®
на стыке 8-й и 9-й Красных армий
Кстати, здесь правка идет не «белоэмигрантских» генералов, а советской книги красного командира Какурина.
Френкель — Шолохов
Тенденциозный характер изменения исходного текста в стремлении «улучшить», придать «еще большую революционность, прослеживается и во «френкелевских» эпизодах:
В конце ноября Каледин... подвел к Ростову несколько казачьих частей и батарей...
В конце ноября, когда он [Каледин] в первый раз попытался двинуть на революционный Ростов фронтовые части...
Антонов-Овсеенко — Шолохов
Углубляясь в процесс исправления заимствованного текста, Шолохов уже не останавливается перед прямым искажением и опошлением отдельных данных и характеристик.
Из казачьих частей выделялся своей боевой готовностью только 27-й полк, командиром которого был избран Голубов... В нем они увидели твердого, опытного военачальника.
Из числа выборных командиров выделялся вынырнувший откуда-то за последние дни войсковой старшина Голубов... сразу с жестковатинкой поставил дело.
Краснов — Шолохов
Во главе 28-го пешего полка стал бойкий и развратный казак Фомин
Яков Фомин, недалекий, умственно ограниченный казак стал во главе мятежного полка
На вопрос одного из членов Круга
Один из подхалимистых простаков делегатов задал вопрос...
Интересно, откуда вынырнул у Шолохова войсковой старшина Голубов, уж не из того ли боевого 27-го казачьего полка? Даже в этих, далеко не полных отрывках видна нивелировка сильных черт характера и высоких характеристик отдельных казаков.
«Единая и неделимая Россия»
Но не только в изложении фактов и эпизодов ошибается Шолохов, он искажает сам дух и смысл событий. Обратимся, к приезду в Новочеркасск миссии Бонда. Многие характеристики, которые Шолохов привносит в роман не только явно тенденциозны, но часто носят просто недостоверный или даже вымышленный характер.
Вот, например, известный своей доблестью и воинским уменьем один из лучших донских генералов, герой освободительной борьбы казачества в 1918—1919гг. генерал Мамонтов. Обрабатывая очередной заимствуемый фрагмент, в котором упоминается его имя, Шолохов специально добавляет от себя порочащие (и безусловно вымышленные!) черты:
«Вислоусый, пропойского вида генерал Мамонтов, обычно неряшливый, но на этот раз подтянутый...»
Особенно интересна и характерна в этом смысле сцена приема в атаманском дворце союзнической миссии, взятая из воспоминаний Краснова. Для того, чтобы ясно увидеть, как именно Шолохов изменяет содержание, проследим параллельно ее описание.
Едва только переводчик кончил переводить слова английского офицера, как Атаман при гробовом молчании всего зала отчетливо сказал:
— За великую, единую и неделимую Россию! Ура!
