стала проклеенной пачкой черной бумаги, в какую когда-то заворачивали непроявленные фотографии.
Разве не этого они оба подсознательно, не говоря вслух, боялись еще с того момента, когда Хью показалось (только показалось), что обложка больше не ослепительно белая?
Бог продиктовал Моисею Тору и заставил еврейского пророка запомнить и донести до людей каждую букву, каждое слово, каждую фразу и каждый, только Творцу понятный смысл.
Сейчас Бог явил людям свою новую Книгу — на время, чтобы новый Моисей успел запомнить и поведать человечеству, для чего людям жить в новую эпоху.
Положив черный предмет, который даже мысленно она больше не могла назвать книгой, на подушку, будто в витрину музея, Мария скинула обувь и с Хьюго стянула туфли, легла рядом, ощущая над головой черноту то ли бумаги, то ли собственного небытия, взяла Хьюго за руку, закрыла глаза и, должно быть, уснула мгновенно, потому что в следующий момент шла, держа любимого под руку, по центральному проходу длинного и высокого церковного зала, на хорах играл орган, а впереди, у алтаря, ждал священник, готовый соединить их жизни, чтобы они были вместе в радости и горе и умерли в один день.
Проснулась Мария от надоедливого звона. В комнате было светло, солнечный свет слепил глаза, и Мария пошла на звук. Звонил телефон, и Мария подняла трубку.
— Миссис Мюллер?
Мария не сразу поняла, что речь идет о ней. Это она миссис Мюллер? Так ее записал Хью… когда? Сколько времени прошло после того, как они вошли в номер и заперли дверь?
— Да, — сказала она.
— Прошу прощения, что напоминаю, но у вас уплачено до полуночи. Если вы хотите снять номер еще на сутки…
— Сколько сейчас времени? — спросила Мария.
— Девять часов сорок три минуты, — не удивившись вопросу, сообщил портье.
Значит, они проспали почти четырнадцать часов. Хью, свернувшийся калачиком, медленно повернулся, открыл глаза и приподнялся на локтях.
— Мистер Мюллер скоро спустится, — сообщила Мария, и портье, удовлетворившись информацией, пожелал доброго утра. В трубке щелкнуло.
Хьюго сел на кровати, свесив ноги, черный параллелепипед лежал у него на коленях. Мария подошла и села рядом.
— Мы опоздали на самолет, — сообщил Хьюго. Пальцы его гладили края бывшей обложки, он ожидал ощутить космический холод, но это была всего лишь черная бумага хорошего качества.
Они не разговаривали друг с другом. Любые слова казались лишними, потому что без слов было понятно, что нужно собрать вещи, одеться, положить в рюкзак черную стопку проклеенной бумаги и спуститься в холл, чтобы заплатить за дополнительные сутки и заказать билет на сегодняшний рейс.
Самолет вылетал вечером, и они весь день бродили по городу, зашли в кафе, чтобы молча поесть, несколько раз проходили мимо фотоателье Раттенбойма и длинного здания ФБР.
В самолете Мария обернула ноги Хьюго пледом и подложила под его голову подушку. Он заснул сразу и проснулся через час, когда колеса коснулись посадочной полосы.
В аэропорту было шумно, и они поспешили на улицу, где взяли такси. Сели на заднее сиденье, и водитель бросил на пассажиров вопросительный взгляд. Такой же взгляд поднял на Марию Хьюго, и она прервала затянувшееся молчание:
— У нас остались две копии, верно? Книга не пропала. Поедем к тебе.
Когда они вошли в квартиру, Хьюго поставил рюкзак у двери, медленно прошел в комнату и опустился в кресло, не глядя, как Мария спешит к столу, достает из ящика пластиковую папку…
— Ты знал? — растерянно сказала Мария. — Ты предполагал? Ты думаешь, что и второй экземпляр…
В папке лежала толстая стопка белой бумаги.
— Да, — кивнул Хьюго. — Можно, конечно, проверить, но это так.
Белая бумага лежала и во второй папке.
Хьюго сел перед ноутбуком и, нервничая, нажал нужные клавиши. Он знал, чего ждать, но надеялся… Всегда остается надежда. Надежда умирает последней.
Папка, в которую он записал отсканированные файлы книжных страниц, была пуста.
— Можно спросить, — пробормотал Хьюго. — Я посылал запросы и прикладывал файл со сканом страницы. Возможно…
Он знал, что это не так.
— Почему? — спросила Мария.
Она понимала, что Хьюго не мог знать ответа, — вопрос спросился сам собой.
— Потому, — сказал Хьюго, — что не могло быть иначе. Ответ показался Марии исчерпывающим.
— Книга, — поняла она, — в твоей голове. Вся. Как Тора — в голове Моисея, спустившегося с Синая к своему народу.
Хьюго покачал головой.
— Да, — сказал он. — И нет.
Почему-то Марии была понятна и эта фраза, отрицавшая сама себя.
Хьюго принес рюкзак и, достав черные листы, положил их на белые. Ночь легла на день.
— Мне должны позвонить, — сказал Хьюго. — Еще вчера должны были.
— Кто? — удивилась Мария. — Думаешь, позвонит Говард?
Покопавшись в рюкзачке, Хьюго нашел мобильный телефон.
— Вот голова… Я же выключил его, когда мы вошли в здание ФБР. Представляешь? А я еще удивляюсь, почему нет звонка.
Он включил аппарат, и звонок раздался почти сразу.
— Мистер Мюллер, наконец-то! — хриплый баритон был Хьюго не знаком, но он не ошибся, ответив:
— Прошу прощения, профессор Аллен.
Хьюго включил внешний динамик, чтобы Мария тоже смогла слышать.
— Книга у вас?
— Д-да, — протянул Хьюго, — но…
— Приезжайте, — не пригласил, а приказал профессор и даже не сказал — куда, полагая, что Хьюго сам это знает.
— Я… не один.
— Не имеет значения, — голос был нетерпелив. — Главное — привезите книгу.
— Кто это? — спросила Мария, когда Хьюго нажал кнопку отключения связи. — И почему он говорит, будто…
— Будто имеет право приказывать? Это профессор Генри Аллен, муж нашей директрисы, председатель попечительского совета библиотеки. Он ректор нашего университета, ты должна его знать, он подписывал твое назначение, а профессор имеет привычку лично беседовать с каждым, кого принимает на работу.
— Вспомнила, — кивнула Мария. — Наша, как ты говоришь, беседа продолжалась пятнадцать секунд. Я вошла, он встал из-за стола, высокий, стройный, с усами а-ля Пуаро и трубкой в зубах а-ля Черчилль. «Мисс Барбьери, — сказал он, — рад поздравить, вам у нас понравится, уверен». Кивком дал понять, что аудиенция окончена, я повернулась и вышла.
— В этом весь ректор, — улыбнулся Хьюго. — Резкий, но, говорят, хороший ученый. Я видел его раз пять или шесть. Первый — при таких же обстоятельствах, как ты. А потом несколько раз на заседаниях попечительского совета.
— Он хочет тебя видеть? Зачем?
— Нас, — поправил Хьюго. — Пойдем, ждать ректор не любит. Честно говоря, не понимаю, почему я сразу к нему не обратился. Нет, понимаю, конечно: мне и в голову не пришло, потому что я знал — больше пятнадцати секунд профессор слушать не станет.
