Гросвенф не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске приблизительное изображение самого себя. Через сорок семь минут, то есть за время, необходимое для того, чтобы сделать несколько десятков набросков, изображение птицы исчезло, а на его месте появилось изображение города. Оно было небольшим, и с первого взгляда казалось, будто город виден с удобной для обозрения высокой точки. Он увидел очень высокие и узкие здания, так близко расположенные друг к другу, что все находившиеся внизу, должно быть большую часть времени скрываться во мраке. Гросвенф подумал, что в этом сказываются привычки раннего периода развития. Он тут же переключился на другое. Он оставил без внимания индивидуальность зданий в своем желании охватить взглядом всю картину. Гросвенф хотел выяснить степень развития их машинной культуры, разобраться в принципах построения их коммуникаций, определить, был ли этот город тем, из которого велась атака на их корабль, или же нет.
Он не увидел ни машин, ни самолетов, ни автомобилей. Не было также ничего, что можно было бы принять за оборудование межзвездной связи, похожее на то, которое использовалось людьми, — на Земле подобные станции занимали несколько квадратных миль. Тем не менее, казалось вполне вероятным, что способ нападения не имел ничего общего с подобными машинами. Как только он пришел к такому выводу, вид изменился. Теперь он обнаружил себя уже не на холме, а в здании неподалеку от центра города. То, что составляло это прекрасное цветное изображение, подвинулось вперед, и он посмотрел вниз. Дух захватывало от разворачивающейся перед ним картины. И все же он успел подумать, что способ отображения ему непонятен. Одна картина сменяла другую почти мгновенно. Меньше минуты прошло с тех пор, как его рисунки на доске окончательно дали понять о его желании получить информацию.
Расстояние, отделявшее его от соседнего строения, было не больше десяти футов, но теперь он обнаружил нечто, чего не мог заметить с холма. На каждом уровне находилась дорожка в несколько дюймов шириной. По ним осуществлялось пешеходное движение птичьего порода. Прямо под Гросвенфом два существа двигались навстречу друг другу по одной узкой дорожке. Они, казалось, совершенно игнорировали тот факт, что она располагалась в ста или больше футах от поверхности. Они шли свободно и легко. Каждый развернул ту ногу, что находилась ближе к внутренней стороне дорожки и обогнул другого. По другим уровням шагали другие существа. Они проделывали те же хитрые маневры и двигались так же непринужденно. Наблюдая за ними, Гросвенф догадался, что их кости были тонкими, полыми и, по всей видимости, очень легкими.
Картина вновь изменилась, а потом еще раз. Место действия перенеслось с одной улицы на другую. Там он увидел, судя по всему, все возможные способы воспроизводства этих существ. На некоторых изображениях тела были настолько разделены, что ноги, руки и большая часть туловища были свободны. Другие были в том состоянии, в котором он их уже видел. И в каждой ситуации родитель казался безучастным к росту нового тела.
Гросвенф только попытался разглядеть внутренность одного из зданий, как картина начала исчезать со стены. Через мгновение город исчез совсем, а на его месте появилось двоящееся изображение. Пальцы изображения указывали на энцефало-аджустер. В его желании не приходилось сомневаться. Свою долю сделки они выполнили, настало время Гросвенфа выполнить свою.
С их стороны было наивностью ожидать, что он это сделает, но беда была в том, что он был обязан это сделать. У него не оставалось иного выхода, как выполнить свое обещание.
ГЛАВА V
«Я спокоен, я расслаблен, — произнес голос Гросвенфа, записанный на магнитофон. — Мои мысли ясны. То, что я вижу, может быть бесполезно для объясняющих центров моего мозга, но я видел их город таким, каким они его считают. Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным, расслабленным и чувствую себя непринужденно…»
Гросвенф нарочито внимательно выслушал запись и повернулся к Корите.
— Все так, — сказал он.
Конечно же, могло наступить время, когда он не был бы в состоянии сознательно выслушать запись. Но она все равно не пропала бы даром, и его слова даже отчетливее запечатлелись бы в его памяти. Все еще слушая, он в последний раз осмотрел аджустер. Все было так, как он хотел.
Корите он объяснил следующее:
— Я устанавливаю автоматическую отсечку на пять часов, но если вы опустите этот рубильник, — он указал на красную рукоятку, — то сможете освободить меня задолго до этого срока. Но воспользоваться им вы можете только в случае крайней необходимости.
— А что вы считаете случаем крайней необходимости?
— Возможность нападения на нас, — Гросвенф колебался. Ему бы хотелось назвать целый ряд подобных возможностей, но то, что он собирался делать, было не просто научным экспериментом. Это была игра не на жизнь, а на смерть. Готовый действовать, он положил руку на контрольный диск, но остановился.
Наступал решающий момент. В течение нескольких секунд совместный разум бесчисленного количества особей птичьего народа завладеет частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять его под свой контроль, как взяли под контроль всех остальных людей на корабле, кроме Кориты. Он был склонен считать, что ему придется противостоять группе умов, работающих вместе. Он не видел ни машин, ни даже колесного транспорта — самого примитивного из механических приспособлений. Он считал само собой разумеющимся, что они пользуются камерами типа телевизионных и догадался, что видит город глазами его обитателей. В подобных вещах телепатия была сенсорным процессом, таким же острым, как и само видение. Нематериальная духовная сила миллионов птицеподобных обитателей планеты могла преодолеть барьер скорости света. Они не нуждались в машинах.
Конечно, Гросвенф не надеялся, что сможет повысить эффективность своей попытки стать частью их коллективного сознания и воздействовать каким-то образом на него, но все же… Слушая запись, Гросвенф манипулировал диском настройки, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Он вынужден был делать это весьма осторожно. Даже если бы он и захотел, он не смог бы предложить чужим полной настройки. Такие интенсивные пульсации могут вызвать любое изменение в сторону здоровья, нездоровья, внутренних регулировочных процессов. Ему приходилось ограничивать своего реципиента волнами, которые можно было бы зарегистрировать как психологический эквивалент здоровья.
Аджустер наложил эти колебания на луч света, который в свою очередь перенес их прямо на изображение. Пока ничего не происходило, но Гросвенф и не ожидал дополнительных доказательств, так что он не был разочарован. Эллиот был убежден в том, что результат станет очевидным лишь тогда, когда произойдут изменения в лучах, которые они на него направляют. А это-он был в этом уверен-ему удастся распознать. Ему было трудно продолжать концентрироваться на изображении, но он заставил себя это сделать. Энцефало-аджустер начал явственно вмешиваться в его видения. Но Эллиот все так же твердо продолжал смотреть на картину.
«Я спокоен, я расслаблен. Мои мысли ясны…», — только что эти слова громко звучали в его ушах. И вот уже они исчезли. Вместо них послышался рокочущий звук, похожий на отдаленный гром. Шум медленно затихал. Он перешел в ясный шорох, похожий на шуршание крупных морских ракушек. Гросвенф увидел слабый свет. Он был далеким и тусклым, как будто пробивался сквозь слой плотного тумана.
«Я все еще контролирую себя. Я получаю ощущения через их нервные системы. Они — через мою».
Он мог ждать… Он мог сидеть и ждать, пока его мозг не начнет давать толкования тем ощущениям, что телепатируются их нервными системами. Он может сидеть здесь и ждать…
«Стоп! Сидеть! — подумал он. — Зачем они это делали?»
Тревога обострила его восприятие. Он услышал далекий голос, произносивший:
— Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным…
Внезапно он ощутил зуд в носу,
«У них нет носов, — подумал он, — по крайней мере, я не видел ни у одного. Следовательно, это зависит или от моего носа, или от какой-то случайности».
