн. — Но местные привыкли. Не замечают.
— И что же теперь? — Возмутился Тимур. — Респиратор покупать? Нет, мы так не договаривались…
— Можешь не покупать, — пожал в темноте плечами Шурэн, — но до середины августа дерьмом этим дышать придется. А в двадцатых числах ураган долбанет, денька три побушует, побесится, посверкает… Смоет ливнем всю нечисть — и снова благодать!
— Ну, брат, ты прямо, как прогноз погоды…
— В каком смысле?
— Врешь так же красиво!
— Он правду говорит, — вмешался со своей полки Сергей Иванович. — В наших краях ураганы в конце лета — практически, по расписанию. Да какие ураганы! Градом лупят так, что стекла в домах вылетают напрочь. Зато, после этого жара спадает, и зелени вонючей в море, как не бывало. Дышать приятно…
— Посмотрим, — оставил за собой последнее слово Тимур и перевернувшись на другой бок, опять попробовал заснуть…
Багровое солнце неуклюже сползало за море, а за ним текла по небу откуда-то с востока иссиня- черная туча. Изредка и пока ещё не опасно в глубине её посверкивали молнии. Ветер стих, и малахитовая поверхность моря была неподвижна: ни белого пенного пятнышка, ни намека на рябь…
Вдоль песчаного берега, возле самой кромки воды, шла величественной походкой златовласая обнаженная девушка. Время от времени, она протягивала ладони в сторону моря, приподнималась на носки, запрокидывала лицо — и казалось, девушка разговаривает со стихией на неслышном и непонятном постороннему языке.
Однако море молчало, и девушка двигалась дальше и дальше, вновь останавливаясь, и вновь умоляя его о чем-то. Неожиданно, она обернулась и поманила Курьева за собой.
